– Ничего, я и это переживу, – сказала тетушка. – Это всегда было моей сильной стороной – превозмогать беды.
– Я знаю, – сказал он. – Кое о чем из того, через что тебе пришлось пройти, я знаю.
– Эх, мальчик мой, ты этого даже представить себе не можешь.
Она покачала головой, вымученная улыбка застыла на ее лице. Эта улыбка иногда раздражала Куойла, вот и сейчас он не сдержался:
– Я знаю, что сотворил мой отец. С тобой. Когда вы еще были детьми. Старый кузен рассказал мне, Нолан Куойл.
Так он знает! У тетушки перехватило дыхание. Тайна всей ее жизни!
Не найдя, что сказать, она рассмеялась. Точнее, изобразила что-то вроде смеха. Потом, закрыв лицо руками, стала всхлипывать.
– Ну-ну, – приговаривал племянник, похлопывая ее по плечу, словно утешал Банни или Саншайн. И на этот раз он предложил ей выпить чашку чая. Ну почему он не придержал язык?
Распрямившись, она принялась за работу, делая вид, что ничего не произошло. И вот уже она снова сыпала идеями со скоростью, с какой Джек вспарывал рыбу.
– Мы построим новый дом – летний, как ты и сказал. Остальную часть года я буду жить в городе. Признаться, я давно об этом подумывала.
– Ну, сначала, прежде чем строить что-нибудь на мысу, нам нужно заработать денег. И я не знаю, сколько я смогу вложить в строительство. Я ведь хочу купить дом Берков.
– Деньги для стройки на мысу не проблема, – ответила тетушка. – Есть же страховка.
– Зеленый дом был застрахован? – Куойл не мог поверить. Он был не из тех, кто заботится о страховке.
– Разумеется. Я застраховала его первым делом, как только мы въехали в него в прошлом году. От пожара, наводнения, обледенения, от любой божьей кары. А это была именно божья кара, какой свет не видывал. На твоем месте я бы поинтересовалась у Берков насчет дома. Это будет хороший, просторный дом, как раз для вас с детьми. Ведь вы с Уэйви, как я понимаю, пришли к согласию? Хотя еще и не объявили об этом.
Куойл опустил подбородок, что можно было принять за кивок, и задумался, пока тетушка продолжала говорить:
– А у меня другие планы.
Она строила их на ходу, в процессе разговора. Теперь она не могла жить с племянником, которому известно то, что ему известно.
– Я подумываю о доме, в котором располагается эта мастерская. Хочу купить его. Он продается почти даром. Мне нужно расширить рабочее пространство. А на верхнем этаже очень удобное помещение и прекрасный вид на гавань. Там можно устроить чудесную квартирку. И жить я там буду не одна. Мейвис – Мейвис Бэнг, ну, ты знаешь Мейвис – хочет стать моей партнершей по бизнесу. У нее отложены кое-какие деньги. Мы обсуждали с ней это всю зиму. И это очень разумно, если мы будем жить прямо над мастерской. Думаю, так мы и сделаем. В каком-то смысле даже хорошо, что старый дом снесло.
Как всегда, тетушка уже вышла на передовую линию и устремилась вперед.
39. Сияющие колпаки
Существуют старинные узлы, которые все еще не учтены и не описаны, но до тех пор, пока веревка будет находить все новые и новые применения, будут возникать и новые узлы, которые пока не придуманы.
В бухте еще плавал паковый лед[97], напоминавший осколки битой ресторанной посуды, но лодка была готова. Последний завиток стружки упал из-под рубанка Йарка. Он отошел, похлопал по изящному деревянному борту, взметнув облачко древесной пыли размером с ладонь, – словно сам он был сделан из опилок. Замурлыкал свою песенку.
– Ну, вот и она, – сказал он. – Осталось покрасить – и можешь выходить на ней.
Пока Куойл и Дэннис, напрягая все силы, затаскивали лодку в автоприцеп, старик наблюдал за ними со стороны. Его часть работы была завершена. Заметив, что губы Йарка растянулись, и догадавшись, что за этим последует, Куойл опередил его, затрубив: «Никуда не годится “Жареный гусь”», и пропел песенку до конца, постепенно наращивая звук до тех пор, пока печальный напев не извлек сочувствие из его разгоряченной глотки. Старый Йарк воспринял это как знак благодарности и приветствия и еще с полчаса, привирая, травил им какие-то истории, прежде чем отправился пить чай. А песенка все еще ласкала ему слух и согревала уши, словно шапка, вытащенная из-за печи.
Блюдо жареной селедки с ломтиками бекона и картофельным пюре. Четверть банки горчицы. Бити, снующая взад-вперед, переступающая при этом через Уоррен Вторую, которая никак не могла решить, где бы ей хотелось провести всю жизнь: под скатертью, свисающей со стола, или рядом с обувью. Куойл и Уэйви были приглашены на ужин, который сопровождался добродушным смехом и похвалами угощению. Отварная капуста. И на сладкое – пирог с черникой и взбитыми сливками. К каждому блюду Куойл припадал дважды. Хотя от капусты и пучит.
Саншайн согнула селедочный хребет и пропела: «Березовый сок, смоляной шнурок, вишневое вино, очень вкусное оно». Банни и Марти сидели на одном стуле, держась за руки, каждая – с пакетиком конфеток-сердечек, сохраненных с Дня святого Валентина; девочки позволили себе съесть по одной: «Счастья в любви» и «Ты моя детка».
Дэннис был чем-то обеспокоен, он то и дело вскакивал из-за стола, выдвигал-задвигал ящики.
– Что с тобой? – спросила Бити. – Ты сегодня прямо как кот, которому прижгли задницу.
Дэннис посмотрел на нее обиженно, а Куойл прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
– Да не знаю я, жена. Вроде что-то ищу, только сам не понимаю что.
– Хочешь еще чаю?
– Нет-нет. Я уже напился.
Причины для тревоги тем не менее имелись. Неделями не было работы и не предвиделось, говорил он Куойлу. Трудно жить, постоянно переживая из-за денег, – будут ли они. Он устал от этого. Все было бы по-другому, если бы он мог понемногу рыбачить. Он снова встал, заглянул в чайник. Куойлу повезло, что у него всегда есть работа. А что, чаю больше нет?
– Но ведь это газета твоего отца, – сказал Куойл. – Разве ты не можешь в ней работать? Видит бог, мы бы нашли тебе применение. Нам очень не хватает людей.
Он стал размешивать сахар в чае, полчашки расплескав на праздничную скатерть.
– Господи, нет! Я скорее дал бы себе руки отрезать по локоть. Ненавижу иметь дело со словами – писать, читать и все такое. Для меня это все равно что мух давить. – Он показал свои натруженные руки. – Мы с Бити, – кивок в сторону жены, опустившей глаза в стол, – поговариваем о том, чтобы уехать в Торонто на год-другой. Я этого не хочу, но мы могли бы немного поднакопить, а потом вернуться. Там для плотников есть хорошая работа. А тут – ничего. – Он забарабанил пальцами по столу, что тут же привлекло внимание детей. Маленькие пальчики принялись изображать цокот копыт. Дэннис посмотрел на них строго. Но получилось неубедительно.
Бити и Уэйви, моя посуду, говорили про Торонто. Голос Бити был вялым, как мокрая тряпка. Что ждет их там? Понравится ли там детям? Может, лучше, чтобы не понравилось? Может быть. Может быть.
Куойл едва ли был вправе просить их остаться, но знал: если Баггиты уедут, они потеряют их навсегда, потому что даже те немногие, кто вернулся, изменились, как меняется нож, извлеченный из-под пепелища сгоревшего дома. Бедная Банни будет страдать, если придется расстаться с Марти. Как и бедный Куойл, если придется расстаться с Дэннисом и Бити.
Когда все начали зевать, Куойл на руках отнес в машину полусонного Херри, прикорнувшего на ковре в гостиной. Саншайн ухватилась за руку Уэйви, потому что было скользко. Собака первой запрыгнула в машину и перепробовала все места.
– Уэйви, – спросила Саншайн, – а если погладить рыбу утюгом, она станет такой же большой, как коврик?
– Думаю, даже больше, – ответила Уэйви. – Если ее развернуть.
Дэннис вышел их проводить. Когда Куойл, усадив Уэйви, захлопнул дверцу, с нее посыпалась ржавчина.
– И когда ты избавишься от этой рухляди? – Дэннис был мрачен. Он опирался о крышу машины, пока она не двинулась с места, и долго смотрел вслед задним габаритным огням. Потом перешел на другую сторону и уставился вдаль. Ничего не было видно, кроме перемежающегося электронного света маяка. Море расстилалось перед ним плоское, как доска.
Когда все заснули, Куойл приготовил себе горячую ванну. Зажав пальцами нос, погрузился в воду с головой. И испытал чувство благодарности. Судьба вполне могла предназначить ему бочку Натбима для патоки.
Выйдя из ванны, он растерся полотенцем, протер им запотевшее зеркало во весь рост, висевшее на внутренней поверхности двери, и осмотрел свое обнаженное тело, от которого на холодном воздухе шел пар. Увидел, насколько он огромен. Бычья шея, гигантская челюсть, тяжелые скулы, покрытые рыжеватой щетиной. Желтоватые веснушки. Широкие плечи и мощные руки, кисти, волосатые, как у оборотня. Влажная шерсть на груди и ниже, на выступающем животе. Крупные гениталии, ярко-красные от горячей воды, в гнезде рыжих волос. Бедра, ноги – как древесные стволы. Однако фигура его производила впечатление силы, а не тучности. Он понял, что находится в отличной физической форме. Только что перейден рубеж среднего возраста, и это его не пугало. Теперь было труднее сосчитать сделанные им ошибки – быть может, потому, что их накопилось слишком много, а может, потому, что они затуманились и почти не были различимы с нынешней дистанции.
Он натянул серую ночную рубашку, порванную под мышками и тут же прилипшую к спине. И снова испытал прилив радости. Совершенно беспричинной.
Он очнулся от сна, потому что звонил телефон. Спустился в кухню, наступил на грязную рубашку, которую бросил там накануне. Звонил Дэннис.
– Прости, что разбудил, но, думаю, ты должен это знать. Несколько минут назад позвонила мама. Он все еще не вернулся. Уплыл в четыре утра. Должен был вернуться к обеду. А сейчас уже десять часов вечера. Что-то случилось. Я сообщил в поисково-спасательную службу. Сейчас поеду к маме. Не зря меня весь день что-то глодало. Мы готовимся к худшему.