Как-то раз мне позвонил Журавлев и попросил зайти к нему на работу, в телецентр.
Я зашел.
Угостив меня голландским пивом с солеными орешками, он принялся весело рассказывать:
— Все идет о'кей, старичок. На главного там, — он ткнул пальцем в потолок, — уже косо смотрят. Это я в Москве постарался. Так что скоро он будет тут не руководить, а туалеты убирать.
— А кто станет руководить? — с деланным простодушием спросил я.
— Ваш покорный слуга! — Журавлев по-американски закинул ноги на стол. — Слушай, старичок, опять требуется твоя помощь. Во как требуется, — провел он ребром ладони по шее.
— А в чем дело?
— Намечается загранкомандировка в Швейцарию. Надо, чтобы ехал я, сам понимаешь.
— Так поговори с Бавариным.
— Может, ты поговоришь?
— Почему я? Какая разница?
— Большая, старичок, — хитро прищурился Журавлев. — Ты же ему теперь почти что сын.
— Откуда такая информация?
— Это ж провинция, старичок. Здесь всем все известно друг про друга.
Так как подобная просьба была мне только на руку, я, для вида поломавшись, согласился переговорить с Бавариным. После чего Журавлев перешел на свои любовные похождения в Москве.
— Если б ты только знал, старичок, с какой классной девчонкой я там познакомился!
— С девчонкой? Она что, несовершеннолетняя?
— Ну, не совсем, конечно, с девчонкой, — поправился он. — Ей лет тридцать пять. Но дело же не в этом, сам понимаешь. Мы с ней трое суток из кровати не вылезали.
Я тут же про себя отметил, что мой рекорд ему побить не удалось.
— А как же конференция?
— Эх, старичок, какая к черту конференция? Сколько нам еще осталось? Лет пятьдесят, не больше, И что мы будем вспоминать перед смертью? Вшивые конференции или тех прекрасных женщин, которые дарили нам свою любовь?
— Отлично сказано! — похвалил я.
— Такая женщина, — с удовольствием продолжал он предаваться воспоминаниям. — Просто мечта поэта. — На его губах блуждала мечтательная улыбка.
— Везет же тебе, Журавлев, — с притворной завистью сказал я.
— Чего ты теряешься, не пойму? Найди себе замужнюю бабу. Да наставь ее мужу рога.
— Тут надо все хорошенько обдумать. Как говорится, семь раз отмерь, один раз отрежь.
— Пока ты будешь семь раз мерить, другой отрежет и поминай как звали, — захохотал довольный Журавлев.
В общем, спустя два дня я попросил Баварина помочь Журавлеву. Баварин не отказал. И еще через день Журавлев жал мне руку и горячо благодарил. В Швейцарию посылали его.
— На две недели, — радостно сообщил он. — Представляешь, старичок, две недели в Женеве!
Две спокойные недели с Ириной, прикидывал я тем временем про себя. Не Бог весть сколько, конечно. Но все-таки…
31
— Подожди, Саша, — сказала мать, когда я уже собирался идти на свидание с Ириной. — Мне надо с тобой поговорить.
— Только покороче, — сразу же предупредил я. — А то я опаздываю.
— Видишь ли, в чем дело. — Она достала сигарету, сунула в рот и щелкнула зажигалкой. — Вчера ночью ко мне пришли сразу все покойные мужья.
— И позвали тебя с собой?
— Нет. Благословили.
— На что благословили?
— На новый брак.
— С кем? — спросил я, хотя можно было и не спрашивать. И так понятно.
— С Бавариным. А ты думал, еще с кем-нибудь?
— Ну, мать, ты даешь, — с восхищением произнес я. — А самого-то Баварина, надеюсь, обрадовала?
— Что значит, обрадовала? — передернула она плечами. — Он сделал мне официальное предложение.
— А как все это было?
— Мы сидели в уютном ресторанчике под названием «Тет-а-тет», — начала рассказывать мать. — И ко мне подбежала такса, миленькая такая. Она стала облизывать мои ноги. Я говорю Евгению в шутку: «Пожалуй, я тоже заведу себе таксу». А он так серьезно отвечает: «Хочешь, я буду твоей таксой?»
Она замолчала. Я ждал продолжения. Но, по-видимому, мать сказала все, что хотела.
Я был несколько обескуражен.
— И ты считаешь, что таким образом он сделал тебе предложение?
— А разве нет?
— Ну-у… не знаю.
— Зато я знаю, — уверенно отрезала мать. — По этой части у меня большой опыт.
С ней трудно было не согласиться. Чего-чего, а опыта матери не занимать.
— А как он еще должен был делать предложение? — продолжала она, выкинув окурок в пепельницу. — Сказать открытым текстом: «Выходи за меня замуж»? Женя никогда этого не скажет. Он все-таки творческая личность.
— А его жена? Ведь Баварин с ней, кажется, еще не развелся.
— Пустяки какие. Разведется.
— И потом, у него же здесь есть… э-э… — Я специально помедлил.
— Девица, что ли? Женя мне рассказывал. Пускай немного пострадает. Молодой девушке это полезно.
Мать закурила новую сигарету.
— Ты думаешь, Баварин тебя любит? — спросил я.
— Думаю, любит, — кивнула она. — Ты бы видел, как он за мной ухаживает, какие дарит цветы, какие говорит слова…
И еще в Баварине есть что-то от мужика, — принялась рассуждать мать. — А это большая редкость в мужчинах. Я не могу объяснить на словах. Вернее, могу, конечно, но выйдет не то. Я просто чувствую в нем мужика. По-звериному. Вот уж чего не было, того не было в моих покойных супругах, царство им всем небесное… Да, кстати, — резко перескочила она на другое, мы завтра с Женей едем в Москву, а оттуда летим в Канны.
— Ему дали первую премию?
— Пока еще не дали. Но фильм в явных фаворитах у прессы. Так что, возможно, и дадут. — Мать сжала пальцы в кулачки и, поднеся их к плечам, слегка потянулась. — Как все-таки приятно, когда у истории с плохим началом хороший конец.
Но на самом деле это был еще не конец. Вечером следующего дня в прихожей раздался звонок. Я открыл дверь.
На пороге стояла Ксения. Мне показалось, что я не видел ее лет триста.
С минуту мы молча смотрели друг на друга.
— Можно войти? — спросила она.
Я посторонился.
— Входи.
Она шагнула в квартиру. — Твоя мать дома? Ах, вот оно что…
— Нет.
— Ты не будешь возражать, если я ее подожду?
— Думаю, что ты ее не скоро дождешься. В последнее время она здесь редко появляется.
— Понятно, — мрачно усмехнулась Ксения.
Мы снова замолчали. Вроде как и говорить было не о чем.
— Хочешь кофе? — предложил я и, не дожидаясь ответа, ушел на кухню. — Проходи пока в комнату, — крикнул я оттуда.
Смолов немного кофейных зерен, я сварил кофе.
Когда я с двумя чашечками и легкой закуской на подносе вернулся в комнату, Ксения сидела на диване. В пепельнице лежал окурок.
— Я здесь курила. Ничего?
— Ничего, — ответил я, ставя поднос на журнальный столик. — Прошу.
Она взяла в руки чашку, но, не сделав и глотка, поставила ее обратно.
— Этот подлец изменил мне, — тихо проговорила она.
Подлецом был, разумеется, Баварин.
— Да-а, — изобразил я на лице изумление. — Надо же.
— И знаешь, с кем?
Я не знал.
— С твоей матерью.
— Что ты говоришь?! Не может быть!
— Перестань кривляться, — поморщилась Ксения.
— Надеюсь, ты пришла не за тем, чтобы придушить мою дорогую мамочку? — спросил я.
— Вот еще! Я просто хочу на нее посмотреть.
И тут, словно по заказу, раздался звонок в прихожей.
— Сейчас посмотришь.
32
Когда я, Баварин и мать вошли в комнату, Ксении там не оказалось. Не успел я удивиться этому обстоятельству, как она появилась из дверей другой комнаты. Не знаю, чего уж она хотела этим добиться. Во всяком случае, ее появление не произвело желаемого эффекта. Ни на Баварина, ни тем более на мать.
Мать встретила соперницу приветливой улыбкой.
— Вы Ксения? Очень приятно познакомиться. Евгений Петрович рассказывал о вас много хорошего… Поужинаете с нами?
К моему большому изумлению, Ксения согласилась.
И мы сели за стол, как одна дружная семья. За ужином Баварин не закрывал рта ни на минуту. Умудрился ухаживать за обеими дамами одновременно, осыпая их комплиментами порой весьма двусмысленного свойства.
Ксения молчала. Она вяло ковыряла вилкой в тарелке, едва приметным движением головы отказываясь от всего, что ей предлагали.
Мать взяла меня за руку и потянула к себе.
— Ты бы, Саша, присмотрел за ней, — прошептала она. — Как бы девица чего-нибудь с собой не сделала. А то потом разговоров не оберешься.
Баварин регулярно прикладывался к плоской фляжке, знакомой мне еще по поезду. («Подарок Марлона Брандо», — с гордостью похвастался он, когда достал ее из кармана.) И доприкладывался. Глядя на нас хмельными глазами, вновь завел бодягу о своей неверной жене.
— …И тогда я нашел ее интимный дневник. И узнал про Джима. Это ж кем надо быть, чтобы перед негритосом…
Мать оборвала его.
— Вот что, милый, — твердо сказала она. — Хватит. Все это уже в прошлом. И твоя Инна, и ее приятель Джим.
Через час прибыло заказанное такси. И новоиспеченные жених с невестой укатили.
А мы с Ксенией остались сидеть за столом. В ее пальцах тлела сигарета. Уж не знаю — какая по счету.
В квартире было тихо. За окнами лил дождь.
— Ксения, — позвал я ее. — Ксения.
Она, ничего не ответив, резко встала и вышла в прихожую.
— Тебя проводить? — крикнул я, но с места не двинулся, понимая, каким будет ответ.
Громко хлопнула дверь. Я посмотрел в окно. Ксения шла медленным шагом, не обращая внимания на усилившийся дождь.
Дождь хлестал и весь следующий день. И только к вечеру прекратился. Прихватив с собой зонтик, я отправился к Сереге в кинотеатр.
Все та же кассирша все так же красила ногти.
— Дайте мне пять билетов, — сразу сказал я.
— А вам куда? — спросила она.
— То есть как — куда? В кино.
Кассирша макнула кисточку в пузырек с лаком.
— Опоздали, молодой человек, здесь уже не кинотеатр.
— А что?
— Дансинг-клуб.
«Надо же, — подумал я, — все-таки что-то в этом мире меняется».