Чтоб сетку новую сплести,
Но чуть отыщешь уголочек,
Уже то дочка, то сыночек
Хозяйские орут опять.
Никак не мог я отыскать
Местечка тихого, но пряжи
Наткал за двух ткачих: ведь я же
Девицею когда-то был,
Так сам Овидий181 говорил:
Арахной назывался я.
Работа чудная моя
Самой Палладе досадила,
И вот богиня превратила
Меня, как видишь, в паука.
Неважно я живу пока.
Живя в домах богатых, тщетно
Хотел, чтоб сделалось приметно
Мое искусство, но всегда
Грозят мне гибель и беда.
Решил я богачей оставить
И к новой жизни путь направить…
Она ему: «Куда ж, мой свет?»
«Да в избу! — ей Паук в ответ. —
Я в уголку найду жилище,
Мух у меня там будут тыщи,
Я буду пожирней питаться
И мирной жизнью наслаждаться:
Едва ли кто за целый год
Там паутину обметет.
Работы там не занимать:
Пилить, колоты, косить и жать;
Не будут гнать меня оттуда,
В почете у крестьян я буду.
Издавна бают старики,
Что к счастью в доме пауки.
Я без помехи там к окну
Спокойно нитку протяну.
Свет проникает еле-еле:
Все стекла мухи засидели!
Досадно, правду говоря:
Томился в городе я зря!»
Подагра молвила: «Пустое!
У мужиков житье плохое;
От них бегу я не напрасно:
С невежами мне жить опасно.
У мужика мне никогда
Пощады не было. Беда!
Меня таскал он на работу,
А коль пущу в ногах ломоту,
Твердил, что ноги натрудил!
Со мной он жал и молотил,
Дрова возил, навоз таскал
И передышки не давал.
И так взопреет он, бывало,
Что по́том от него воняло.
А вонь такая мне вредна:
Я просто делаюсь больна!
Меня он мучил, даже бил
И редко досыта кормил.
Что ест он? Молоко, ячмень,
Горох да репу каждый день.
Пьет молоко иль просто воду,
А знаешь, я, Подагра, сроду
Такого кушанья не ем —
Изголодалась я совсем!
От этакой еды, питья
Не стало вовсе мне житья.
Сам Бахус182 ведь родитель мне,
И нрав мой вышел по родне:
Люблю я выпить, закусить,
Люблю я весело пожить.
А что крестьяне? Серый люд!
Они меня не признают.
От мужиков я выбираюсь…»
Паук ей: «Право, удивляюсь!
Где ж ты найдешь житье иное?»
Подагра молвит: «Э, пустое!
У горожан, дворян, попов
Мне стол и дом всегда готов.
Они умеют веселиться,
Играть, купаться, спать, любиться,
Еды у них на всякий вкус.
Уж там я ко двору придусь!
Меня уложат на кровать,
Я на перинах буду спать,
Меня укутают, согреют,
А ежели врачи затеют
Со мной бороться — назло им
Останусь дольше я с больным!
Чуть я немного ослабею —
Больной за прежние затеи
Берется, чтоб меня опять
Вином и яствами поднять.
Тогда я нажимаю снова —
Находят корчи на больного,
Вновь он лежит, не ест, не пьет,
Пока припадок не пройдет!
А я над бедным измываюсь,
Во все суставы забираюсь,
Но день за днем, исподтишка:
Сперва мала я и кротка
И только в пальце помещаюсь
И уж потом переселяюсь
В сустав побольше, подлинней,
И с каждым годом все трудней
Со мною справиться бывает!»
Паук Подагре отвечает:
«Как ты, пробравшись в дом, и мал
И неприметен я бывал.
Зимою я всегда скрываюсь
И по весне лишь появляюсь,
И вью гнездо, и мух тащу,
И малышей своих ращу.
А малыши как расплодятся,
Везде и всюду поселятся!
В чуланах, в комнатах, в ларях,
На окнах, лестницах, дверях
Развесим мы такие сети,
Что лучше нет на белом свете.
Так приходи ж в деревню к нам
И посмотри, как сладко там
У мужичонки мне живется!»
«Уж кто в деревню не вернется,
Так это я: там жизни нет! —
Подагра Пауку в ответ. —
Притом мне в городе чудесно:
Там богатей живет известный,
Его сегодня ж проберу:
На званом он сидит пиру.
Я так и вижу вина, яства!
Ему и мне одно приятство!
Меня он примет на кровать,
В шелка и пух положит спать!
Идем-ка, Паучок, со мною,
Я как-нибудь тебя пристрою!
Ведь я в чести у горожан!»
Паук в ответ: «Да что я, пьян?
Идти туда неосторожно,
Где головы лишиться можно.
Зато в избе не жизнь, а чудо:
Уж я не выползу оттуда!
А ты уж в городе цвети:
У богатеев ты в чести.
Никто из нас не прогадает!»
Ему Подагра отвечает:
«Ну что ж! Пусть так, пора идти!
Счастливого тебе пути!»
Паук в деревню побежал,
Подагра в город. Я видал,
Как поплелась она, хромая,
И я решил, не ожидая,
Бежать, ее опередить
И горожан предупредить,
Что к вечеру придет к ним в гости
Подагра, поедать их кости.
Мол, кто себя решил сберечь,
Того спешу предостеречь.
Петрарку183 помните всегда:
Работа, скромная еда
Подагру гонит и гнетет;
У богачей она живет,
Но коль богач не допускает
Излишеств, он ее пугает.
Беги, кто может, этой хвори,
Не то появится и вскоре
Она тебя живьем сожрет! —
Такой совет Ганс Сакс дает!
Забыл, в году каком,
В монастыре одном
Послушница жила,
Мила и весела.
Девицу Лизой звали
И знатною считали.
Ей нравился один
Красивый дворянин,
Но он не мог с девицей
Любовью насладиться:
Она-то взаперти,
Никак к ней не пройти!
Но способ наконец
Придумал молодец:
Не раз в тиши ночей
Он в келью лазил к ней,
И там они шалили…
Их шашни уследили
Монашенки случайно,
И вот раскрылась тайна.
Злодейки к аббатисе
Сейчас же понеслися,
Кричат: «У Лизы в келье
Дружок лежит в постели!»
Старуха не дремала
(Сама с попом лежала!),
И вот она в сердцах
Оделась впопыхах,
Штаны попа схватила,
На чепчик водрузила
Заместо покрывала
И быстро зашагала
Походкою сердитой
К преступнице со свитой.
Затем рыча, как зверь,
Она толкнула дверь,
И Лизы тайный грех
Открылся взорам всех.
Под возмущенья гул
Собрался капитул.185
Ослушнице — беда!
Не деться никуда!
Беснуется старуха:
«Ты тварь и потаскуха!
Ты что ж тут натворила?
Обитель осрамила!»
Но, выслушав укоры,
Подъемлет дева взоры,
И стали ей видны
На чепчике штаны.
«Ах, матушка, взгляните…
Да крепче подвяжите
Свой чепчик поскорей,
Он съехал до ушей!»
Тогда слова такие
Монашки остальные,
Услышав, осмелели,
Взглянули и узрели,
Что грех — соблазн для всех!
Ну и поднялся смех!
Старуха устыдилась,
За голову схватилась
И молвила: «Ну что ж,
Свой клад не сбережешь!
Хоть нам любить мужчину
Не велено по чину,
Пусть каждая девица
Отныне насладится
Любовью с молодцом,
И досыта притом!»
Тут блуд, не утаю я,
Пошел напропалую,
Ему предались с жаром…
Ведь говорят недаром:
Коль поп из игроков,
То и приход таков!
Вот то-то и оно!
Боккаччо уж давно
Писал об этом вам,
Мирянам и попам.
Карать людей жестоко
За мерзости порока
Достоин только тот,
Кто праведно живет.
Не то дождется скоро
Он срама и позора.
Напоминает сам
Ганс Сакс об этом вам!
Крестьянин бедный полон дум:
Ему понадобился кум.
Он было в путь, но к воротам
Подходит вдруг Всевышний сам
И вопрошает: «Ты куда?»
«Да кум мне нужен, вот беда!»
«Возьми меня», — господь в ответ,
Но мужичонка молвит: «Нет!
Ты делишь блага кое-как:
Один — богач, другой — бедняк!»
Идет навстречу Смерть: «А я
Не подойду ли в кумовья?
Коли меня захочешь взять,
То научу я врачевать,
И вскорости ты — богатей!»
«Коль так, нет кума мне милей!»
Вот и дитя окрещено.
Смерть куманьку твердит одно:
«Придешь к больному — так гляди,
За мною только и следи!
Коль в головах я у больного,
То ждать ему конца худого,
Но коли я в ногах стою,
Поборет он болезнь свою».
Раз заболел мужик богатый.
Пришел наш лекарь, кисловато
Взглянул, ответил на поклон,
А сам на кума — где же он?
Глядит — а он в ногах стоит.
Больному лекарь говорит:
«Дай мне двенадцать золотых,
И ты здоров». — «Не жаль мне их!»
Мужик поправился, и вот
О лекаре молва идет,
А тот знай лечит — всякий раз
Лишь с кума не спуская глаз:
Кум в головах — больной не встанет,
В ногах — опять здоровым станет!
Разбогател наш врач: за ним
Лишь посылают за одним.
Чрез десять лет — увы и ах! —
Смерть уж у кума в головах
Стоит и речь к нему ведет.
«Теперь настал и твой черед!»
Но лекарь просит погодить:
«Дай мне молитву сотворитиь!
Вот «Отче наш» прочту, — тогда
Уйду с тобою навсегда!»
Согласна Смерть: «Пусть будет так!»
Молиться принялся бедняк.
Но только первые слова
Он произнес едва-едва…
И этак молится… шесть лет:
Конца молитве нет как нет.