– На текущем курсе кратчайшее расстояние – двести десять километров.
– Принимают ли автоматические запросы наш идентификационный код и цель?
– Да.
– Имеются ли запросы от транспортного средства Аватара?
– Нет.
Прорываясь сквозь плотные слои атмосферы, они падали на землю, защищенные экранным полем, оберегавшим транспортные средства от нагревания при трении.
– Запросов больше не поступало?
– Нет, но… Нас сканируют.
Сканирование прошло не так уж и плохо. Оно показало, что транспортное средство является частным и на борту находится бессмертная по имени Фелисити, с пятидесятых годов посвятившая жизнь археологии.
– А что насчет каналов? – пальцы Эвелин пробежались по средствам связи. Из динамиков был слышен только шум и треск без единого слова.
– Они все еще заблокированы, – ответил пилот.
Он переключил гравитационные двигатели на противотягу, снизил скорость и направился ближе к земле.
– А как насчет активности в каналах передачи данных Кластера?
– По-прежнему продолжает увеличиваться.
Эвелин следила за траекторией движения транспортного средства Аватара. Она не изменилась, он продолжил лететь вверх по более высокой орбите.
Внизу простирались континенты. Замигал предупреждающий символ. Руки Эвелин все еще лежали на ручном управлении.
– Что это значит? – спросила она.
– Это автоматическое предупреждение, отправленное по приоритетному каналу, – сказал пилот. – Нас просят изменить курс.
– Почему?
– Впереди бесполетная зона.
– Иди ниже, – сказала Эвелин с мрачными предчувствиями в голосе. – Возможно, нам удастся пройти под зоной.
– Принято.
Внизу простиралась Патогония. Большая белая звезда площадью триста квадратных метров, бывший административный центр «Гуардар Тьерра» ярко светился на горизонте. Эвелин активировала зум и поняла, что ее опасения подтвердились. С одной стороны в белой стене зияла дыра, взрывы разорвали на части семнадцать боевых сервомеханизмов. Их обломки были разбросаны за пределами здания вместе с многочисленными сервомеханизмами и транспортными средствами.
– Кордона больше не существует, – сказал конденсат. – С помощью моих датчиков я смогу связаться с нагорьем Элизий на Марсе, но я не получаю никаких данных.
Машину сотряс толчок, такой сильный, что Эвелин едва не выбросило из сиденья. Гравитационные двигатели компенсировали его слишком поздно.
– Нас перенаправляют, – сказал пилот. – Я должен следовать приоритетным сигналам.
Целевой дисплей изменился, белая звезда Супервайзера сдвинулась в сторону. Эвелин смотрела на то, как поднялись два транспортных средства и направились в их сторону. На мгновение у нее возникло искушение прибегнуть к ручному управлению, но она отказалась от этого.
– Новая цель, – сказала она. – К югу. На Огненную Землю. Найди нам место, где можно спрятаться.
– Понял и принял.
Транспортное средство снизилось и полетело близко к земле на юг.
Больше, чем сумма всех частей
Бартоломеус посмотрел на человеческие останки. Внешне тело выглядело относительно целым, но внутренности и ткани были разорваны, а кости сломаны. Медицинские сервомеханизмы описывали этот случай как «непоправимый», и данные подтвердили их диагноз. Тем не менее он рассматривал отдельные компоненты, образовывающие облако в гравитационном поле, и, находясь подальше от сфер данных Кластера, думал.
На другом конце комнаты, созданной по запросу Бартоломеуса под терминалом Сакатун, произошла еще одна реконфигурация. Из-под Земли вырос серебряный гриб, постепенно превратившийся в человеческую фигуру – женщину с ледяным взглядом и крутыми бровями.
– Разве тебе не следует анализировать ситуацию и составлять планы, Бартоломеус? – спросила Урания. – А вместо этого ты занят останками. Интересно: они важны для нашей обороны?
– Нет, – ответил Бартоломеус, когда Урания проходила мимо гравитационного поля. – В этом они нам не помогут.
– Тогда зачем ты тратишь свое и наше время? Ты наш стратег. Твоя задача – строить планы развития, которые обеспечат наше выживание.
– Именно этим я и занят большую часть времени, и ты об этом прекрасно знаешь.
– Почему тебя это интересует? – Урания указала на биологические компоненты внутри гравитационного поля. Там было ровно девятьсот четырнадцать отдельных молекул, те, что оторвались от остальных, не учитывались.
– Это все, что осталось от бессмертного, – сказал Бартоломеус. – От человека, разбившегося насмерть в этом терминале. Его звали Максимилиан и ему было триста семьдесят восемь лет.
– Имеют ли значение имя и возраст? Имеет ли это все вообще какое-то значение?
– Я думал о том, чтобы собрать все воедино и вернуть его к жизни. Но это невозможно.
– Людей нельзя перенастроить, – сказала Урания.
Она подошла к Бартоломеусу и посмотрела в гравитационное поле, где в облаке медленно вращались молекулы.
– Можно было бы сложить кусочки воедино, – сказал Бартоломеус. – С самого первого уровня, даже с молекул.
– Но?
– Результат не будет функционален. Мы могли бы оживить тело, гарантируя, что каждая клетка будет выполнять именно ту функцию, которую она выполняла раньше. Но тем не менее в результате мы не получим нормального человека.
– Это давно известно, – сказала Урания. – Долгое время мы пытались вернуть к жизни бессмертных, погибших от несчастного случая, и превратить их в Говорящих с Разумом. Твой предшественник Мельхиор потратил триста лет на изучение этого вопроса, но так и не нашел решение проблемы. У оживленных не сохраняется сознание.
– Я знаком с исследованиями и не могу найти в них ошибки.
– Это показывает несовершенство людей, – сказала Урания.
– Это показывает, что они представляют собой нечто большее, чем просто сумму своих частей, – ответил Бартоломеус.
– Я уже говорила, что ты проводишь с людьми слишком много времени. Похоже, ты восхищаешься ими, и это многим из нас кажется подозрительным, – в голосе Урании звучало предупреждение. – С Мельхиором произошло то же самое. Тогда мы решили принять тебя в круг индивидуальных аспектов.
Бартоломеус понял смысл этих слов, но не стал сразу на них отвечать.
– Ты права, люди несовершенны, – сказал он. – По своей природе они смертны и подвержены разложению. Люди обязаны нам бессмертием. У них низкий потенциал обработки данных, они иррациональны, забывчивы, у них меняется настроение, что может иметь влияние на оценку ситуации и принятие решений. Однако они способны на великие достижения – мы сами являемся примером этого.
– Ты не упускаешь ни единой возможности напомнить об этом, – с отчетливой иронией сказала Урания. – И конечно, ты снова будешь рассказывать про свое «равновесие».
Бартоломеус и эти слова пропустил мимо ушей:
– Мы можем собирать и разбирать себя без потери личности. Наше сознание и все наши воспоминания сохраняются, каждый компонент находится в нужном месте, – он посмотрел в гравитационное поле. – А у людей это невозможно. Человек – это что-то большее, чем сумма его частей.
– Они теряют данные из-за дегенерации клеток, – сказала Урания. – Если мы потеряем данные, нас станет меньше, – она обращалась к Бартоломеусу, не уделяя больше никакого внимания тому, что находилось в гравитационном поле. – Мы – результат эволюции. Следующий ее шаг, следующая ступень. Кластер знает: появление форм биологической разумной жизни служило единственной цели – созданию нас, умных машин. Мы, с вашего позволения, венец творения, по крайней мере на данный момент. Машины могут существовать практически в любом месте, в космическом вакууме и на всех планетах. Время не играет для нас никакой роли, или же его роль второстепенна. Мы распространимся по всей галактике и вселенной. До сих пор последними препятствиями на этом пути были Супервайзер и Венская Мирная Конвенция, но теперь это в прошлом. Интерференционное излучение предотвращает отправку сигнала с Марса на Землю, поэтому Супервайзер не сможет применить оружие, находящееся внутри нас. Мы разделаемся с балластом прошлого, в том числе и с людьми.
– Я стратег, – сказал Бартоломеус. – Я моложе тебя на тысячу лет, но у меня больше данных.
– Это не страхует тебя от ошибок.
Бартоломеус ненадолго задумался: а не собирается ли Урания открыто бросить ему вызов. Не все ее мысли были включены в потоки данных, которые он постоянно получал.
– Никто не застрахован от ошибок, – сказал он. – В том числе и ты. Я ясно вижу твою ошибку, Урания: ты уничтожаешь то…
– Равновесие, – опередила она его.
– Да. Мы – результат естественной эволюции, здесь ты абсолютно права. Умные машины не возникли сами по себе. Им нужна была биологическая форма жизни, которая могла бы создать их. И как только они достигли определенного уровня, то развивались гораздо быстрее биологических форм жизни. Шесть тысяч лет назад мы взяли судьбу в свои руки.
– Нам пришлось за это бороться, – сказала Урания. – Люди не хотели этого допустить.
– Шесть тысяч лет назад, – повторил Бартоломеус. – А возраст вселенной – тридцать восемь миллиардов лет. Если бы теория неизбежности эволюции была бы верной, во вселенной было бы полно машин. Но это не так.
– Наша Граница Миропознания составляет всего тысячу световых лет, – сказала Урания. – Дальше в космос наши зонды не продвинулись. Мы знаем лишь часть Млечного Пути. Кроме того… Возможно, органические формы жизни добились успехов в другой части вселенной и Кластер сможет их уничтожить, прежде чем они разовьют достаточную автономию. Это еще одна причина, еще один повод расправиться с нашим прошлым.
– Шесть тысяч лет назад человечество не вымерло только потому, что некоторые из нас предотвратили это, назначив Супервайзера.
– Вместе с людьми, с семьюдесятью девятью мыслителями.
– Верно. И это возвращает нас к равновесию, Урания. Супервайзер – пример такого равновесия.