шел мужчина. Я принял его за американца с запада. Высокий и тощий, походка выдает человека, привыкшего к верховой езде. Лицо орлиного типа, такие часто встречаются в горах; бледность и отсутствие зрачков в глазах делали его лицо похожим на гротескную маску. Рот тонкий и озлобленный.
Как и женщина, он лег на пол перед Сатаной. Человек в вуали протянул кубок держателю кувшина, тот налил в него зеленую жидкость. Кубок был передан Сатане.
– Встань, – приказал Сатана. Проситель вскочил на ноги, не отрывая горящего взгляда от кубка. Нечестивый ритуал начался заново!
– Ты, человек, бывший Робертом Тейлором, кто я такой?
– Ты Сатана!
– А кто такой Сатана?
И снова богохульное признание:
– Ты мой Бог!
– У тебя не должно быть Бога, кроме меня!
– У меня нет Бога, кроме тебя, Сатана!
– Чего ты хочешь, человек?
Раб выпрямился, голос его утратил безжизненность. Лицо стало жестоким, как у палача.
– Убить человека, которого я ненавижу… найти его… уничтожить… убить его медленно, много раз!
– Один раз ты убил его… слишком быстро, – злобно сказал Сатана и добавил без выражения: – Благодаря мне ты найдешь того, кого ненавидишь, и убьешь его, как желаешь! Пей!
Он передал напиток. Еще дважды слышал я звон призывающего гонга, дважды видел, как из–за серебряных занавесей появлялись обреченные с бледными лицами и алчными глазами и исчезали. Один из мужчин попросил власти над царством зверей. Другой – рай, полный женщин.
Сатана обещал и давал им зеленый напиток.
Кефт!
Сильнейший дьявольский наркотик, который давал выпившим иллюзию исполненного желания. А потом обращал мозг к самому себе, пожирал его. И дьявольская алхимия поглощала саму душу.
Я смотрел, как околдованный, Ева была забыта. Но если я забыл о ней, то Баркер – нет. Щель, через которую я смотрел, закрылась. Баркер коснулся меня, мы встали. Бесшумно прошли по тусклому черному коридору.
Меня слегка тошнило.
Какая прекрасная картина – Сатана, купающийся в поклонении своих рабов, распределяющий любовь и ненависть, темную власть и похоть, сардонически и беспристрастно дающий каждому то, чего он или она больше всего хочет.
Да, иллюзии. Но более реальные для наркоманов, чем жизнь без напитка.
Но, Боже, их пробуждение!
И после пробуждения испепеляющее стремление бежать от реальности. Вернуться в мир иллюзий, куда дверь открывает только кефт!
Неудивительно, что те трое в музее пошли на смерть со слепым повиновением.
И если Сатана и не тот, за кого себя выдает, то сатанинской силы он не лишен.
Я не обращал внимания, куда мы идем, слепо следуя за Баркером.
– Ну, разве я был неправ? – неожиданно прошептал он. – Разве это не вход в ад? Кто же, по–вашему, Сатана?
Я пришел в себя.
– Продавец наркотиков. Притон a–ля Риц. Вот и все. Я видел опиумные притоны в Китае, по сравнению с которыми этот – землянка. А наркоманы там готовы перерезать горло за дозу так же просто, как эти рабы Сатаны.
Ни одно из этих утверждений не было вполне истинным, но мне было приятно так говорить.
– Да? – цинично переспросил он. – Ну, что ж, думайте по–своему. Я надеюсь, вы на самом деле так думаете, капитан.
Я тоже надеялся, что смогу думать так.
– Тише, – прошептал он.
Мы двигались, как два привидения во тьме коридора. У меня осталось неясное впечатление, что мы воспользовались несколькими лифтами. И никакого представления, в каком направлении моя комната.
– Пришли, – прошептал Баркер и остановился, прислушиваясь. Я сунул в карман часы, чтобы их светящийся циферблат нас не выдал. При этом я взглянул на них. Было уже почти полпервого.
Баркер подтолкнул меня вперед. Слабый запах, едва ощутимый аромат.
Ева! Мы в ее комнате.
14
– Мы ее опередили, – неосторожно прошептал я.
Послышался шорох, кто–то торопливо сел в постели.
– Кто здесь? – донесся негромкий голос Евы. – У меня палец на кнопке звонка.
– Это я, Джим, – ответил я так же негромко, но торопливо.
– Джим! – вспыхнул затененный свет. – Где ты был? Я до смерти беспокоилась о тебе!
Ева опиралась на подушку, карие глаза ее широко раскрыты и светятся, серебряная копна волос слегка взъерошена. Она похожа на проснувшуюся маленькую девочку. И она прекраснее всех. Каждый раз, как я смотрел на Еву, она казалась мне еще прекраснее. Я даже подумал, когда же она остановится. На ней прелестное кружевное розовое неглиже. Я знал, что всю оставшуюся жизнь при виде кружевного розового неглиже сердце мое будет биться быстрее, даже если одежда будет выставлена в витрине магазина.
Она соскользнула с постели, подбежала ко мне и поцеловала. Это было так приятно, что я совершенно забыл обо всем.
И услышал странные звуки позади. Гарри раскачивался из стороны в сторону, сжав руки, полузакрыв повлажневшие глаза, лицо в экстазе, он вполголоса напевал, как любящий попугай. Он действительно был сентиментален, маленький воришка Гарри.
Ева взглянула на него и рассмеялась.
– Если хотите сказать: «Благословляю вас, дети мои», – давайте, Гарри, – шаловливо сказала она.
Он замигал, пришел в себя и улыбнулся ей.
– Вспомнил о нас с Мегги, – сказал он. – Как мы встретились. Сердце согрелось.
– Ну, ладно, – сказал я, – полагаю, можно начинать совещание. У нас много вопросов, а времени мало. Могут ли нас прервать, Ева?
– Вряд ли, – ответила она. – Откровенно говоря, здесь никто не обращает внимания на ночные встречи. И все помалкивают и не приходят без приглашения. С другой стороны, Джим, ты не тот человек, которого ожидают тут встретить. Наше отвращение друг к другу, дорогой, хорошо всем известно. Сатана обязательно узнает об этом. И тогда…
Ей не нужно было кончать предложение. Я сам очень ясно представлял себе, что сделает Сатана.
– Трудно было бы объяснить и присутствие Баркера, – добавила она.
– Как, Гарри? – спросил я его. – Не могут ли вас хватиться?
– Нет, если не случится чего–нибудь необычного. Если меня станут искать в моей комнате, я скажу, что работал где–нибудь в другом месте. Сатана не станет меня искать, это точно.
– Что ж, придется рискнуть, – решил я. – Но мы будем говорить тихо и не зажжем свет.
Ева погасила лампу. Она откинула тяжелую занавесь с окна. Слабо светила луна, скрытая облаками. Мы с Баркером передвинули кушетку в темную часть комнаты. И сели на нее втроем.
Мы говорили. Нет смысла пересказывать. Мы ни к чему не пришли. На мгновение вспыхнули несколько планов и тут же потухли, как блуждающие огоньки. Я по–прежнему находился под тяжелым впечатлением увиденного в нечестивом храме Сатаны и никак не мог отвлечься. Меня не оставляло предчувствие тщетности всех наших попыток. Мы как мухи в паутине на стене храма с отпечатками следов. Отцепившись от одной нити, мы обнаруживали другую. Но постоянное присутствие теплого тела Евы, прижавшейся ко мне, ее храбрость, доверие помогали бороться с убывающей уверенностью. Выход есть. Он должен быть.
Прошло больше часа, но мы не нашли никакого выхода.
Баркер все больше беспокоился м нервничал.
– В чем дело, Гарри? – наконец спросил я его.
– Я беспокоюсь, сэр, – ответил он. – Не знаю почему. Но у меня чувство, что что–то не в порядке.
Мне показалось это забавным.
– Черт побери, вы правы, – я не мог сдержать усмешки. – Мы все время и стараемся навести порядок.
– Нет, – упрямо ответил он. – Я… я необычно обеспокоен. Я никогда не чувствую этого, если не ждет что–нибудь ужасное. Капитан, я думаю, лучше попрощаться и уходить.
Я заколебался. Как я уже сказал, мы ни к чему не пришли. В любой момент у кого–нибудь из нас могла блеснуть мысль, которая откроет дорогу на свободу. Но главное, конечно, – то, что мне не хотелось расставаться с Евой. Но не обратить внимания на беспокойство маленького человека тоже нельзя. А если он уйдет и не сможет вернуться, я окажусь в трудном положении. У меня не было ни малейшего представления, где находится моя комната и как туда добраться.
– Мы установили, что именно нам не поможет, – сказала Ева. – Звучит немного по–попугайски, но я знаю, что это прогресс. День принесет новые идеи. Встретимся снова завтра вечером.
– Хорошо, – ответил я. – Идем, Гарри.
По невольному вздоху облегчения я понял, как был обеспокоен Баркер. Ева отошла от окна, опустив занавеси. В комнате стало темно. Я почувствовал ее руку, затем она обняла меня.
– До завтрашнего вечера так долго, Джим, дорогой! – прошептала Ева.
– Быстрей! – услышал я шепот Гарри. – Быстрей, капитан!
Я осторожно двинулся к стене.
– Боже! – я услышал выдох Гарри.
В голосе его был ужас. Я прыгнул вперед.
Луч света упал на лицо Баркера. Чья–то рука вылетела из тьмы, как змея, и схватила его за горло. Я видел, как лицо его исказилось от боли, а руки вскинулись вверх в напрасной попытке разжать безжалостный зажим.
Свет ударил мне в глаза, ослепив. Я нырнул. Прежде чем я мог коснуться кого–нибудь, фонарь упал на ковер и тело Баркера ударило меня, как мешок песка, отброшенный слоном. Я отлетел назад. В комнате зажегся свет.
Прямо передо мной, угрожая пистолетом, стоял Консардайн.
Глаза его были холодными и угрожающими. Из них смотрела смерть. Он перевел взгляд от меня к Еве. Лицо его смягчилось, как будто какой–то страх оставил его. Потом на лице появилось выражение удивления, недоверия. Оно снова отвердело и стало угрожающим. Ствол пистолета, направленный на меня, не дрогнул. У моих ног тяжело дышал, поднимаясь, ошеломленный Гарри. Я помог ему встать.
– Что эти люди здесь делают, Ева?
Консардайн говорил спокойно и ровно, но видно было, что он сдерживается с огромным трудом. Я понимал по быстро сменявшемуся выражению его лица, что он подумал. Вначале, что мы проникли в комнату Евы с каким–то зловещим намерением. Потом – подозрение по отношению к самой Еве.
Его нужно развеять. Ева не должна быть замешана. Сыграть на первой карте Консардайна. Прежде чем Ева смогла ответить, я заговорил.