- Вы воспользовались правом игрока. Правом остановиться там, где пожелаете. Взгляните назад.
Я обернулся и увидел шар. .
Оба следа, на которые я наступил, были следами Сатаны!
ГЛАВА 10
Итак, на год я стал слугой Сатаны, практически крепостным, обязанным делать все, что он пожелает.
Вторую половину дня я провел у себя в комнате, то напряженно обдумывая свое положение, то с надеждой ожидая, не прокрадется ли ко мне кошачьей своей походкой Баркер. Мне было совершенно ясно, что моя свобода оставалась ограниченной. У меня не было возможности собрать вещи и уйти восвояси. После окончания действа в храме и моего отступления я попытался подступиться к Конзардине, намекая, что теперь, когда я стал гвардейцем Сатаны, мне, наверное, следовало бы совершить некоторую экскурсию по цитадели Князя Тьмы, и получил вежливый, но категоричный отказ. Он, как врач, серьезно рекомендовал мне спокойно отдохнуть у себя в комнате. Это, дескать, лучшее средство против перенесенного напряжения.
Конечно, больше всего мне хотелось найти какую-нибудь возможность встретиться с Евой. Однако здравый смысл убеждал меня, что сейчас гораздо важнее связаться с маленьким ночным грабителем.
Томясь в ожидании, я попытался проанализировать странную лихорадку, смешавшую все мои планы на лестнице. Я считал себя гораздо более трезво мыслящим и уравновешенным. И хотя произошедшее казалось мне очень странным, мне было стыдно за себя. Если допустить, что именно воля Сатаны разожгла во мне азарт, что именно она была той самой силой, которая толкала меня пройти все ступени, то это объяснение до какой-то степени спасало мою уязвленную гордость.
Но утешительная мысль, что моя воля оказалась не столь сильна, как я считал, подводила к весьма оскорбительному следствию, а именно - что она гораздо слабее воли Сатаны. И не важно, что я удержался и не прошел остальные следы, которые могли навек отдать меня в его руки. Не моя воля, а импульс, посланный Евой или пришедший из моего подсознания, остановил меня.
И отношение Сатаны очень смутило меня. Почему ему так хотелось заставить меня подниматься выше? Был ли это просто азарт игрока? Стремление выиграть? Или при виде вспыхнувших один за другим следов на его стороне шара в нем взыграла жажда крови? Если бы один из следов оказался на моей стороне, он обнаружил бы тот же пыл?
Или он с самого начала принуждал меня идти до конца и проиграть?
Но если так, то - почему?
Я не мог найти ответа на эти вопросы. И Баркер тоже не появлялся.
Наконец явился Томас. Он помог мне одеться и проводил меня через стены и лифты в еще один огромный сводчатый зал. Размерами и убранством он вполне мог бы послужить пиршественным залом великолепного семейства Медичи в период его расцвета.
За огромным овальным столом уже сидело десятка два, а то и больше, мужчин и женщин. Во главе стола был Сатана. Безупречно строгий вечерний костюм придавал ему еще более зловещий вид. Было совершенно очевидно, что я опоздал, но и не менее очевидно было то, что соблюдать формальности здесь не в обычае.
- Свежеиспеченный. член нашего общества - Джеймс Киркхем.
Без дальнейших условностей Сатана кивнул на отведенное мне место. Остальные заулыбались, приветственно кивнули и вернулись к своим разговорам.
Усевшись за стол, я с тайным изумлением увидел справа от себя знаменитую актрису, чье имя редко исчезало со сверкающих реклам Бродвея Бегло оглядев присутствовавших, я обнаружил известного во всем мире ватерполиста из Американской высшей лиги, блестящего адвоката - одного из лучших людей демократической партии. Остальных я не знал, но не оставалось никаких сомнений, что это весьма незаурядные люди. Если они были типичными представителями окружения Сатаны, то он и в самом деле не зря хвалился своей выдающейся организацией. Евы за столом не было.
Вальтер Кохем сидел справа от актрисы. И во время обеда я из кожи лез вон, чтобы расположить его к себе, - мне вовсе не хотелось иметь здесь скрытых врагов. Сначала он держался холодно, но постепенно оттаял. Он много пил, однако я с интересом отметил, все-таки не так много, как ему хотелось бы. Было совершенно очевидно, что ему безразлично, что пить, красное ли вино или какое-либо другое.
Поначалу я думал, что он сдерживает себя, чтобы не преступить границы условностей или чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. Но скоро я понял, что выпивка разжигает в Кохеме невероятную страсть к истине, презрение ко всяким эвфемизмам и условностям. Он желал видеть только неприкрашенные факты и не терпел многословия и недомолвок. Как это он выразился: «… не искажайте формулы». Он предавался поискам истины в вине с прямо-таки фанатическим рвением. К тому же он был забавен, и актриса откровенно наслаждалась нашей перекрестной беседой.
Рано или поздно, решил я, не помешает напоить Вальтера так, чтобы он не смог вынести даже микроскопического кусочка повязки на ясных глазах Богини истины. Я был чрезвычайно удивлен, узнав, что он химик и проводит много времени в своей лаборатории при замке. Что ж, это объясняло его замечание о формуле. Он очень подробно распространялся о том, какой он великолепный химик. Позднее я узнал, что он нисколько не преувеличивал. Поэтому, кстати, я так задержался на описании его портрета.
Это был восхитительный вечер: изысканное общество блистало утонченным и дерзким юмором, беседа не прерывалась ни на мгновение. Намек на наше положение прозвучал лишь в тосте знаменитого юриста, когда, глядя на меня, он провозгласил тост за «счастливо избежавших проклятья» и еще когда Сатана послал за шкатулкой и продемонстрировал несколько великолепнейших драгоценных камней, каких я раньше никогда не видал.
Он рассказывал их истории. Этим изумрудом, сверкающим среди бирюзы, Клеопатра запечатывала свои письма к Антонию. Этим бриллиантовым ожерельем кардинал де Роган собирался купить благосклонность Марии-Антуанетты и затеял тот самый судебный процесс, который послужил одним из толчков Революции и в конце концов стоил несчастной королеве головы. Этой короной украсил кудри своей возлюбленной Нель Гвинн король Чарльз. А вот кольцо с царственными рубинами, которое Монтеспан, желая смягчить сердце Короля-Солнца, передал отравителю ла Вуатюру, чтобы тот сделал его приворотным амулетом.
Под конец Сатана вручил яркой маленькой француженке, сидевшей справа от него, браслет с сапфирами, когда-то принадлежавший, по его словам, Лукреции Борджиа. Меня очень заинтересовало, чем она это заслужила и что он имел в виду, называя имя первого владельца. Но в этой тайне была некая изюминка - всеобщего удовольствия она не испортила.
Никакой мелодраматической секретности, идиотской конспирации, когда вместо имен представляются номерами, не было в этом собрании, и власть Сатаны стала внушать мне еще большее почтение. Его люди встречались лицом к лицу. Мысль о совместном предательстве была просто невероятна. Они чувствовали себя в полной безопасности под его защитой. Без сомнения, все или многие из них были свидетелями и моего восхождения, и трагедии Картрайта, но они ничем не выказывали этого.
Они пожелали Сатане спокойной ночи. Я тоже поднялся, собираясь уйти вместе со всеми, но он перехватил мой взгляд и покачал головой.
- Останьтесь со мной, Джеймс Киркхем, - приказал он.
Скоро мы остались одни. Стол был убран, слуги ушли.
- Итак, - он пристально смотрел на меня поверх огромного бокала, который держал в руке, итак, вы проиграли.
- Однако я проиграл не все, что мог, Сатана, - улыбнулся я. - Поднимись я немного выше - и мне пришлось бы падать столь же глубоко, как вам в очень далекие времена, - прямиком в Ад.
Любое путешествие, - мягко заметил он, - не лишено интереса. Но год скоро минует, и у вас опять будет возможность.
- Вы имеете в виду возможность провалиться, - рассмеялся я.
- Вы играете с Сатаной, - напомнил он и вновь покачал головой. - Нет, вы не правы. В мои планы входит ваше присутствие на земле. Однако я хвалю ваше благоразумие на лестнице. Признаться, вы удивили меня.
В таком случае, - я встал и поклонился, - я начал свою службу со значительного достижения.
Возможно, этот год окажется полезным для нас обоих, - сказал он. - А сейчас, Джеймс Кирк-хем, я требую вашей первой услуги для меня.
Сердце мое учащенно забилось, я сел, ожидая продолжения разговора.
- Нефриты Йаннана, - произнес он. - Это правда, что я смоделировал обстоятельства так, что, проявив известную сообразительность, вы могли их сохранить. Верно также и то, что, окажись эти нефриты у меня, я был бы очень доволен. Я был вынужден выбирать одно из двух удовольствий. Очевидно, что, как бы ни легли карты, мне предстояло испытать некоторое разочарование.
Другими словами, сэр, - вставил я совершенно серьезно, ~ даже вы не можете съесть пирожок и оставить его нетронутым.
- Это точно, - ответил он, - еще один недостаток столь непродуманно устроенного мира. Нефриты в музее. Пусть они там и остаются. Но я должен получить компенсацию за свое разочарование… Я решил принять от этого музея нечто другое, хранящееся там и давно привлекающее мое внимание. Вы убедите отдать мне это, Джеймс Киркхем.
Он многозначительно поднял бокал и отпил. Я последовал его примеру, не питая никаких иллюзий по поводу его недомолвок.
- Что вы имеете в виду? - спросил я. - И каким методом убеждения я должен воспользоваться?
- Это задание не из трудных, - сказал он. - Оно вполне подойдет для подвига-испытания, который в старые времена полагалось совершить перед посвящением в рыцари. Я придерживаюсь этой традиции.
- Я поклоняюсь старым правилам, сэр, - ответил я ему.
- Много веков назад, - продолжал Сатана, - фараон призвал к себе лучшего из лучших, живших тогда, золотых дел мастера Бенвенуто Челлини и приказал ему сделать ожерелье для своей дочери. Ко дню рождения или к свадьбе - уже никто не знает. Ювелир сотворил его из лучшего золота, и сердолика, и лазурита, и зеленоватого полевого шпата, называемого аквамарин. С той стороны золотого кружева, где были иероглифы с именем фараона, он изобразил сокола, коронованного солнечным диском, - Гора, сына Озириса, своего рода Бога любви, хранителя счастья. С другой стороны - знак в