стут! Еще как растут! Они выросли бы даже на дыне, если ее натереть этой мазью. Они, как трава, полезли бы и из этих досок, если их как следует натереть. Так ты не знаешь, о каком растении я говорю?
Пытаясь побороть замешательство, Кентон покачал головой.
- Да, - печально сказал Гиги, - бутон чилку-ора обладает такой силой. И потому я ищу его, - он глубоко вздохнул, - чтобы вновь стать прекрасным в глазах женщин.
Он опять вздохнул. Потом, одного за другим, он хлопнул каждого раба по спине кнутом Закеля, всех, даже Сигурда.
- Да, - пробормотал он, - да, они спят.
Темные глаза его блеснули, по губам пробежала усмешка.
- Ты не можешь понять, - сказал он, - почему я говорю о таких мелочах, как кусты, волосы, лысина, тогда как ты лежишь здесь, скованный цепями. Но, Волк, это далеко не мелочи. Это они привели меня сюда. А не будь меня здесь, ты думаешь, мог бы помыслить о свободе? О нет, - сказал Гиги, - жизнь - серьезная вещь, поэтому серьезно все то, из чего она состоит. И поэтому в ней не может быть мелочей. Давай передохнем минутку, Волк, пока ты усваиваешь эту великую истину.
И опять он прошелся кнутом по спинам рабов.
- А теперь, Волк, - продолжал Гиги, - теперь я расскажу тебе, как я попал на этот корабль, и причиной тому были чилкуор, его воздействие на мои волосы и моя лысина. И ты увидишь, что и твоя судьба зависит от всего этого. Волк, когда я был совсем юным - я жил тогда в Найневе, - девушкам я казался необычайно привлекательным. Когда я проходил мимо, они кричали: «Гиги! Гиги, красавчик, малыш! Поцелуй меня, Гиги!»
Голос Гиги звучал жалобно, и это рассмешило Кентона.
- Ты смеешься, Волк, - сказал он, - ну что же, так мы быстрее поймем друг друга.
Его глаза лукаво сверкнули.
- Да, - сказал он, - так и говорили: «Поцелуй меня». И я целовал, потому что все они казались мне такими же привлекательными, как и я им. Я становился взрослее, и взаимное притяжение росло. Ты, несомненно, заметил, - сказал Гиги самодовольно, - что у меня необычное телосложение. Когда закончилось мое отрочество, то самое красивое, что у меня было, - это мои волосы. Черные и кудрявые, они спадали кольцами мне на спину. Я заботился о них, надушив ал, и девушки, любившие меня, оплетали ими свои пальчики, когда я брал их на руки и поднимал высоко или когда моя голова лежала у них на коленях. Им и мне это доставляло радость.
А потом меня подкосила лихорадка. И когда я выздоровел, все мои волосы выпали!
Он опять вздохнул.
- Одна женщина из Найневе пожалела меня. Это она намазала мне голову мазью из чилкуора, она рассказала мне, как ее готовят, и показала кустарник. Прошли годы, ах, счастливые годы, и вот я опять заболел лихорадкой. И опять мои волосы выпали. Я был тогда в Тире, Волк, и я поспешил вернуться в Найневе. Но добрая женщина уже умерла, и на том месте, где рос кустарник, были теперь пески!
Он опять глубоко вздохнул. Как ни заинтересовался Кентон рассказом, услышав этот грустный вздох, он не смог удержаться от подозрительного взгляда. В словах Гиги ему почудилась какая-то наигранность.
- Потом, когда я решил продолжать поиски, - быстро заговорил Гиги, - до меня дошли слухи, что влюбленная в меня принцесса направляется в Найневе, ко мне. Какой стыд и отчаяние я пережил! Я не мог предстать перед ней лысым. Ибо никто не полюбит лысого!
- Никто не полюбит толстого, - усмехнулся Кентон. Он выразил свою мысль в привычной ему манере, и Гиги ничего не понял.
- Что ты сказал? - спросил он.
- Я сказал, - с серьезным видом ответил Кентон, - что для человека е такими достоинствами, как у тебя, потеря волос должна была иметь в глазах женщины не большее значение, чем потеря птицей одного пера.
- Ты красиво говоришь, - вяло заметил Гига. - В нескольких словах заключено так много. Конечно, - продолжал он, - я был в отчаянии. Я мог бы спрятаться где-нибудь, но я боялся, что у меня не хватит силы духа, чтобы долго скрываться. Она была прекрасна, Волк. К тому же я понимал, что если она узнает, что я в Найневе, гС так оно несомненно случится, она найдет меня. Она была светлокожей, а между светлыми и темными женщинами есть одна разница - последние ждут, когда ты к ним придешь, а первые принимаются сами себя искать. И я не мог укрыться ни в каком другом городе - везде были женщины, которые любили меня. Что мне было делать?
- Почему же ты не носил парик? - спросил Кентон. Его так заинтересовал рассказ Гиги, что он позабыл о своих цепях.
- Я же сказал тебе, Волк, что им нравилось оплетать мои волосы вокруг пальцев, - ответил Гиги сурово, - что бы тогда случилось с париком? Нет, нет - парик не для таких женщин. Я скажу тебе, что я сделал, и сейчас ты поймешь, как переплетаются мои волосы с твоей судьбой. Высочайший жрец Нергала в Найневе был моим другом. Я пошел к нему и попросил совершить чудо - сделать так, чтобы моя лысина вновь покрылась волосами. Это привело его в негодование, и он сказал, что он не станет расходовать свое искусство на такие пустяки.
И тогда, Волк, я впервые усомнился в силе этих колдунов. Я видел раньше, как этот жрец совершил чудо. Он вызвал духов, и волосы зашевелились у меня на голове - тогда у меня еще были волосы. Я думал, что ему будет несложно сделать так, чтобы мои, собственные, волосы зашевелились у меня на голове.
Но теперь-то я знаю. Он просто не мог! Я избрал наилучший путь - и попросил его спрятать меня где-нибудь на некоторое время, так, чтобы моя принцесса не смогла отыскать меня, и откуда я сам, несмотря на мое безволие, не мог бы пробраться к ней. Он улыбнулся и сказал, что знает как раз такое место. Он сделал меня слугой Нергала и дал мне одну вещь, благодаря которой, как он сказал, меня узнает и будет ко мне благосклонен некто Кланет.
Он также заставил меня дать клятвы, которые нельзя нарушить. Я с легкостью поклялся, думая, что эти обеты всего лишь временны и что его друг Кладет - это верховный жрец какого-нибудь тайного храма, где я буду в безопасности. Я отправился спать, преисполненный надежд, счастливый, как ребенок. А проснулся - здесь!.. Это мрачная шутка, - гневно проговорил Гиги, - и такой же мрачной местью обернется этому жрецу из Найневе, если я только смогу найти его!.. И с тех пор я здесь, - добавил он, - связан службой Нергалу и не могу пойти на палубу, где обитает этот маленький сосуд радости по имени Саталу, которую я охотно заключил бы в объятья. Я связан клятвами и не могу покинуть корабль, когда он пристает к берегу, ибо я просил укрыть меня в святилище, куда бы не могла пройти моя принцесса и откуда я сам не мог бы уйти.
- Клянусь Тиаматом, повелителем Бездны - я попал в такое святилище! - уныло воскликнул он. - И клянусь Белом, покорителем Тиамата - как и Зубран, я устал от этого!
- Но не будь меня здесь, - добавил он, помолчав немного, - кто бы разбил твои оковы? Этот кустарник и моя лысина, влюбленная принцесса и мое тщеславие - все это привело меня сюда, чтобы, когда придет время, я освободил тебя. Из таких вот нитей сплетают боги наши судьбы.
Он наклонился к Кентону, в его блестящих глазах не было никакой враждебности, в изгибе лягушачьих губ читалась непривычная нежность.
- Волк, ты мне нравишься, - сказал он просто.
- И ты мне, Гиги, - Кентон забыл все свои опасения. - Очень нравишься. И я во всем доверяю тебе, но Зубран…
- Не сомневайся в Зубране, - быстро сказал Гиги. - Его тоже заманили хитростью на этот корабль, и он рвется на свободу еще сильнее, чем я. Когда-нибудь и он расскажет тебе свою историю. Ха-ха! - он засмеялся. - Зубран всегда в поисках нового, а известное ему надоедает. Такова его судьба - попасть в новый, незнакомый мир и увидеть, что он хуже, чем старый. Нет, Волк, не бойся Зубрана. С мечом и щитом он будет рядом с тобой, пока и это ему не надоест. Но и тогда он останется верен тебе.
Гиги стал серьезным и не мигая смотрел на Кентона, казалось, он вглядывается в его душу.
- Подумай хорошо, Волк, - прошептал он, - преимущества не на твоей стороне. Может быть, нам не удастся помочь тебе, пока Кланет правит здесь. Может быть, ты не сумеешь освободить длинноволосого, что сейчас рядом с тобой. Против тебя будет Кланет, двадцать его слуг и, может быть, сам Нергал! Если ты проиграешь - тебя ждет смерть, долгая и мучительная. Сейчас, прикованный к веслу, ты все-таки жив. Подумай хорошо!
Кентон протянул ему скованные запястья.
- Когда ты разобьешь мои цепи, Гиги? - таков был его ответ.
Лицо Гиги осветилось, черные глаза заблестели, он вскочил, и в ушах заиграли золотые пластины.
- Сейчас! - ответил он. - Именем Сина, Отца богов, именем Шамаша, его сына, и Бела-Победите-ля - сейчас!
Просунув руки внутрь огромного бронзового кольца на поясе Кентона, он легко раздвинул края, как будто в его руках был воск, а затем разбил замки на запястьях.
- Беги, Волк! - прошептал он. - Беги!
Ни разу не оглянувшись, Гиги зашагал вверх по ступенькам. Кентон медленно поднялся. Цепи упали. Он взглянул на спящего викинга. Как освободить его? И как потом разбудить его, пока не вернется Закель?
Кентон огляделся. На месте, где сидел надсмотрщик, он увидел сверкающий нож с длинным тонким лезвием. Гиги оставил его здесь - для него? Кентон не знал. Зато он знал точно, что теперь может разомкнуть оковы викинга. Он шагнул вперед…
Как много времени прошло, прежде чем он сделал второй шаг.
Туман застилал ему глаза.
Этот туман размыл очертания спящих гребцов, они казались привидениям. И Кентон не видел больше ножа.
Кентон протер глаза и посмотрел на Сигурда. И этот тоже стал призраком!
Он оглядел корабль. Четкие линии бортов таяли под его взглядом. Краем глаза он увидел сверкающее бирюзой море, но вот оно скрылось в тумане, стало таять. Исчезло совсем!
Какое-то мгновение Кентон словно парил в густом тумане, пронзаемом серебряными лучами света. Вот свет погас. Кентон летел в черную пустоту, а вокруг завывали буйные ветра.
Темнота растаяла. Сквозь закрытые веки он чувствовал свет. И он уже не падал. Он стоял, покачиваясь. Кентон открыл глаза..