Элен негромко сказала:
— Я могла бы ревновать. Но я боюсь — не за себя, а за тебя.
Доктор Лоуэлл, казалось, проснулся. Ясно, что, погруженный в свои мысли, он не слышал нашего разговора. Он вступил в разговор:
— Идемте к столу. Мне нужно кое-что сказать вам.
Он пошел по лестнице так, будто внезапно состарился.
Билл сказал мне:
— Де Керадель был откровенен. Он нас предупредил.
— О чем?
— Ты не понял? Предупредил, чтобы мы не расследовали обстоятельства смерти Дика. Они не выяснили того, что хотели. Но выведали все же достаточно. А я узнал, что хотел.
— И что же это?
— Они убийцы Дика, — ответил он.
Прежде чем я мог о чем-нибудь его спросить, мы оказались за столом. Доктор Лоуэлл позвонил, чтобы подавали кофе, потом отпустил дворецкого. Он вылил себе в кофе полную рюмку коньяку.
— Я потрясен. Несомненно, потрясен. Происшествие, ужасное происшествие, которое, как я считал, завершилось, получило продолжение. Я рассказывал о нем Элен. У нее сильный дух и светлый ум. Следует ли понять так, — обратился Лоуэлл к Биллу, — что и вы поверяете ей тайны, что она знала факты, так поразившие меня?
Билл: «Отчасти, сэр. Она знала о тени, но не знала, что у мадемуазель де Керадель есть и имя д’Ис. Да и я этого не знал. И у меня не было никаких оснований подозревать де Кераделей, когда они приняли ваше приглашение. До этого я не обсуждал с вами подробности случая с Ральстоном прежде всего потому, что это вызвало бы болезненные воспоминания. И очевидно, пока де Керадель сам не объявил об этом, я и не подозревал, что он так тесно связан с вашими черными воспоминаниями».
Доктор Лоуэлл поинтересовался: «Доктор Каранак знает?»
— Нет. Я решил, справедливы мои соображения или нет, рассказать историю Дика в присутствии де Кераделей. Я попросил доктора Каранака рассердить де Кераделя. Хотел проследить за реакцией его и дочери. И за вашей реакцией, сэр. Мне казалось это важным. Я считаю, что мои действия оправданы. Я хотел, чтобы де Керадель выдал себя. Если бы я выложил перед вами карты, он бы этого не сделал. Вы были бы настороже, и де Керадель понял бы и тоже насторожился.
— Ваша очевидная неосведомленность в моем расследовании, то, как вы невольно выдали свой ужас от аналогичного происшествия, — все это побудило его признаться, что он знал кукольницу. Он почувствовал презрение к нам и позволил себе угрозу.
Конечно, он вне всякого сомнения каким-то образом узнал о вашем участии в истории кукольницы. Он считает, что вы до глубины души поражены ужасом… боитесь, что что-нибудь случится с Элен или со мной, заставите меня прекратить расследование смерти Ральстона. Если бы он в это не верил, он никогда бы не предупредил нас.
Лоуэлл кивнул. «Он прав. Я испуган. Мы все трое в опасности. Но он и ошибается. Мы должны продолжать…»
Элен резко сказала: «Втроем? Я думаю, Алан в гораздо большей опасности, чем мы. У мадемуазель уже готово клеймо, чтобы добавить его к своему стаду».
Я сдержал улыбку.
— Не будь такой вульгарной, дорогая. — И обратился к Лоуэллу. — Я все еще в темноте, сэр. Объяснения Билла по поводу случая Ральстона абсолютно ясны. Но я ничего не знаю об этой кукольнице и поэтому не, понимаю, почему упоминание о ней де Кераделя так значительно. Если я и дальше буду участвовать, то мне нужно знать все факты… в том числе и для самозащиты.
Билл мрачно заметил:
— Считай себя призванным.
Доктор Лоуэлл сказал:
— Расскажу вам коротко. Потом, Уильям, вы можете сообщить доктору Каранаку все подробности и ответить на его вопросы. Я встретился с кукольницей мадам Менделип из-за удивительного случая заболевания: странная болезнь и не менее странная смерть приближенного одного из известных руководителей подпольного мира Рикори. Все это было весьма необычно.
— Я до сих пор не знаю, была ли эта женщина тем, кого обычно называют ведьмой, или обладала знанием естественных законов, которые нам, исключительно из-за нашего невежества, кажутся сверхъестественными, или же, наконец, просто была прекрасным гипнотизером. Но она была убийцей. Среди многих смертей, за которые она несет ответственность, смерть моего ассистента доктора Брэйла и его любимой сестры. Эта мадам Менделип была исключительной мастерицей.
Она делала кукол поразительной красоты и естественности. У нее был кукольный магазин, и она подбирала жертвы среди покупателей. Убивала с помощью яда, предварительно завоевав доверие своей жертвы. Она делала кукольные копии своих жертв, их точное подобие. Затем их оживляла и посылала со своими смертоносными заданиями. Она полагала, что в куклах сохраняется некая жизненная сущность тех, кого они изображали. Это было нечто невероятно злое, эти маленькие демоны с острыми стилетами… За ними присматривала бледнолицая, пораженная ужасом девушка, которую мадам Менделип называла своей племянницей, но держала ее под таким гипнотическим контролем, что она буквально стала вторым я кукольницы. Было ли это иллюзией или реальностью, одно несомненно: куклы убивали.
Рикори стал одной из жертв, но благодаря моей помощи пришел в себя в моей больнице. Он суеверен, поверил, что мадам Менделип ведьма, и поклялся уничтожить ее. Похитил ее племянницу, и в этом самом доме я поместил ее под собственный гипнотический контроль, чтобы узнать тайны кукольницы. Она умерла с криком, что кукольница душит ее, останавливает ее сердце…
Он помолчал, как будто снова видел эту ужасную картину, потом продолжил:
— Но перед смертью рассказала, что у мадам Менделип в Праге был любовник, которому она передала тайну изготовления живых кукол. В ту же ночь Рикори со своими людьми отправились… уничтожать кукольницу. Она погибла — в огне. Я, вопреки своей воле, был свидетелем этой невероятной сцены… до сих пор не могу поверить, хотя видел собственными глазами…
Он помолчал, потом твердой рукой поднял стакан. «Похоже, этим любовником был де Керадель. Похоже также, что, помимо тайны кукол, он знает и тайну теней. Или ее знает мадемуазель? А что еще ему известно из темных знаний? Ну, вот, все начинается сначала. Но на этот раз будет потруднее…»
Он задумчиво произнес: «Я бы хотел, чтобы Рикори нам помог. Но он в Италии. И я не смогу связаться с ним вовремя. Однако тут есть его ближайший помощник, участвовавший во всем деле и в казни. Он здесь. Мак-Кенн! Я свяжусь с Мак-Кенном!»
Он встал.
— Прошу прощения, доктор Каранак. Уильям, передаю все в ваши руки. Сам же пойду в кабинет и в спальню. Я потрясен. Элен, моя дорогая, позаботьтесь о докторе Каранаке.
Он поклонился и вышел. Билл начал: «Так вот относительно кукольницы…»
Была уже почти полночь, он закончил рассказ и у меня не осталось вопросов. Когда я уже уходил, он поинтересовался:
— Ты смутил де Кераделя, когда заговорил…. как же это?.. — об Алкар-Азе и Собирателе в Пирамиде, Алан. А что это значит?
Я ответил:
— Билл, сам не знаю. Слова сами по себе возникли на языке. Может, их подсказала мадемуазель… как я и сказал ее отцу.
Но в глубине души я знал, что это не так, что я знал, когда-то знал… и Алкар-Аз и Собирателя в Пирамиде… и настанет день, когда я вспомню.
Элен сказала: «Билл, отвернись».
Она обхватила меня руками за шею и прижалась губами к моим губам. Прошептала: «У меня сердце поет оттого, что ты здесь, И сердце мое разбивается оттого, что ты здесь. Боюсь, я так боюсь за тебя, Алан».
Она откинулась назад и слегка засмеялась. «Вероятно, ты считаешь это опрометчивостью моего поколения и его морали… и, может, вульгарностью. Но на самом деле все не так внезапно, как кажется, дорогой. Вспомни… я тебя любила еще во времена ос и ужей». Я ответил на ее поцелуй. Откровение, которое началось, когда я ее встретил, теперь завершилось.
По дороге в клуб я видел только лицо Элен, с ее медными волосами и золотыми янтарными глазами. Если иногда и вспоминал мадемуазель, то только как серебристо-золотой туман с двумя пурпурными пятнами на белой маске. Я был счастлив.
Присвистывая, начал раздеваться, по-прежнему видя перед собой лицо Элен. Сунул руку в карман и извлек серебряный браслет с черным камнем. Лицо Элен внезапно поблекло. И на его месте, как живое, возникло лицо мадемуазель, с большими нежными глазами, улыбающимися губами…
Я отбросил браслет, как змею.
Но когда я засыпал, у меня перед глазами было лицо мадемуазель, а не Элен.
Глава VIIIВ башне Дахут. Нью-Йорк
На следующее утро я проснулся с головной болью. К тому же мне снился сон. В нем куклы держали в руках длинные, в фут, иглы и плясали в розовых тенях вокруг огромных камней-монолитов. А Дахут и Элен попеременно и быстро обнимали и целовали меня. Я хочу сказать, что обнимала и целовала меня Элен, но тут же лицо ее расплывалось и вместо него возникало лицо мадемуазель, потом оно менялось на лицо Элен и так далее.
Я еще во сне подумал, что это очень похоже на весьма необычное увеселительное заведение в Алжире, именуемое «Дом сердечного желания». Им владеет француз, куритель гашиша, удивительный прирожденный философ. Мы с ним очень подружились. Кажется, я заслужил его уважение, рассказав ему о своем плане «Небо и Ад Инкорпорейтид», который так заинтересовал мадемуазель и де Кераделя. Он процитировал Омара:
Я душу посылал в незримый Край:
«Лети, душа, и, что нас ждет, узнай!»
И мне она, вернувшись, принесла
Такой ответ: «Во мне и ад, и рай».
(Пер. О. Румера)
Потом сказал, что моя идея не так уж оригинальна: комбинация рубаи и того, что делает его заведение таким прибыльным. В его доме скрывались два беглых сенуси. Эти сенуси — настоящие волшебники, мастера иллюзий. У него также двенадцать девушек, прекраснее я не видел, всех цветов кожи: белые, желтые, черные, коричневые и промежуточных оттенков. Когда кто-то желает получить объятие «сердечного желания», а это очень дорогое удовольствие, все девушки, обнаженные, встают в круг, большой широкий круг в большой комнате, все берутся за руки. Сенуси садятся в центре этого круга со своими барабанами, а желающий получить удовольствие встает рядом с ними. Сенуси начинают петь и бить в барабаны и делать разные магические жесты.