Перед ним вновь было тайное святилище Набу, а в нем - двое жрецов. На серебристой металлической решетке стоял корабль. Мерцающее голубое облако парило над алтарем. Кентон понял, что двое жрецов, выполняя приказания голоса, который доносится из этого облака, спасают корабль. Из огромных чаш они сыпали какой-то чудесный белый порошок, похоже было, что это толченая слоновая кость, в которой вспыхивают маленькие жемчужины. Корабль стал исчезать, растворяясь в воздухе, а на его месте возник огромый камень Облако растаяло. Вошли другие жрецы, вынесли камень во двор храма и оставили его там.
Грабя и убивая на своем пути, во двор храма ворвались победители. Но они не обратили внимания на огромный камень.
Перед взором Кентона возник другой город, огромный и прекрасный, тоже обнесенный стеной. Кентон понял, что это Вавилон в расцвете своего могущества. Потом он увидел еще один храм. Когда тот исчез, перед Кентоном возникло другое святилище Набу. В нем находился камень.
Перед Кентоном промелькнули картины сражений и побед, триумфальных шествий и катастроф; разрушенные храмы и захваченные врагом города, вновь отвоеванные и опять захваченные, разрушенные, чтобы возродиться в еще большем великолепии…
Павшие города - покинутые богами.
Гибнущие - оставленные людьми. Медленно наступая на них, пустыня наконец их поглотила.
Их погребло забвение!
Перед Кентоном - промелькнул водоворот быстро сменяющих друг друга образов, бесцветных и размытых. Но вот движение прекратилось, и он увидел каких-то людей, работающих в пустыне, - там, где раньше стоял Вавилон. Среди них Кентон узнал Форсита! Он увидел, как раскопали камень, как высокие арабы погрузили его на примитивную тележку, запряженную терпеливыми пони, как он трясется в трюме корабля, идущего по морю мимо знакомых берегов, увидел, как камень вносят в его дом…
Кентон увидел даже самого себя в тот момент, когда освободил корабль!
Он вновь смотрел в свои затуманенные глаза.
- Суди! - прошелестели струны арф.
- Еще рано! - прошептал спокойный голос.
Перед Кентоном опять открылись неизмеримые пространства, в которых он раньше видел светлую и темную силу. Но теперь этот космос заполняли бесчисленные огни, такие же, как те, что горели в душах жрицы Иштар и жреца Бога Смерти, они мерцали и озаряли бесконечностью. Они озаряли все вокруг, и свет их привлекал к себе новые множества таких же огней, раньше скрытых во тьме. И Кентон понял, что без этих огней само сияние превратилось бы во тьму!
Казалось, что корабль парит в этом пространстве. Кентон всмотрелся внимательнее и увидел, как черная тень сгустилась над ним. В тот же миг ее прорезал светящийся луч, началась борьба. Корабль стал средоточием ненависти и гнева, и можно было видеть, как от него широкими кругами отходят волны. Казалось, что тьма впитывает силу этих волн, ее тени становились темнее и гуще. Сияние меркло, и многочисленные огни дрожали и мерцали все более неверно.
- Суди! - раздался тихий бесстрастный голос Набу.
И Кентон, оказавшись во сне - если только это был сон - перед необходимостью выбора, не знал, как поступить. Предъявить обвинение Иштар, богине, которая, как бы ни называли ее в этом чуждом мире, обладала огромным могуществом, было делом нешуточным. К тому же Кентон уже обращался к ней с просьбой, и разве она не услышала его молитвы? Да, но ведь он просил о помощи и Набу, Набу - Повелителя Истины…
Мысли Кентона облеклись в слова его родного языка, в его привычные обороты.
- Если бы я был богом, - сказал он просто, - и дарил бы жизнь мужчинам и женщинам, или каким-то другим существам, я бы сделал их совершенными, так, чтобы им не приходилось из-за своего несовершенства нарушать мои законы. Если бы я был могущественным и мудрым, какими, я понял, должны быть боги и богини, я бы поступил так. Если бы, конечно, я не хотел, чтобы люди были всего лишь моими игрушками. И если бы я обнаружил, что создал их несовершенными, и от этого они совершают ошибки, я считал бы себя ответственным за их грехи, потому что, обладая могуществом и мудростью, я мог бы сделать их совершенными, но не сделал. А если бы они были просто моими игрушками, я, конечно, не стал был обрушивать на них страдания и несчастья, боль, печаль, наказания, если бы, о Иштар, они были игрушками, которые могут чувствовать. Ибо они были бы всего лишь куклами у меня в руках.
- Конечно, - продолжал Кентон без тени иронии, - я не бог и, по всей вероятности, не смог бы стать богиней, я даже никогда раньше не сталкивался ни с теми, ни с другими. И все же, рассуждая, как обычный человек, если бы кто-либо нарушил законы, мною установленные, я бы не допустил, чтобы из-за моего гнева страдали другие люди, не имеющие никакого отношения к его первопричине. А борьба за корабль приносит страдания, если я правильно понял все, что сейчас увидел.
- Нет, - серьезно говорил Кентон, забыв о призрачных лицах, - я не вижу справедливости в мучениях жрицы и жреца, а если борьба за корабль приносит такие разрушения и потери, я бы непременно прекратил ее, если бы это было в моих силах. Во-первых, я побоялся бы, что однажды тьма разрастется и поглотит все маленькие огоньки, а во-вторых, я бы не позволил, чтобы слово, сказанное мною в гневе и приносящее все эти несчастья, стало сильнее меня самого. Я человек, и я бы поступил так. И будь я богом, или богиней - я поступил бы так же!
Наступило молчание.
- Этот человек вынес свое решение! - прошептал бесстрастный голос.
- Он вынес решение! - Струны арф звучали почти так же холодно, как и первый голос. - Я отказываюсь от своего слова! Пусть борьба завершится!
Лица исчезли. Кентон поднял голову и увидел вокруг знакомые стены розовой каюты. Был ли это сон? Слишком уж ясными были картины, представшие перед ним, слишком уж последовательными и убедительными.
Шаран зашевелилась, он повернулся к ней.
- Что тебе снилось, Джонкентон? - спросила она. - Ты что-то говорил, какие-то странные слова, я ничего не поняла.
Он наклонился и поцеловал Шаран.
- Я очень боюсь, мое сердце, что обидел эту твою богиню, - сказал он.
- О, Джонкентон, нет! Но как? - Ее глаза были полны ужаса.
- Я сказал ей правду, - ответил Кентон и поведал Шаран о своем видении.
- Я забыл, что она женщина! - закончил он.
- Но, любимый, она - все женщины! - воскликнула Шаран.
- Что ж, тем хуже! - уныло произнес Кентон.
Он поднялся, накинул плащ и пошел поговорить с Гиги.
Шаран долго еще сидела неподвижно, обеспокоенная мыслями, наконец встала, подошла к покинутому алтарю и в мольбе распростерлась перед ним.
29. Борьба окончена
- Что началось на корабле, на корабле должно и закончиться! - сказал Гиги, мудро покачивая лысой головой, когда Кентон рассказал ему о своем видении. - Я думаю, что нам не придется долго ждать развязки.
- В чем она будет заключаться? - спросил Кентон.
- Кто знает? - Гиги пожал широкими плечами. - Нам не будет покоя, Волк, пока жив Кланет. Нет, не будет. И мне кажется, я понимаю, что означают эти сгущающиеся тени на черной палубе. Это Кланет наблюдает за нами. Это - ниточка, которая соединяет его с кораблем. У меня чувствительная кожа, и она мне подсказывает, что черный жрец где-то близко. Когда он придет, что ж, мы разобьем его или он разобьет нас, вот и все. По-моему, нельзя рассчитывать, на помощь Иштар. Вспомни, она ведь только сказала, что борьба между Гневной и Темным закончится. Но она ничего не обещала - ни Шаран, ни тебе, ни кому-то из нас.
- Это было бы неплохо, - весело сказал Кентон. - Пока у меня есть возможность честно сражаться с Кланетом, этой свиньей, взращенной в преисподней, я доволен.
- Но я думаю, ты заметил, что Иштар была не очень обрадована, когда услышала все, что ты ей сказал, - хитро усмехнулся Гиги.
- Но ведь это еще не причина, чтобы наказывать Шаран, - ответил Кентон, возвращаясь к своим прежним соображениям.
- А как еще она может наказать тебя? - с хитрой усмешкой спросил Гиги и вдруг сделался серьезным. - Нет, Волк, - он положил свою лапу на плечо Кентону, - у нас очень мало шансов. И все же… если то, что ты видел, - правда, и эти маленькие огоньки действительно существуют, то все остальное не имеет значения…
Только скажи, - задумчиво продолжал Гиги, - когда огоньки, в которые превратитесь вы с Шаран, начнут свой путь в пространстве, и к ним присоединится еще один, который когда-то был Гиги из Найневе, вы возьмете его с собой?
- Гиги! - в глазах Кентона стояли слезы. - В этом мире или в другом, где бы мы ни были и что бы ни случилось, ты останешься с нами сколько пожелаешь.
- Спасибо! - тихо сказал Гиги.
Сигурд закричал им что-то, показывая на нос корабля. Они бросились к каюте Шаран и, пройдя ее насквозь, вышли на палубу. На горизонте бесконечной линией тянулись башни и минареты, шпили и колокольни, дворцы и мечети. Очертания этой ощетинившейся преграды казались им безупречно правильными и аккуратными, и у них не возникло сомнения в том, что перед ними - творения рук человеческих.
Быть может, этот город - убежище, которого они искали? Место, где они могли бы укрыться от Кла-нета и его стаи и подготовиться к встрече на более равных условиях?
Но если это город, то какие же великаны воздвигли его?
Взлетели вверх весла, корабль пошел быстрее, приближаясь к цели.
Нет, это был не город!
Тысячи острых скал поднимались из глубины бирюзового моря. Скалы синие и желтые, скалы, раскрашенные красным и ярким малахитово-зеленым цветом, скалы, рдеющие охрой и погруженные в багрянец осенних закатов; разноцветная Венеция, созданная некими Титанами из камня. Стройный минарет меньше десяти футов в поперечнике взмывал ввысь на двести футов; пирамида, такая же огромная, как пирамида Хеопса, - насколько хватало глаз, к небу тянулись тысячи фантастически раскрашенных скал, их остроконечные вершины походили на минареты, обелиски, колокольни и башни.