«83 слезинки» закончились, и популярный испанский дуэт запел песенку с несколько длинным названием: «Я разлюблю тебя только тогда, когда остановится мое сердце». Мы вернулись к столу есть десерт — нарезанный тонкими ломтиками плод манго с кокосовым мороженым и клубничный пирог с кремом.
Час был уже поздний, почти полночь. Горели свечи. Звучала приятная музыка. И так было хорошо, что хотелось, чтобы этот вечер длился вечно.
Но вечного ничего не бывает. Вскоре Ксения начала зевать.
— Ну все, — сказала она, — пора баиньки.
И, встав из-за стола, направилась в спальню. Я пошел вслед за ней.
— Нет, нет, — живо обернулась Ксения. — Тебе в другую спальню.
Я был разочарован.
— Но, Ксения…
— Нет, милый, хватит с тебя того, что я весь вечер ходила голой. Спать мы будем раздельно.
— Но, Ксения, — повторил я с умоляющей интонацией. — Можно мы с тобой просто так полежу. Как хевсуры.
— Как кто?
— Хевсуры. Живет такая народность на Кавказе. У них есть древний обычай, по которому можно просто лежать с женщиной. Ничего не делая. Этот обычай называется обрядом пожелания.
— Хорошо, — согласилась она. — Просто так можешь полежать.
Мы потушили свечи и легли. Во всем мире царила ночь. За окнами шумели деревья. Мы лежали в кромешной тьме и слушали нежную, берущую за душу композицию «Стеклянное сердце». Моя рука как-то очень естественно залезла под шелковые трусики.
— Кажется, ты хотел просто полежать, — напомнила Ксения.
— Просто лежать мы будем на кладбище, — ответил я, невольно вспомнив хмурого Пал Палыча. — Лет через пятьдесят.
17
Под одеялом было тепло и уютно. Ксения спала, повернувшись ко мне спиной, а я лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к шорохам за окном. Я представлял себе, что это едва различимые голоса людей, которые когда-то жили в этом номере. Жили, а потом уехали. А слова, произнесенные ими, остались. И будут еще долго плавать под потолком, будто сигаретный дым, постепенно выветриваясь… Незаметно для себя я тоже уснул.
Мне снились тишина и одиночество. «Как все-таки хорошо, — продолжал думать я во сне, — что снятся и тишина, и одиночество». Потом я бесконечно долго блуждал по запутанным лабиринтам своих мыслей, пока наконец не вышел на самый верх Эйфелевой башни. Дул резкий пронзительный ветер. Внизу расстилался ночной Париж с миллионами горящих огней.
Утром я проснулся от солнечных лучей, бьющих прямо в глаза.
Ксения уже не спала. Подперев голову рукой, она с улыбкой смотрела на меня.
— Ты такой смешной, когда спишь.
Я чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим.
— Чуда хочется! — воскликнул я и вскочил на кровати во весь рост. — Хочется того, чего в принципе быть не может. Возьмем сказки. Эльфы, гномы, феи, волшебные замки, таинственные превращения… Какая-то необыкновенная, чудесная жизнь. Вот и в нашей серятине тоже невольно ждешь чего-нибудь… этакого. Какого-нибудь случая, который перевернул бы всю твою жизнь! Ждешь, ждешь и вдруг — телефонный звонок! Из Голливуда! И тебе говорят: мы покупаем ваш сценарий, приезжайте получать денежки…
— Я так далеко свою удочку не закидываю, — сладко потянулась Ксения. — Мне бы вот эту ночку продлить. Правда, жаль, что она уже кончилась.
— А она не кончилась! — Я спрыгнул с кровати на пол. — Ночь продолжается!
— Продолжается?
— Ты, кажется, забыла, что я добрый маг и волшебник?! — Воздев руки к потолку, я произнес магическое заклинание: — Карамба-мамба-тумба!!
Затем задернул шторы на окнах, сунул диск в проигрыватель, перевел назад стрелки всех часов, поставив их на без одной минуты двенадцать.
— Порядок. Сейчас наступит ночь.
— Так просто?
— А в жизни все просто.
Каминные часы медленно пробили двенадцать. Им тут же ответили часы в спальне. Потом заговорили часы в кабинете, во второй спальне… Все комнаты наполнились мелодичным перезвоном.
Зазвучали «83 слезинки». Мы начали танцевать. А когда песня кончилась, мы уселись за стол и стали доедать остатки клубничного пирога, запивая его белым вином.
— Сашка, а у тебя жена есть? — с обезоруживающей прямотой спросила Ксения.
— Есть, — сказал я.
— А она красивая?
Я задумался.
— Скорее уродливая, чем красивая.
— А где она работает?
— В порту, — ответил я. — Грузчиком.
Ксения засмеялась.
— Вот что я тебе скажу, врун несчастный. — Она допила вино из своего бокала. — Нет у тебя никакой жены. А почему ты не женишься?
— Женщина для меня — это пропасть, — повторил я вычитанную в какой-то умной книжке фразу, — в которую я могу смотреть без конца, но никогда не прыгну… А вот ты почему не разведешься со своим мужем?
— Зачем мне с ним разводиться?
— Но ты же его не любишь.
— Кто тебе сказал, что я его не люблю? — Ксения нахмурилась. — Я его очень даже люблю.
— Любишь мужа, а спишь со мной. Странная любовь получается.
— Ничего странного. Просто ты смотришь на мир глазами мужчины. А подставь тебе глаза женщины, и ты не узнаешь окружающий мир. Все будет по-другому.
Ксения надолго замолчала. О чем она думала? Я уже жалел, что завел разговор о муже.
— Я его очень даже люблю, — спустя некоторое время повторила она. — Но я хочу ребенка, а он нет. Из-за этого мы с ним постоянно ссоримся. — Она закурила и начала вертеть в пальцах зажженную сигарету. — Не знаю, сказать тебе или нет. Наверное, скажу. Со мной происходят непонятные вещи. Снятся загадочные сны…
— Ты уже говорила об этом.
— Подожди! — раздраженно прикрикнула она. — Не перебивай… Я даже снами их не могу назвать. Они воспринимаются не как сны, а как воспоминания. Все время вижу белую комнату, а там — двое мужчин. Я не понимаю, что им от меня надо. И тут дверь открывается, и заходит девочка лет пяти. Один мужчина говорит: «Это ваша дочь». А она как бросится мне на шею! «Мама! Мама!» — кричит. И я тоже хватаю ее, целую, плачу. «Доченька! Лизочка!» — Ксения смахнула со щеки невидимую соринку. — Понимаешь, такое чувство, будто в другой реальности у меня есть ребенок. А здесь нет.
— Выходит, ты его там в четырнадцать лет родила? — попытался пошутить я.
Но Ксения не приняла моей шутки. Она молча начала одеваться.
Вот черт! Я терялся в догадках. Что произошло? У Ксении был такой вид, словно разговор о муже и воображаемом ребенке отнял у нее все душевные силы. Ее настроение сразу передалось мне. Я почувствовал себя усталым и опустошенным. Аура ночной любви куда-то исчезала, истаивала, делалась все слабее и слабее. Почему так получалось я не понимал. Может, Ксению внезапно начала мучить совесть, что она изменила мужу?
Как бы там ни было, но душевная близость, возникшая между нами, стремительно улетучивалась. И здесь уже не могли помочь ни меланхоличные песенки, ни задернутые шторы, ни переведенные назад стрелки часов.
Волшебная ночь сгорела без остатка. Как спичка. И второй раз эту спичку мне зажечь не удалось… И шикарные апартаменты не казались такими уж шикарными. Обыкновенный гостиничный номер, если разобраться. Вся мебель старая, довольно потертая… И это постоянное тиканье со всех сторон начинало раздражать.
В общем, пора было сдавать номер и уходить.
— Позавтракаем в здешнем ресторане? — предложил я, чтобы как-то прервать тягостное молчание.
— Как хочешь, — без особого энтузиазма ответила Ксения.
18
Пройдя через вращающиеся двери, мы оказались в небольшом зальчике ресторана. Там было много народу.
Стоял негромкий гул голосов. Слышался смех.
Мы сели за свободный столик.
На этот раз я не стал выпендриваться и заказал просто спагетти с фрикадельками да два стакана чая с лимоном.
— Доброе утро, — раздался позади знакомый голос.
Я обернулся и увидел Баварина. На нем был дорогой бежевый костюм и белоснежная рубашка с модным галстуком. Волосы аккуратно причесаны, лицо чисто выбрито. На безымянном пальце — золотой перстень с печаткой.
У меня прямо челюсть отвисла от такой разительной перемены.
— Не помешаю? — Он галантно поклонился и поцеловал Ксении ручку. — Разрешите представиться, Баварин Евгений Петрович.
Ксения густо покраснела.
— Я вас сразу узнала, — смущенно пробормотала она.
Баварин сел на свободный стул и, повелительным жестом подозвав официанта, заказал себе копченую семгу и салат из куриного мяса с майонезом.
И все. Никакой выпивки. По-видимому, запой у него закончился.
— А мы вчера на ваш фильм ходили, — робко сказала Ксения. — «Корабль, идущий в Эльдорадо». Правда, Саша?
— Угу, — кивнул я.
— Ну, и как вам?
— Чудесный, чудесный фильм!
Она во все глаза смотрела на знаменитого кинорежиссера.
— У вас хороший вкус, — небрежно похвалил ее Баварин.
— Только я не совсем поняла, почему он так странно называется. Ведь там нет ни корабля, ни Эльдорадо.
— Это поэтическая метафора. — Баварин вальяжно развалился на стуле. — Кто-то, не помню кто, сказал: «Любовь — это корабль, идущий в Эльдорадо». Мне понравилось такое сравнение, и я решил так назвать свой фильм.
Принесли наши заказы, и мы принялись за еду. Баварин, быстро расправившись с семгой, спросил у Ксении:
— Как вас зовут, милое дитя?
— Ксения.
— Ксения, Ксюша, — посмаковал он на разные лады. — Весьма звучное имя. Пожалуй, я так назову героиню будущего фильма. Вы не возражаете?
Ксения польщенно улыбнулась.
— Что вы, Евгений Петрович, мне, наоборот, очень приятно. Только я вас прошу, пускай с ней ничего плохого не случится. А то, если она погибнет, я тоже могу погибнуть.
Баварин добродушно засмеялся. Его быстрые глазки так и ощупывали Ксению, так и ощупывали… И мне это совсем не нравилось.
— Не волнуйтесь, Ксюша. — Он как бы невзначай похлопал ее по руке. — С героиней все будет в порядке. Обещаю. В конце фильма она выйдет замуж за гениального человека.
«Уж не за тебя ли?! — с вызовом спросил я (правда, мысленно).