глаза. Он схватил меня за руку.
— Очень интересно, — не дожидаясь моего вопроса, сказал он. — Очень. Я не знаю, как там у вас в книге. Надо хорошо показать людей. Вообще, море — такая широкая тема… Стоишь на мостике, кругом океан, судно монотонно кланяется волнам… Мысли переполняют голову. Рождаются сотни сюжетов. Хочется заглянуть в глубину человеческой души, узнать, что движет ею, какая сила поднимает ее до героических свершений или заставляет делать подлости — долг, любовь, жадность, ненависть?..
Старший лейтенант закурил новую сигарету.
— Если бы вы знали, как мне хочется написать что-нибудь. Написать о человеке, о его мыслях и переживаниях… Вам не надоело меня слушать?
— Нет.
— Я не люблю описаний. Какая-нибудь маленькая яркая деталь должна дать представление о человеке. Писать бы, как Чехов! Вот, по-моему, вершина, к которой должен стремиться писатель…
Поезд летел в темноту. Коридор опустел. Двери купе закрылись. В вагоне давно наступила тишина, а мы все стояли и говорили. Вспоминали прочитанные книги, литературных героев, критические статьи, напечатанные в газетах. Старший лейтенант по-настоящему любил и понимал литературу. Мы разошлись, когда за окном начало светать.
На следующий день несколько сконфуженные вчерашние оппоненты явились ко мне в купе.
— Вы извините, пожалуйста, за нелепую защиту нашего превосходства. Мы очень уважаем торговый флот и знаем, какую неоценимую помощь он оказал во время войны, да и вообще… Извините и давайте выпьем «на мировую».
Я понял, что это старший лейтенант убедил товарищей прийти с повинной. Остальные шесть дней пути прошли мирно и весело. Когда поезд подошел к Ярославскому вокзалу в Москве, мы расстались друзьями. Пожимая мне на прощанье руку, старший лейтенант говорил:
— Обязательно прочту вашу книжку. Обязательно. Буду ждать ее выхода с нетерпением. Прочту и напишу вам о своих впечатлениях.
…Книжка вышла. Я с волнением ждал читательских отзывов. Вскоре они начали приходить, но письма от моего попутчика, старшего лейтенанта, не было. Я подумал: «Не понравилась. Не хочет обижать…»
Прошло шесть лет… В этом северном порту редко появлялось солнце. На черных скалах в ложбины забился грязноватый снег. С трех сторон бухту прикрывали острова, но когда ветер дул с севера, она сердито пенилась. На рейде покачивались суда, поскрипывали якорные цепи, ночью корабли зажигали желтые уютные огни, и уходить из каюты не хотелось. Иногда сыпал снег или шел колючий холодный дождь.
Теплоход, которым я командовал, тоже стоял на рейде в ожидании улучшения ледовой обстановки в проливе Вилькицкого. Мы шли в Тикси, а пока вынужденно бездельничали. Я сидел за книгой, когда вахтенный матрос приоткрыл дверь и доложил:
— Там вас какой-то товарищ спрашивает. Провести?
— Непременно.
В такой обстановке каждый гость был желанным. Через минуту в каюте появился мой дальневосточный попутчик — старший лейтенант. Хотя мы не виделись с ним шесть лет, я сразу узнал его. Он стоял, держа в руках шапку-ушанку, на лице и длинном носу таяли крупные снежинки, из воротника серого свитера вылезала кадыкастая шея. Он радостно улыбался.
— Очень хотел вас видеть, очень, — сказал он, пожимая мне руку. — Черт знает, где встречаются люди. Правда?
— Действительно. Как вы сюда попали, в это обиталище ветров? На каком судне?
— Со съемочной группой Ленфильма.
— Вот тебе на! Моряк и пошел работать в кино. Кем же? Оператором?
— Хуже, — засмеялся старший лейтенант. — Написал сценарий. По нему и снимают.
Я сделал большие глаза.
— Должен вам признаться, что с морем как штурман я пока покончил. Но не навсегда. Буду еще плавать.
— К чему же такой перерыв?
— Да вот стал профессиональным писателем. Я удивился еще больше.
— Здорово! — искренне воскликнул я. — Значит, записали несколько книг?
— Написал.
— О море?
— В основном о людях. Ну и о море, конечно.
Он вытащил из кармана маленькую книжку в голубом переплете и протянул ее мне.
— Однако подождите минутку. Вот вам я обязан дать ее с автографом…
Старший лейтенант выдернул из кармана перо и крупным размашистым почерком написал на заглавной странице: «А вы знаете, я рискнул начать писать только после того, как увидел вашу книжку на прилавках магазинов».
— Неужели?
— Правда. Прочитал вашу повесть и решил, что, может быть, сумею написать так же. Исписал кипы бумаги. Сначала шло плохо, а потом получилось. Много работал. Поэтому и не послал вам письмо. Прощаете?
Старший лейтенант был оживлен, полон творческих замыслов, планов. Я глядел на него с завистью. Как только гость ушел, я принялся читать подаренную мне книгу. Он написал ее не «так же», а лучше. О людях. Ну и о море, конечно.
Кто это был? Хороший, ныне известный писатель Виктор Конецкий. Автор сценариев «Путь к причалу», «Когда позовет товарищ», «Завтрашние заботы» и нескольких хороших книг. Вот как иногда бывает в жизни!
«Ледовое побоище»
Вот уже больше десяти дней тридцать восемь речных судов, следовавших на Лену, стоят в бухте Южная, у похожего на гаечный ключ острова Тыртов. Это уже глубокая Арктика. Следующий этап нашего плавания— пролив Вилькицкого. Он всего в ста двадцати милях от Тыртова. Близок локоть, да не укусишь. Пролив непроходим. Он закрыт многолетним, тяжелым льдом. Не пришлось бы возвращаться обратно и зимовать на острове Диксон или в Подтесове на Енисее.
Мы пришли к острову Тыртов в надежде на то, что подуют южные ветры, лед отожмет от мыса Челюскина, образуется узкий проход и караван сумеет проскользнуть в море Лаптевых. На это надеялись синоптики из штаба проводки Севморпути на Диксоне. Но, как назло, вот уже месяц дуют норд-осты. И все-таки мы упорно ждем.
Остров Тыртов пустынен. Низкий берег покрыт снегом. Кругом ни души. Белое безмолвие. Уже семнадцатое сентября. Температура воздуха быстро понижается. Поздно. Полярное лето на исходе. По утрам в пожарных ведрах замерзает вода, палуба покрывается тонкой корочкой льда. Часто идет снег. Тогда суда становятся похожими на елочные игрушки. Снег на мачтах, на шлюпках, на релингах.
Все чаще в вантах гудит окрепший норд-ост, и закрытая бухта ершит свою спину. Иногда к борту подплывают прозрачные льдины, трутся о железо бортов» шуршат…
Начальник экспедиции держит свой вымпел на «Озерном-82». Командует судном Алексей Анисимович Башко. Я тоже живу на «Озерном», по долгу службы, как капитан-наставник.
Наянов неразговорчив и мрачен. Он должен решить трудную задачу: возвратить тридцать восемь судов, поставить их на зимовку, на целый год вывести из эксплуатации, лишить Лену флота, который ей нужен как воздух, или ждать улучшения ледовой обстановки, смены ветра и подхода ледоколов. С таким же нетерпением, как и южных ветров, мы ожидаем прибытия ледоколов. Но дни проходят, а они все не появляются. Ледоколы заняты проводкой морских судов, идущих с востока. Каждый день ожидания смерти подобен. Ждать становится все опаснее и опаснее. С мыса Челюскин сообщают, что началось интенсивное образование молодого льда. Не ровен час, забьет бухту льдами, схватит морозом, тогда и не выберешься. Но Наянов молчит, смотрит на заснеженный скучный берег и молчит. Синоптик уже давно сказал свое мнение — лучше возвращаться.
— Подождем. Будем еще ждать. Атомоход «Ленин» поможет. В прошлом при таких же условиях мы давно бы вернулись. В этом году другое дело. Такая силища… — буркнул начальник и снова замолчал.
На смену серым коротким дням теперь приходят темные и длинные ночи. Зажигаются якорные огни, цепочками оранжевых точек начинают светиться бортовые иллюминаторы, вахтенные включают палубные люстры, и неожиданно, как по велению волшебника, пустынная бухта Южная превращается в залитый огнями город.
Каждый вечер к нам на «Озерный» приезжают капитаны с других судов. В гости. Потравить, узнать новости. Тихо, чтобы не попасться начальнику на глаза, они пробираются в каюту к Башко, набиваются там как сельди в бочку, накуривают — хоть топор вешай — и травят. Обо всем. Но только после того, как будет выяснен основной вопрос. У всех он одинаковый.
— Ну, как Батя решил? Что, стоять будем или пойдем обратно? Когда ледоколы придут? Как настроение у Бати?
Ни я, ни Алексей Анисимович на эти вопросы ответить не можем. Только на последний совершенно уверенно отвечаем:
— Плохое.
После того как внесена ясность, что ничего нового нет, начинается травля. Прежде всего обсуждается — идти или стоять.
— Надо подождать, братцы, — басит капитан Гидулянов, мой соученик по Мореходке и старый полярник. — Бывало, и позже проходили. Лед-то на расплаве.
Меня раздражает безапелляционный Сашкин тон: ледовые сводки, которые мы получаем, сообщают прямо противоположное, и я собираюсь возразить ему, но меня опережает Костя Маслов, капитан «Озерного-81». Он одессит, кругленький, небольшого роста, светлые глаза гневно сверкают.
— Вы забудьте про то, что бывало, забудьте. Какими судами вы тогда командовали? То-то и оно. А сейчас речные суда! Войдут в соприкосновение с тяжелым льдом, пробоина, ни одной водонепроницаемой переборки в трюмах у наших теплоходов — и пиши пропало… Надо здраво рассуждать.
— Зачем преувеличивать. Переборки есть. Три штуки.
— Не спорьте, братцы. Стоять долго нельзя и идти страшновато. Оставим это на совести начальника, — старается успокоить спорящих Башко.
— А мы кто здесь? Капитаны или так, «тюхи-матюхи, колупай с братом»? Начальник! Ваше мнение, товарищ маузер? Идти или стоять? — взрывается капитан теплохода «Смольный» Игорь Этин. У него курчавые с проседью волосы, и он отдаленно смахивает на Эзопа. — Ведь начальник и совета у нас может спросить.
— У него и без нас советчики есть. Вон забился в угол, сидит молчит, — оборачивается ко мне Гидулянов. — Ну чего молчишь? Идти или стоять?
— Если такой опытный полярник, как ты, говорит, что надо ждать, то что могу сказать я, всю жизнь проведший в западных водах? А если серьезно, то мое мнение таково: подождать ледоколы, собрать совет ледокольщиков, и там будет видно. Они обстановку лучше знают, идут с востока.