И вот тот настал. Адам тихонько встал с кровати, чтобы не разбудить Ребекку. Она спала на такой же зеленой, как и ее глаза, простыне, повернувшись к нему обнаженной спиной. С подушки спадали рыжие волосы, огненные, словно пламя. Казалось, ветра не было, дом, построенный брутером Кластера всего за час, плыл над морем на гравитационной подушке на высоте не более десяти метров. Легкого ветерка было достаточно, чтобы занавески по обеим сторонам от кровати раскачивались. Адам вышел из открытой спальни, прошел через балкон и сел на один из шезлонгов у перил, наслаждаясь тишиной. Некоторое время он рассматривал созвездия – вот Орион с его главными звездами Бетельгейзе и Беллатрикс, а вот и Ригель – яркие пятна космических станций и брутеров на орбите. Он думал о будущем, которое откроется перед ним завтра, и размышлял о том, как расточительно проводить годы на Земле, когда в Млечном Пути множество миров.
Наконец он отвел взгляд и посмотрел на часы, отмерявшие его смертное время, которые подарил отец на двадцатидвухлетие. Они шли назад, показывая, что осталось еще несколько часов.
Чья-то рука мягко легла ему на плечи.
– О чем ты думаешь? – спросила Ребекка и села рядом с ним.
– Я тебя разбудил?
Она улыбалась в лунном свете.
– Нет.
– Я думаю о завтра, – сказал Адам. – О том, что наступит завтра.
– Вечность.
– Когда-нибудь мы все умрем. Все. И бессмертные тоже.
– Возможно, через десять тысяч лет, – ответила Ребекка. – Или через сто. А может и миллион.
– Я не думаю, что человек может дожить до такого возраста: миллион лет!
– Почему нет? С завтрашнего дня тебе всегда будет тридцать, сколько бы лет ни прошло.
– Обследование останавливает старение, но не страхует от несчастного случая.
– В таком случае тебе просто надо быть осторожней.
Адам прижал часы к левому запястью.
То внезапно зачесалось.
– Мы, – произнес он. – Через два года ты станешь такой же, как и я.
Они вдвоем смотрели на серебряное море. В воздухе повисло напряженное молчание.
– Океан всегда великолепен, – сказала Ребекка, приобняв его.
– Да, он такой же бесконечный, как и космос. Я всегда помню о космосе.
– Ты не можешь иметь обе привилегии, – мягко сказала Ребекка. – Я говорю о космосе и о бессмертии. У всего есть цена.
– Знаю. Мне жаль, – Адам снова почесался и посмотрел на левую руку. При свете Луны были четко видны красные следы.
– Странно, – произнес он.
Ребекка посмотрела на его руку.
– Может, тебя кто-то ужалил?
– И кто же? Мы посреди моря, здесь нет насекомых.
– А на осмотре две недели назад ничего не происходило? – спросила Ребекка.
– Нет, ничего. – Адам пристально смотрел на красные пятна. Они продолжали чесаться.
– А вот и еще одно преимущество. Когда ты пройдешь обследование, то больше не будешь болеть, – сказала Ребекка. – Ты мне обещаешь?
Адам наклонился и посмотрел на нее:
– Что?
– Что завтра, когда ты достигнешь высот бессмертия, ты не забудешь нас, старых добрых смертных.
– Это зависит от ситуации, – сказал Адам.
– От чего именно?
Он встал, взял Ребекку за руку и повел ее в кровать.
Несколько часов спустя, на рассвете, Ребекка спросила:
– Где будет проходить твое обследование? Ты уже выбрал место?
– Давай я тебя удивлю.
Антарктис был единственным по-настоящему холодным местом на теплой планете Земля. Адам считал правильным выбрать центр обследования Кластера недалеко от Южного полюса.
– Мне пришлось немного заморозить себя, – сказал он, улыбнувшись.
Когда он вышел из лечебного центра, то уже не улыбался. Ребекка ждала его в гостиной в белом, как снег за окнами, халате.
– Что случилось? – спросила она, как только взглянула на него.
Адам подошел к ней и посмотрел на свои руки. Они были покрыты красными пятнами и дрожали.
– Адам?
– Механизм не работает.
К ним приблизились два сервомеханизма.
– Не нужна ли помощь? – спросил один из них.
– Нет, – ответил Адам, все еще продолжая смотреть на руки.
– Что это значит, Адам?
Он все слышал в голосе Ребекки. Она уже поняла, но не хотела верить.
– Механизм не работает.
Это звучит странно, невозможно. И тем не менее его губы произносили эти слова, и в том, что это правда, сомневаться не приходилось. Он своими глазами видел результаты исследования.
Известие настолько шокировало Ребекку, что несколько секунд она стояла молча. Затем наклонилась вперед, взяла Адама за руку, но почти сразу отпустила ее, словно боясь заразиться.
– Должно быть, это какая-то ошибка, – сказала она. – Дефект исследования. Подожди еще несколько недель, пройдешь обследование снова…
– Это омега-фактор, – глухо произнес Адам. Голос соответствовал его настроению: он был опустошен.
Он заметил, как за окнами кружились снежинки, гонимые холодным ветром.
– Машины говорят, что работают над ним.
Адам встал, повернулся и хотел уйти.
– Куда ты идешь? – спросила Ребекка.
Она подошла к нему, но не так близко, как раньше, все еще боясь заразиться.
– Я пойду с тобой.
– Нет, – ответил Адам.
Только сейчас он посмотрел на Ребекку, и его взгляд был настолько страшным, что она попятилась.
– Мне нужно время, чтобы все обдумать, – сказал он и вышел на улицу.
Там он стоял под холодными ветрами вместе с кружащимися снежинками и смотрел на подаренные отцом часы. Стрелки больше не двигались. Его старая жизнь остановилась, будто эти часы, а желанный новый этап так и не настал. Каприз судьбы и омега-фактор обокрали его. Адам закрыл глаза. Сейчас он больше всего хотел замерзнуть и превратиться в лед. Затем снял часы с запястья, бросил их на твердый камень и раздавил, прислушиваясь к хрусту механизмов.
Несколько дней спустя смертный Адам бродил по Центральному архиву недалеко от древних руин Мадида – комплексу зданий площадью двадцать гектаров в жарком мессетском нагорье на острове Ибберия. За окном нещадно палило солнце, разогревшее воздух до температуры почти пятьдесят градусов. Внутри стояла приятная прохлада, немногочисленные посетители, привыкшие к жаре, носили лишь легкие рубашки.
Адам должен быть здесь не один, Ребекка предложила составить ему компанию. Однако он еще не привел мысли в порядок. Слишком уж многое изменилось, встав с ног на голову. Ему пришлось заполнить возникшую внутри пустоту и пойти по новому пути, строить новые планы на ставшую очень короткой жизнь. Для этого ему нужно было пространство. Тут его мысли могли свободно течь, не пребывая в каких-либо рамках. Присутствие другого человека могло бы помешать этому. Он хотел продолжить отношения с Ребеккой, они подходят друг другу. Но он представлял себе, что впереди их ждут годы, десятки, сотни лет вечной жизни без старения и болезней. Через два года Ребекка получит бессмертие, и это неизбежно приведет к тому, что возникшая между ними пропасть станет глубже.
Он шел по длинным тихим коридорам, на стенах которых висели картины Веласкеса, Гойи, Эль Греко, Тициана, Каналетто, Дюрера, Тьеполо и других художников, более шести тысяч лет назад писавших исторические полотна. Их освещали лишь маленькие светильники, размером не больше кончика пальца, которые реагировали на присутствие людей, вырывая из темноты портреты и пейзажи. Адам остановился перед картиной Ван Гога «Автопортрет с отрезанным ухом» и вспомнил о том, что этот человек, живший более шести тысяч лет назад, умер в возрасте тридцати семи лет. Тем не менее своими картинами он достиг бессмертия.
В библиотеке взгляд Адама скользил по тысячам аналоговых носителей информации, знаменитым и менее известным книгам, написанным людьми, которые жили шесть, семь или восемь тысяч лет назад. Могилы большинства из них не сохранились, но уцелели их слова. Они тоже по-своему стали бессмертными, как и композиторы, чья музыка играет тысячи лет, скульпторы, чьи мечты и видения высечены в камне. Каждый нашел свой путь в бессмертие. Вероятно, они относились к тем немногим, которые, как и Адам, не получили ожидаемый подарок на свой тридцатый день рождения – вечную жизнь. Эти люди приняли смерть через восемьдесят, девяносто или, возможно, сто лет, капитулировав перед небытием.
Их имена были выбиты золотыми буквами на белой памятной доске в Зале воспоминаний, чтение которой занимало всего лишь час. Другие завещали себя после смерти коннектору, который сохранял их поврежденное дегенерацией нейронов сознание в виде цепочек данных и передавал в Центральный архив. Находясь в Зале воспоминаний прямо перед мемориальной доской и пользуясь одним из маленьких модуляторов, Адам слушал шепот Говорящих с Разумом, чьи тела давно умерли. Эти модуляторы вставлялись в ухо и посылали сигнал прямо в слуховую кору головного мозга.
Слушая голоса и читая имена, выбитые золотыми буквами, Адам думал о том, что, возможно, настоящее бессмертие – это память других. Может быть, человек становится бессмертным, когда он оставляет нечто после себя, что можно читать, смотреть и слушать.
«Нет, – сказал он себе несколько минут спустя, прочитав еще ряд имен, которые состояли лишь из пустых, безжизненных букв. – Подобные идеи лишь немного прикрывают отчаяние и дают слабое утешение. Бессмертие означает продолжение жизни в этом теле, в этом состоянии и самоощущении».
Он посмотрел на руки со множеством красных пятен и начал трястись. Внезапно в нем вспыхнул гнев – горячее, чем солнце снаружи. Как мир мог так поступить с ним? Как бессмертие, которое остается с другими на протяжении тысячелетий, могло обойти его стороной? Это был не страх смерти, черной тучей висевшей над его душой, а ощущение глубокой несправедливости. Что он сделал, чтобы такое заслужить?
Кто-то сел рядом с ним. Мужчина с серебряным лицом и длиным носом.
– Я вижу, вы чувствуете себя не очень хорошо, Адам, – сказал мужчина.
– Вы Аватар, не так ли?
– Да.
– Тогда вы точно знаете…