Корабельные новости — страница 61 из 68

и комбинацией ощущала новый бюстгальтер. Каждый раз, когда она поднимала вилку, от ее запястий веяло изысканными духами с прилавка парфюмерного магазина, которые она тогда попробовала. Они смотрели друг на друга через стол. Сначала лишь мимолетно, потом взгляды становились все более долгими и пронзительными, предвестниками близости. Звенели бокалы. Масло таяло у них на ножах. Куойл уронил креветку, и Уэйви рассмеялась. А он сказал, что всегда роняет креветки. Оба заказали телячьи эскалопы. И еще бутылку вина.

Кино после такого ужина было явно лишним, но они пошли. Что-то о французе-затворнике, который, играя хлебным ножом, подглядывал за людьми сквозь подъемные жалюзи.

И наконец постель.

– А знаешь, – сказала Уэйви, ошеломленная и несколько помятая, лежа в огромных руках Куойла, – это тот самый отель, где мы с Херолдом останавливались в свой медовый месяц.



На следующее утро санитар сказал, что повидать старика нельзя. Он разбил стекло с фотографии пуделя и пытался всадить осколок каждому, кто проходил мимо. Пришлось дать ему успокоительное. Ни о каком его переводе в «Золотой век» не могло быть и речи.

37. Грузило

Узел «грузило»… используется для закрепления вершей для лобстеров. Его можно вязать либо шлагом, либо на конце. Протяните концы веревки через шлаг в коренной части веревки, туго затяните, и изгибы коренной части превратятся в петли.

Книга узлов Эшли


Несколько недель свирепого холода. Куойлу было тепло в свитере и анораке. Его старенький универсал плевался и стрелял, пока наконец не заглох окончательно неподалеку от редакции «Балаболки». Куойл вышел, уперся плечом в стойку передней двери и, поворачивая руль одной рукой, покатил машину, впрыгнул на ходу на водительское сиденье, повернул ключ зажигания, пытаясь завести мотор, переключил скорость. Мотор завелся на несколько секунд и снова умер. Машина медленно подкатилась к проржавевшему «Доджу» Билли и остановилась. «Наверное, бензопровод замерз, – подумал Куойл. – Может, у Билли найдется сжиженный газ?»

У Билли было две телефонограммы: два раза звонила директриса школы, где училась Банни, просила отзвонить ей немедленно. Он набрал номер, чувствуя, как сердце колотится в глотке. Только бы с Банни все было в порядке.

– Мистер Куойл, сегодня утром случилась неприятность с Банни. На перемене. Мне очень досадно это говорить, но она толкнула учительницу, миссис Ламбалл. Очень сильно толкнула. В сущности, сбила ее с ног. Она ведь крупная и сильная для своего возраста девочка. Нет, это не было случайностью. По всем свидетельствам, она сделала это намеренно. Нет нужды говорить вам, как расстроена миссис Ламбалл, она не может понять, почему ребенок ее толкнул. А Банни не говорит. Она сидит прямо напротив моего стола и отказывается разговаривать. Мистер Куойл, думаю, вам следует приехать и забрать ее. Миссис Ламбалл даже незнакома с Банни. Она не преподает в ее классе.

– Билли, я позаимствую твой пикап? У меня бензопровод замерз.



Банни перевели в другой кабинет, она сидела там в пальто и шапке, сложив руки, с пылающим, но решительным лицом.

На Куойла даже не посмотрела. Ни на что не реагировала.

У директрисы было лицо, покрытое легким пушком. Коричневый шерстяной костюм. Ногти – как сувенирные ложки. В руке карандаш, как будто она только что что-то писала. Голос властный, натренированный годами практики.

– В сложившихся обстоятельствах у меня нет иного выхода, кроме как отстранить Банни от занятий, пока она не объяснит свой поступок и не принесет извинений миссис Ламбалл. Ну, Банни, это твой последний шанс. Вот твой отец, и я хочу, чтобы ты в его присутствии честно во всем призналась. Скажи мне, почему ты толкнула бедную миссис Ламбалл?

Молчание. Куойл видел по лицу Банни: в ней клокотал такой гнев, что она не могла говорить.

– Пойдем в машину, я приехал на пикапе Билли, – сказал он мягко и кивнул директрисе, которая со стуком положила карандаш на стол.

В машине Банни разрыдалась.

– Ты толкнула учительницу?

– Да!

– Почему?

– Она очень плохая! – Больше Банни не сказала ничего, поэтому Куойл повез ее к Бити; в голове у него вертелось: ну вот, все начинается сначала.

– Миссис Ламбалл? – Бити вскинула брови. – Бьюсь об заклад на три булочки, что у тебя была причина.

– Была, – сказала Банни, едва сдерживая слезы.

Бити сделала Куойлу знак рукой и подтолкнула его к двери.

К полудню Куойл уже знал всю историю, рассказанную ему Бити со слов Марти.

– Миссис Ламбалл – запасная учительница, заменяет основных учителей, когда те болеют или уезжают на какую-нибудь конференцию. Сегодня она вела уроки в спецклассе, где учится Херри Проуз. На перемене она вывела всех на улицу. Бедный Херри, выйдя на холодный воздух, понимает, что ему нужно пописать. Он пытается объяснить это миссис Ламбалл. При этом все время подпрыгивает, ну, ты знаешь, как разговаривает Херри. А она не только не понимает его – а может, и понимает, – но еще и заставляет стоять смирно у стены, требует, чтобы он успокоился, и каждый раз, когда мальчик хочет объяснить ей, что ему нужно, издевается и толкает его обратно. Херри со слезами отходит назад, в конце концов не выдерживает, обмачивает штанишки и испытывает жуткое унижение. И тут является ангел мщения – мисс Банни Куойл, на полном ходу она таранит злую миссис Ламбалл прямо под коленки. Остальное известно. Если бы это была моя дочь, Куойл, я бы выдала ей медаль. Но в школе уладить дело будет трудно. Директриса и слышать не захочет о том, что виновата учительница. Учителей не хватает. Даже таких, как миссис Ламбалл. Так что директриса будет ее выгораживать.

Вечером Куойл позвонил тетушке, даже не предполагая, что она отреагирует так бурно. От возмущения тетушка верещала на другом конце провода, как морская чайка. На следующий же день она вылетела первым рейсом, ничто ее не могло остановить, и уже утром директриса наблюдала, как три поколения Куойлов решительно шагали ко входу в школу по замерзшей дорожке. Тетушка с новомодной прической, напоминающей шлем, Куойл, стиснув челюсти, и между ними Банни. Тетушка устроила страшный скандал, но Куойлу удалось сгладить ситуацию, он все разъяснил спокойным голосом, убедил директрису и Банни принести взаимные извинения и пообещать, что подобное не повторится. Директрисе это не составило особого труда, поскольку она знала, что миссис Ламбалл все равно в ближайшем будущем переезжает в Гранд-Фолс, где собирается открыть христианский книжный магазин. Банни же, которая все еще мерила события по детской шкале справедливости и несправедливости, извинения дались тяжело.



Повернулись какие-то колеса, сцепились какие-то зубцы. Как обычно, в субботу после обеда Куойл отправился к Элвину Йарку. Уэйви и дети – с ним. Уэйви оглянулась на заднее сиденье, посмотрела на Банни – не как взрослый смотрит на ребенка, проверяя, осознает ли тот свою вину, понял ли, что ему сказали, чистые ли у него ногти, застегнута ли куртка, надета ли шапка, – а как один взрослый человек смотрит на другого, взяла ее руку и крепко сжала.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказал Херри, всегда чутко чувствовавший настроение других.

По дороге в бухту Монашкиной сумы в машине установилось некое душевное равновесие, редкая гармония чувств, которая умиротворила всех пассажиров.

Уэйви с тетушкой Эвви дружно вязали крючками напольный коврик с узором из морских птиц, который скопировали из календаря. Уэйви достался буревестник. Банни с книжкой рассказов сидела в кресле-качалке у окна. Отсюда кот Йарка, если окно не было замерзшим, наблюдал за судами в бухте, словно те были водяными крысами. Саншайн и Херри вытряхивали игрушки из красного рюкзачка Херри. Хотя позднее Саншайн все же потянуло поближе к женщинам, ее привлекло мелькание блестящих крючков, подцеплявших шерстяные нитки и протягивавших их в петли, сплетавшиеся в кайр и блестящих мойв. Она чувствовала в носу щекочущий запах джутовой основы. Уэйви подмигнула ей. Саншайн придвинулась ближе, коснулась пальцем буревестника. Ей тоже ужасно хотелось попробовать.

– Вот так, – сказала Уэйви, накрывая своей ладонью ладошку Саншайн и захватывая крючком бледную шерстяную нитку.

Банни переворачивала страницы и гладила кота ногой, затянутой в чулок. Кот извергал потоки довольного урчания. Вдруг девочка подняла голову и сказала:

– Петал попала в автомобильную аварию в Нью-Йорке и не может сюда приехать. Потому что она больше никогда не проснется. Я могла бы ее разбудить, но это очень далеко. Поэтому, когда вырасту, я туда поеду.

«Интересно, что навеяло ей это воспоминание?» – подумала Уэйви.



В мастерской суетился Йарк. Снег был глубоким, по-прежнему бушевали штормы и бураны, но лед начал ломаться, тюлени заходили в заливы, треска и палтус метали икру, сельдь мигрировала. Он чувствовал перемену в природе, приток жизни и неизбывный с приближением весны зов природы. Добыть несколько тюленей. Или пострелять по айсбергам. Словом, позыв к движению. Но для этого глаза у него были слишком слабы, после снежной слепоты, которую он перенес двадцать лет назад, они слезились, и компрессы из чайной заварки, которые делала ему жена, не помогали. Именно поэтому он и вынужден был теперь работать в полутемном помещении.

За последние недели он, закрепив клиньями, встроил киль в донные блоки, отбалансировал и неподвижно закрепил остов лодки.

– Ну вот, теперь это уже на что-то похоже, – сказал он. – Сегодня мы разметим основные панели обшивки.

Своей потершейся и истрепанной рулеткой он стал измерять расстояние от верхней точки форштевня вдоль какой-то невидимой линии, продолжая что-то невнятно объяснять Куойлу. Подсчитал, где находится средняя точка длины корпуса, и заново пометил киль – на несколько дюймов ближе к этой средней точке. Потом измерил расстояние от старнпоста, чтобы вычислить положение гака. Куойл аккуратно сложил в ряд стамески и ножовки и посмотрел в запорошенное древесной пылью окно на покрытую льдом бухту. Йарк продолжал делать замеры, подсчитывая глубину свеса кормы от линии обшивки на основе правил и формул, которые держал в голове.