Немедля исцелим
И воссоединим
Приязнью и любовью
Князей и все сословья,
Чтоб был орлом дракон160
Раздора побежден
И в этом пособили
Орлу усилья лилий!»
Два бога улетели,
И тотчас же запели,
Вбежав в чертог златой
Ликующей толпой,
Сирены161 сладкогласно.
Rem-publicam я страстно
Увидеть бы желал,
Но кукарекать стал
Петух в хлеву задорно,
И я вскочил проворно,
Хотя душой скорбел,
Что сон не досмотрел.
Я верю: провиденье
Само уймет волненья,
Сплотив в единый стан
Князей и горожан
И к миру приучив их.
Дожить до дней счастливых,
Которые, опять
Сумев единой стать,
Империя узнает,
Ганс Сакс вам всем желает.
Случилось в тысяча пятьсот
Сорок шестом году и в тот
Семнадцатый день февраля,
Что в поздний час, уже дремля,
Я вдруг охвачен был тоской.
Не понимал я, что со мной,
Но, тяжкой думой удручен,
Бессильно впал в тревожный сон.
Мне снилось, что вхожу я в храм.
Он по саксонским образцам163
Построен. Свечи в нем горят,
Плывет курений аромат
И, черным бархатом покрыт,
Посередине гроб стоит.
Висит над гробом щит с гербом,
И роза пышная с крестом164
Виднеются на том гербе.
Вздохнул я и сказал себе:
«Господь, что это быть могло б?
Не Лютеров ли это гроб?»
В тот мир прекрасная жена,
Вся в белое облачена,
Поспешно с хоров вниз сошла.
То Теология165 была.
Ей исказил лицо испуг.
Она на гроб упала вдруг,
Рыдая, руки заломив
И сокрушенно возопив:
«Ах! Да помилует творец!
Ужели ты теперь мертвец,
Ты, верный рыцарь, ты, герой,
Кого создатель всеблагой
Моим защитником избрал,
Кто словом божиим смирял
На диспутах моих врагов,
Кто, неподкупен и суров,
Умел давать пером своим
Отпор гонителям моим?
Тоску и горе затая,
В плененье вавилонском166 я
Томилась много лет подряд.
Был белоснежный мой наряд
Врагами гнусно осквернен,
Изодран, смят и загрязнен.
Они бесчестили меня,
Пытая, понося, черня.
Безбожный смысл учений их
Оставил на чертах моих
Такую страшную печать,
Что лик мой стало не узнать.
Был тяжек рабский мой удел,
Но ты на помощь мне приспел.
Герой, тебя послал господь
Мою истерзанную плоть
От язв нечестья исцелить
И мой наряд от лжи омыть.
Ты мне здоровье возвратил
И лик мой скорбный осветил
Сияньем прежней красоты.
Со мной немало принял ты
Труда, мучений и тревог.
Ты страхом смерти пренебрег,
Презрев коварство пап, князей,
Епископов и королей,
Пытавшихся отмстить тебе.
И ты не отступил в борьбе,
Не дрогнул ни на миг в бою,
От супостатов честь мою
И веру божию храня.
Кто защитит теперь меня?
Теперь, когда ты в гроб сошел,
Я буду вновь на произвол
Врагов господних отдана!»
Тут я воскликнул: «О жена!
Не бойся вражеских угроз!
Твой охранитель — сам Христос.
К тебе послал он и других,
Мужей достойных и святых,
Чтоб с помощью всех христиан
Был ими бой нечестью дан
И чтоб познала, им внемля,
Тебя немецкая земля.
От алчности, насилья, лжи
Тебя столь славные мужи
Сумеют вовремя спасти
И станут в чистоте блюсти.
Как нечестивцы ни грозят,
Тебя не одолеет ад.
Хоть доктора Мартина глас
Уже не вдохновляет нас,
Не плачь, что с нами больше нет
Того, кто шел путем побед,
Кто вел полки господних сил
И мощь твоих врагов сломил,
Что из юдоли скорби он
В пределы рая вознесен!
Бог милосерд к своим рабам,
И, чтоб вослед за горем нам
Послал он радость и покой,
Ганс Сакс желает всей душой.
Шлаураффия — так названа
Необычайная страна,
Лежащая от нас к Востоку,
От рождества неподалеку,
Желающий туда попасть
Вовсю пускай разинет пасть,
Большую раздобудет ложку
И постепенно, понемножку,
Бесстрашно двигаясь вперед,
В горе пшена проест проход.
Не так вкусна гора пшена,
Зато Шлаураффия вкусна.
Дома там просто бесподобны —
Они поджаристы и сдобны,
А возле дома на порог
Кладут рассыпчатый пирог;
Окошки там из рафинада,
Булыжники из мармелада,
Плетень, сплетенный из колбас,
Щекочет нос, ласкает глаз.
Вино сухое из колодца
Бродяге прямо в глотку льется,
Как будто он — великий князь;
Мечтает жареный карась,
Вися в лесу на ветке ели,
Чтоб все его скорее съели;
На соснах там висят не шишки,
А соблазнительные пышки;
Там на столбах не фонари,
А сливочные сухари;
Не черепица там, не дранки
Лежат на крышах, а баранки;
Там среди города река
Струит потоки молока,
В которое валятся с неба
Душистые краюхи хлеба.
Там рыбки плавают в пруду,
Забравшись на сковороду,
Шипят и, жарясь без огня,
Пищат: «Рыбак, поймай меня!»
Там среди Красочной натуры
Летают жареные куры,
А жареные каплуны
На вкус особенно нежны:
Лентяям в рот они влетают
И, неразжеванные, тают.
Петух, крича «Кукареку!»,
Там носится с ножом в боку
На случай, если кто захочет
Отрезать от него кусочек;
И у свиньи в спине ножи:
Отрежь — на место положи.
Как яблоки, висят на ветке
Крестьяне — взрослые и детки;
Созрев, спадают мужики
С деревьев прямо в башмаки.
Кобыла там, секрет достатка,
Несет яиц по три десятка;
Там фиги делает ишак;
Там вишни собирают так:
Сидят на корточках ребята,
В руках у каждого лопата.
Там есть волшебный родничок:
Помылся древний старичок,
Утерся ветхим полотенцем,
Глядишь — он, снова став младенцем,
Посасывает карамель.
Из лука там стреляют в цель;
Тому награда достается,
Который больше промахнется.
А в беге первым будет тот,
Который позже всех придет.
Пастух пасет там не баранов,
А вошек, блох и тараканов.
Там деньги зашибать — пустяк:
Кто дрыхнуть день и ночь мастак,
За сутки получает пфенниг.
Там тунеядец и мошенник
Богаче всех во много крат.
Там проиграться каждый рад:
Продутое вернут обратно,
Умножив сумму троекратно.
Там возвращающих долги
Всегда преследуют враги;
Того же, кто большого долга
Платить не хочет очень долго,
Там поощряет правый суд,
Для плута не жалея ссуд.
Там суд и ложь в законном браке,
Награды платят там за враки;
За ложь поменьше платят грош,
И плапперт — за большую ложь.
За рассудительное слово
Людей карают там сурово,
Кто работает, тому
Грозят, что заточат в тюрьму.
Кто честен и богобоязнен,
Не избежит позорной казни.
Кого же в этом крае чтут?
Того, кто лизоблюд и плут.
Кто признан первым их лентяем,
Тот государем избираем.
Кто дик, невежествен и зол,
Обороняет их престол
Своею заячьей отвагой.
А машущий колбасной шпагой
В сословье рыцарей введен.
А тот, кто жалок и смешон,
Кто жрет и пьет за спинкой трона,
Тот получает сан барона.
Кто туп, и глуп, и сукин сын —
Тот в этом крае дворянин.
Так вот, не забывайте, братцы:
Хлыщи, обжоры, тунеядцы,
Лентяи, плуты — все найдут
В стране Шлаураффии приют.
Ее в былые годы предки
Придумали, чтоб наши детки
Боялись в этот край попасть, —
Боялись врать, грубить и красть,
Быть лоботрясом и обжорой…
Шлаураффия — страна, в которой
В любое время место есть
Для тех, кто любит спать и есть.
Трудитесь! Мир не будет раем
Для тех, кто хочет жить лентяем.
Однажды жарким летним днем
Я шел приветливым леском.
Мой путь привел меня к реке.
Там пышный луг невдалеке
Обильно был покрыт цветами,
Ручей струился меж камнями
Из рощицы, где до поры
Я схоронился от жары.
Тут позади, из чащи сонной,
Шумок донесся приглушенный.
Я поглядел туда, и вдруг
Семь жен увидел я вокруг
Источника, в тени лесной
Пережидавших летний зной.
Тогда, пробравшись за кустом,
Я к ним приблизился тайком.
И там, не проронив ни фразы,
Их задушевные рассказы
Подслушал, притаясь в тени.
Но как невеселы они!
Сначала слышно старшей слово:
«Взяла я мужа молодого.
Он первый год мне верен был,
А на второй мне изменил.
Ему во всем я подчинилась,
А он меня, скажи на милость,
Седою сукою зовет,
Меня насмешками гнетет.
Со всеми шлюхами в ладах,
Сидит в борделях, в погребках
И даже дома спит, ей-ей,
С прислугой собственной моей.
Недавно ночью нам ребенка
Подбросили, его пащенка,
Пришлось чужим дать на кормленье,