Теперь каждую среду и пятницу мы собирались на Седьмой линии Васильевского острова в маленькой комнате Потаповых. Это были такие славные, душевные ребята, что после окончания урока мы еще долго засиживались у хозяев, пили чай и говорили, говорили обо всем, что лежало на сердце. Особенно любили Галочку Потапову. Стройная, как девочка, мягкая, деликатная, она обладала удивительной способностью вовремя помочь, успокоить в трудную минуту. С ней делились своими радостями и горестями. Учили они нас добросовестно. К концу года мы уже довольно сносно могли объясняться с лоцманом, со стивидором, с таможенником и вести простенькие морские разговоры.
Зима проходила в трудах и заботах. Работа во Внешторгтрансе, Мореходка, английский заполняли все время. Я очень уставал, не высыпался, но бодрости духа не терял.
В марте в моей семье произошло большое событие. Родился сын. Мальчишку назвали Игорем. Я ходил важный.
Наконец наступил долгожданный момент. В мае начались государственные экзамены. Так они назывались в Мореходке. Если экзамены оканчивались успешно, мы получали свидетельства штурманов малого плавания, которые тут же могли менять на дипломы. Стаж у всех был. А там — прощай матросский кубрик. Ты становился четвертым или даже третьим помощником. Но до этого все-таки было еще далеко. Надо сначала сдать экзамены, а одно название их — государственные— указывало на то, что дело это серьезное. Но все кончилось благополучно. Ребята выдержали испытания успешно, играл джаз на традиционном выпускном балу, в нашем классе накрыли столы, и мы с чувством произносили тосты в честь преподавателей. Благодарили их за учение. Рядом сидели наши принаряженные жены и девушки. Они с восторгом смотрели на будущих штурманов и, наверное, думали: «Ну, теперь жизнь будет полегче!»
Нас пригласили в зал, где торжественно вручили свидетельства штурманов малого плавания. Начальник техникума пожал каждому руку, пожелал семь футов под килем, прогремел туш. Счастливые, мы расходились по домам. Как ни трудно было, а все-таки дипломы мы получим.
На следующий день я уже обменял свидетельство на диплом. Он в красивой синей коленкоровой обложке, на которой вытиснено золотом: «Диплом». Прыгаю через ступеньки, бегу с третьего этажа на первый, в отдел кадров пароходства, и нетерпеливо стучу в окошечко комплектатора. Створка открывается, и я вижу голову дяди Васи.
— За назначением, — говорю я и с гордостью протягиваю ему мореходную книжку и диплом.
Елизаров принимает документы, разворачивает диплом, читает.
— Штурманом стал. Молодец! — говорит он и отдает мне диплом обратно. — Только придется эту навигацию еще матросом поплавать. Судов мало, свободных ваканций нет. Вот так…
А я-то думал, что меня сейчас же пошлют помощником капитана… Мое праздничное настроение омрачено, но ненадолго. Пока Елизаров роется в документах, я думаю: «Ничего. Попаду на пароход, а там, может быть, и должность откроется. Такие случаи часто бывают. Кто-нибудь заболеет или в отпуск пойдет… Ничего».
— На «Мироныч», — говорит комплектатор и протягивает мне приказ. — Счастливого плавания!
Дверца захлопывается. Вот это да! Я попадаю на «Мироныч», мой первый пароход загранплаваний. Как-то там теперь? Наверное, многое изменилось и люди новые? Ведь три года прошло! Ну, посмотрим.
КЭБ
Я не ошибся. Команда на «Мироныче» сменилась полностью. Пароход передали Балтийскому пароходству, и теперь на нем плавали ленинградцы. Приняв мои документы, старпом отпустил меня, сказав на прощание:
— Вахту будете стоять с Богдановым, жить во второй каюте, заступите с восьми утра.
Я шел по коридору, придирчиво оглядывая подволоки, переборки, палубу. Все сверкало чистотой. Хорошие традиции Августа Нугиса не забыли. За судном ухаживали.
В каюте, у столика, на брезентовой раскладушке сидел матрос и что-то писал. Когда я вошел, он бросил перо, перевернул тетрадь и уставился на меня. Первое, на что я обратил внимание, были его брови. Необычайно кустистые, какие-то белые, густые брови. Уже потом я разглядел все остальное. Голубые с хитрецой глаза, высокий лоб, рыжеватые волосы. В общем его лицо мне понравилось.
— Богданов? — спросил я.
— Угадал. Богданов Виктор Демьянович. А ты, вероятно, мой новый напарник?
— Точно.
— Ну, давай располагайся. Ты с какого парохода сюда пришел?
Я рассказал о своих предыдущих плаваниях, не преминув многозначительно заметить, что кончил Мореходку и ношу диплом в кармане. Богданов засмеялся:
— «Аналогичный случай был с нашей коровой в Тифлисе». Знаешь такой анекдот? Я тоже штурман и тоже ношу диплом в кармане. С прошлого года ношу. Мест нет.
Я обрадовался. Партнер мне попался подходящий. Два штурмана найдут о чем поговорить. Скучно не будет.
— Ты давно на «Мироныче»? — спросил я Виктора.
— Второй рейс пойду.
— Как тут теперь? Я ведь на нем уж плавал…
— Пароход подходящий. Тихоход. Больше днев, больше рублев, как говорят. Ребята отличные, администрация чудесная… Слушай, тебе когда на вахту заступать?
— Завтра с утра.
Виктор нахмурился, глаза у него стали грустными.
— А мне сегодня с шестнадцати. Через два часа. Слушай, у меня к тебе огромная просьба. Выполнишь, а? — вдруг оживился мой партнер по вахте. — Я тебе этого не забуду. Выполнишь?
— Смотря что, — осторожно сказал я.
— Отстой за меня вахту, а? Понимаешь, — он доверительно склонился ко мне, — одно дело есть. Не приду сегодня — все пропало!
— Какое дело?
Виктор укоризненно покачал головой:
— Не догадываешься? Девушка… Ясно?
— Понятно.
— Так отстоишь?
— Да не знаю… Мне домой надо, вещи собрать, жена будет беспокоиться…
— Жена! — презрительно фыркнул Виктор. — Никуда она не денется. Знает же, что ты на судно пошел. Вещи успеешь собрать. Нам здесь стоять и стоять. Отстой, ну что тебе… Я потом за тебя отстою, когда тебе будет надо. Ладно?
— Ладно, — кисло согласился я.
Мне совсем не хотелось сразу заступать на вахту. Лидочка ждала меня, мы хотели вечером пойти в кино, а тут…
— Спасибо. Выручил. Я тебе этого не забуду. Виктор вскочил, ринулся к шкафу, вытащил из него костюм, ботинки, рубашку и лихорадочно принялся стягивать с себя рабочие штаны. Минут через пятнадцать он предстал передо мной свежевыбритый, надушенный, в белой рубашке и в английской пестрой кепочке, согласно тогдашней совторгфлотской моде.
— Готов, — удовлетворенно сказал он, оглядывая себя в зеркало. — Ты тут сиди, а я сейчас слетаю к старпому, спрошу разрешения на подмену, приду тебе скажу. Чиф разрешит. Не беспокойся.
А я и не беспокоился. Лучше бы он не разрешил, тогда я пошел бы домой. Но старпом разрешил. Вить ка помахал мне на прощание рукой через иллюминатор и скрылся. Заступать на вахту было еще рано. Я осмотрел полку с книгами. Стихи Есенина, Маяковского, астрономия Хлюстина, учебник навигации… Я полистал справочник штурмана, прилег на голую, не застеленную еще койку. «Черт меня дернул согласиться, надо было…» — подумал я, но тут дверь распахнулась и в каюту влетел парень с развевающимся полосатым галстуком, в шляпе на затылке.
— Витька где? — не здороваясь, спросил он.
— На берег ушел.
— Как на берег? Ему же на вахту с шестнадцати.
— Я за него буду стоять.
— Ты что, новый матрос?
— Ага.
— Мое фамилие Экстерович. Слышал, наверное? Женька Экстерович?
Я поглядел на его оттопыренные уши и круглые серые глаза.
— Чапаева вот знаю, а Экстеровича, извини, нет, — сказал я.
— Плохо знаешь кадры пароходства, друг. Ну, это не важно. Ты меня должен выручить. Кровь с носа, в Одессе так говорят. Станешь за меня на вахту с ноля. Понял? А я за тебя следующую отстою. Договорились? Вопрос жизни. Понял?
— Девушка? — насмешливо спросил я. Но он не уловил моей иронии.
— Провидец! Верно. Понимаешь, вчера в Саду отдыха… спас ее. Пристала к ней какая-то шпана, ну, я вступился. Тут еще несколько человек за меня. Одним словом, Лерочка, так ее зовут, со мной осталась.
Плачет. Ну, поужинали вместе, проводил ее… Сегодня обещал с ней за город поехать. Понял? Ты бы только видел! Богиня! Блондиночка, ножки точеные, фигура… Может быть, даже женюсь.
— Что? — я обалдело поглядел на Женьку. — Женишься?
— А что ты думаешь? — мечтательно сказал Женька, он весь лучился, сиял. — Такие женщины встречаются раз в жизни. Человек проходит мимо своего счастья… Прошел, не заметил — и все… Какая у нее душа! Судьба трагическая… Тебе только рассказать— не поверишь. Ну, ладно. Я побегу к старпому, скажу ему, что ты за меня встанешь с ноля…
Я возмутился бесцеремонностью этого парня и сердито сказал:
— Можешь не ходить. Стоять за тебя не буду. Ты, вообще, соображаешь что-нибудь? Кто же три вахты подряд разрешит стоять? Да и с какой стати? Что я вам — козел отпущения?
Женька сразу погас. Он швырнул шляпу на койку, сел на раскладушку.
— Это ты прав. Три вахты не разрешат. Я как-то не учел. Как же быть? Эх… — Он с яростью потер свой нос. — Витька опередил меня. Приди я к обеду, ты бы меня подменил. Не везет.
— А ты бы своего напарника попросил.
— Своего напарника? Он не встанет. Я ему уже и так две вахты должен… — Женька осекся, поняв, что сказал лишнее. — Ладно, ничего не поделаешь. Поедем за город в следующий раз. Побегу. Должен все ей сказать. Пока. Я тебя сменяю. Буду как штык в ноль часов, — и, схватив шляпу, Женька выбежал из каюты.
Конечно, в ноль часов он на вахту не пришел. Я топтался у трапа, наверное, не меньше часа, проклиная в душе и Женьку и его Лерочку. Женька подкатил к судну на такси. Он пронесся мимо меня, срывая на ходу галстук, воротничок, пиджак. И через пять минут появился на палубе, волоча за собой плохо натянутый сапог, в ватнике и шапке.
— Можешь быть свободным. Все в порядке? О'кей. Ты меня извини. Так получилось. Понимаешь, Лерочка…
Вероятно, он рассказывал бы мне о своих приключениях всю вахту, да я не стал его слушать. Надо было выспаться.