— Мне это доставит удовольствие. — Его улыбка все так же сумрачна.
Стальная бутылка теперь у парня по имени Питер. Она приближается. До меня доносится знакомый голос, и я поднимаю взгляд. Чудо-мальчик в низко надвинутой на лицо кепке «Нью-Йорк джайентс» разговаривает с Чэнь Лаоши, а девицы с треском раскрывают и захлопывают свои синие шелковые веера, напоминая цветущий луг. Учительница Чэнь смеется, прижимая к себе корзину с веерами. Чудо-мальчик ведь даже не с этого факультатива. Ну и подхалим. Я резко разворачиваю свой стул и сажусь к нему спиной.
— Он высокий, — говорит Спенсер. — А еще у него волосы на груди. Густые.
— И все же думаю, что дело в мощном подбородке, — подает голос Марк.
Подходит Софи, перебрасывая через плечо свой голубой шарф в цветочек:
— О каком красавчике речь? Я хочу поучаствовать.
Моя подруга подтаскивает свободный стул и садится рядом с Ксавье, лукаво подмигнув, как умеет только она.
— Прости, Софи, — говорит Марк. — Мы обсуждаем твоего кузена, тебе лучше помолчать. Спорим о том, что именно делает Рика самым мужественным азиатом, которого мы когда-либо видели. Объективно.
— Пустое сотрясение воздуха. — говорю я, и Ксавье фыркает.
Софи хохочет:
— Не хочу вас всех огорчать, но он натурал. И уже занят.
— Мы за ним не бегаем. Просто оцениваем.
— Итак, если Рик — мужественный, то какие же мы? Женоподобные азиатские мальчики, не способные завести себе подружек? — говорит Дэвид. — Терпеть не могу этот стереотип.
Марк оглядывает Дэвида с головы до ног:
— Ты весишь меньше Эвер.
Дэвид мрачнеет. Пожалев его, я хлопаю себя по бедру:
— Это всё мои ноги. Результат занятий балетом. Они у меня мускулистее, чем у всех вас, вместе взятых.
Софи снова хохочет. Дэвид хмыкает. Марк производит демонстративный осмотр под столом:
— Не хотелось бы испытать на своей шкуре, что такое нога балерины.
Я усмехаюсь, пораженная собственной смелостью. И проклюнувшимся чувством товарищества. Дома у меня нет близких друзей среди парней. Странно: я пробыла в «Цзяньтане» только день, и мне уже кажется, что я знаю этих ребят всю жизнь. Потому что это лагерь? Потому что дома я была застенчивой, а теперь чувствую себя увереннее рядом с людьми, которым неизвестна печальная история моей юности?
Может, с одним из них я поцелуюсь?
Стальная бутылка переходит от Ксавье к Софи, и я соображаю, что никто и не думал предлагать ее мне.
— Вы ведь пойдете с нами в четверг, да? — спрашивает моя подруга.
— В мою будущую политическую карьеру статьи про арест за границей как-то не вписываются, — замечает Спенсер.
— Не занудствуй. — Марк косится на Софи: — Ты уверена, что через трубу можно попасть в город?
— Мы с Эвер это выясним. — Софи протягивает ему бутылку через стол. — Задняя дверь рядом с кухней.
— Эй, Марк! — Я протягиваю руку за бутылкой.
Софи говорит:
— Встречаемся в одиннадцать у… Ой!
Появляется преподаватель Лихань, который бросает на середину нашего стола стопку тоненьких буклетов. Бутылка исчезает в шортах Марка. Дэвид берет буклет и начинает листать, а Лихань поправляет на носу очки в черной оправе и отходит к другим столам. Я беру буклет и тут же жалею об этом: на обложке изображен лежащий ничком человек-дикобраз — голый мужчина, с ног до головы утыканный иглами. Меня начинает мутить, и я торопливо переворачиваю буклет.
Неподалеку от нас Чэнь Лаоши, кокетливо улыбаясь, протягивает чудо-мальчику синий веер из своей корзины. Почему бы и нет? Она ненамного старше, а чудо-мальчик, вероятно, раз десять мимоходом обронил в разговоре слова «Йель» и «футбол». На безупречном китайском. Чэнь Лаоши сзывает своих танцовщиц с веерами, а чудо-мальчик направляется к нам со сложенным веером, который тонет в его ручище.
— Легок на помине, — говорит Марк, когда чудо-мальчик приближается.
— Да уж, — бормочу я.
— Обо мне говорили? — Чудо-мальчик растерянно поднимает бровь, и все разражаются хохотом. — Рад, что повеселил вас, — цедит он.
— Ты тоже на введении в медицину? — осведомляется Марк.
— Я на барабанах. — Рик кивком указывает в сторону. Затем находит меня взглядом. — Вот. — Он бросает мне веер, а я, совершенно ошарашенная, ловлю его.
— О, э…
Прежде чем я успеваю пробормотать слова благодарности, раздается песня Тейлор Свифт — это звонит телефон Рика. Он подносит трубку к уху, снимает кепку и подхватывает ее свободной рукой.
— Привет, Дженна! Вот так сюрприз!
— Ей совсем уже не терпится? Во время занятий телефоны под запретом, — укоризненно замечает Софи, но Рик уже несется к китайским барабанам — его футболка надувается, как парус.
Я открываю веер. Легкий взмах доносит до меня аромат палисандра. На голубом шелке поблескивают золотые нити. С этой вещицей я могла бы исполнить танец проказливой лесной феи или средневековой дамы во дворе замка.
Лихань вытряхивает на наш стол содержимое бумажного пакета — кипу кривых корешков, и от горькой пыли я начинаю кашлять.
— Круто, что это? — Дэвид хватает один корешок. Он вполне серьезен.
Лихань отвечает ему по-китайски. Я ничего не понимаю, но мне все равно. Хуже факультатива, чем введение в китайскую медицину, представить себе нельзя. Чудо-мальчик с телефоном у уха, улыбаясь, расхаживает рядом с барабанщиками, его дурацкий «мощный подбородок» освещен солнцем. Марширующая мимо шеренга парней с веслами на плечах — факультатив гребли на драконьих лодках — скрывает Рика из виду. Когда гребцы удаляются, я вижу, что Бенджи и еще один парень пытаются надеть на него гигантскую голову китайского льва с большими, застенчиво моргающими глазами; он с невероятной скоростью уворачивается и для верности делает полный оборот.
— Боже, ты прямо ракета! — восторгаются парни.
Рик смеется, прижимая к уху телефон. Один день в «Цзяньтане» — а чудо-мальчик не только улизнул от штрафа за незаконный телефонный разговор, но и обзавелся собственным фан-клубом. Однако я в этом клубе не состою.
Я бросаю веер Софи, которая уже встала, чтобы отправиться на свой кулинарный кружок.
— Забирай веер, — говорю я. — Он подходит к твоему шарфику.
Глава 10
Не могу я это надеть!
В четверг вечером я смотрю на свое отражение в зеркале, которое Софи купила за доллар и приклеила к нашей двери. Щедрая до безобразия, она сделала мне макияж, достойный королевы. По моим пуританским провинциальным стандартам, за такие яркие смоки айз и пухлые губы можно схлопотать арест.
Но больше всего меня пугает мой наряд. Между поясом юбки и облегающим черным корсетом, сквозь шнуровку которого просвечивает спина, мерцает полоска светлой кожи. Я влюбилась в эти вещи на Шелковом рынке и решилась нарушить правило «Одеваться как монашка», но не могу выйти на улицу в чем-то настолько… откровенном.
— Пора спускаться. Уже почти одиннадцать. — Софи выпячивает губы, глядя на свое отражение в зеркале, и накладывает второй слой помады. Ее платье из золотого ламе сверкает. — Ксавье и Маттео ждут нас у кухни.
Всю неделю мы вчетвером напропалую флиртовали на факультативе по китайскому (Ксавье со мной, а Софи с ним и Маттео) — обычное дело на «Корабле любви». По всему лагерю ходят сплетки: кто да с кем, и я не могу отделаться от ощущения, что сегодня вечером пересудам будет дан новый толчок.
— Подожди минутку, — прошу я, достаю из ящика мягкую черную рубашку с короткими рукавами и надеваю ее, прикрыв голые плечи, живот и корсетную шнуровку.
Пищит мой мобильник на комоде. Весточка от Перл: «Мама и папа достают меня внеклассным чтением два месяца без тебя я скучаю ты нашла танцевальную студию». Отсутствие знаков препинания свидетельствует о том, что сестричка записала голосовое сообщение, а потом прослушала на ноутбуке — это из-за дислексии. Я отвечаю: «Держись. Прочитай, и они от тебя отстанут. Студии тут есть, но они слишком дорогие, продолжаю искать». Перл: «Они придумают что-нибудь еще». Я: «Ага, я знаю. Держись. Люблю тебя!»
— Готова? — Софи берется за ручку двери и недовольно косится на меня. — Мы идем в клуб. Ты в этом изжаришься.
Я кладу телефон рядом с двумя проигнорированными мной записками Мэйхуа: «Позвони родителям». В зеркале видно, как просвечивают под черной шифоновой юбкой ноги. Неприлично много голого тела. Я одергиваю подол.
— Мне не жарко, — вру я.
— Ты уверена, что…
Стучат. Софи дергает неподатливую дверь.
— Да что ж такое! — восклицает она, берется за ручку обеими руками, и дверь наконец распахивается. На пороге стоит чудо-мальчик с небрежно взъерошенными волосами, в облегающем канареечно-желтом поло и черных штанах. Софи разводит руками: — Все-таки в желтом! Рик, я сдаюсь.
Он ухмыляется — сама желтолицая невинность. Софи была права: желтый чудо-мальчику совершенно не идет. Если сегодняшняя тема — потрясные прикиды, Рик не в игре. Будь на его месте любой другой парень, это даже произвело бы впечатление.
— Я только сопровождающий, не забывай. А кроме того, ты приоделась за нас обоих.
Рик переводит взгляд на меня:
— Эвер! — Глаза у него лезут на лоб. Я тотчас вспоминаю про свои подведенные глаза и накрашенные губы, про черную рубашку, обтягивающую мой длинный торс, и просвечивающую юбку. Рик сдвигает свои медвежьи брови: — У тебя лента развязалась.
— Ой! — Я тянусь к банту на корсете, который завязала Софи.
— Вон там, — нетерпеливо указывает чудо-мальчик и подходит ко мне сзади.
Корсет елозит по ребрам, когда Рик завязывает бант под кромкой рубашки: один, второй узел — теперь точно не развяжется. Как будто мне двенадцать и он мой папа. До чего же унизительно. А Рик даже не замечает этого. Не успеваю я опомниться, как он уже выглядывает за дверь:
— Все чисто. Двинули!
Когда мы выходим из общежития на узкую площадку за кухней, в небе висит тонкий месяц. Перед нами возвышается увитая плющом стена, и зловоние кухонных объедков заставляет меня наморщить нос. Я прохожу мимо метлы из прутьев, штабелей пластмассовых ящиков и мусорного контейнера размером с грузовик, стараясь держаться подальше от чудо-мальчика. Но остальные идут за мной по пятам. Когда я добираюсь до угла здания, рядом со мной в лунном свете возникает Ксавье. Он сунул руку в карман, сминая дизайнерскую черную рубашку, поблескивающую серебряными нитями. Темные глаза впиваются в меня, уголки губ раздвигаются в легкой улыбке: