Ой-ой! Даже мои родители не позволили бы себе такого. Она, конечно, шутит. Но перемена, произошедшая с Софи, шокирует. Моя подруга опускает глаза. На щеках проступают красные пятна, но в остальном запал гаснет, будто тетушка Клэр опрыскала ее огнетушителем. Тетушка не шутит! Как и дядя, толковавший о том, что Софи получит диплом Дартмута.
Мои родители все держат под контролем, однако никогда не говорят о мальчиках, а значит, никогда не велят угождать им. В каких-то отношениях семья Софи весьма прогрессивна, но в некоторых вопросах, особенно вопросах брака, — мегатрадиционна. Неудивительно, что Софи так одержима поисками парня, — и я впервые чувствую прилив жалости к своей очаровательной соседке по комнате.
— Почему бы вам, девочки, не помочь мне с ужином? — спрашивает тетушка Клэр, пожимая мне руку. — Может, ты хочешь сначала позвонить родным, дорогая?
— Я разговаривала с ними утром, — заявляю я и беру с подноса коктейль. Боже, как я скучаю по Перл! Надо ей написать. — Но все равно спасибо.
— Ты прелесть!
Тетушка Клэр ласково гладит меня по волосам, и я ухожу следом за Софи — это все, что остается такой обманщице, как я.
Глава 20
Полтора часа спустя, закончив обмакивать липкие ломтики няньгао[74] во взбитое сырое яйцо и вырезать цветы из редиса с тетушкой Клэр и Софи (которая сделала десять цветков против моих трех — откуда такая сноровка?), я разыскиваю Рика по всему особняку: обвожу взглядом откидывающиеся кожаные сиденья домашнего кинотеатра на цокольном этаже, сную по коридорам, устланным шелковыми коврами, поднимаюсь по изогнутым лестницам на крышу, в сад с благоухающими гардениями и деревом гуавы. Теплый ветерок сдувает волосы с моего лица, когда я озираю силуэт города с небоскребом «Тайбэй-101», одиноко возвышающимся над всем вокруг. Тело ноет от желания как-то передать свои впечатления от этого вида, станцевать, но я разворачиваюсь и ухожу вниз.
Уже второй раз я стучу в дубовую дверь спальни Рика — ответа нет. Наверное, он на улице. Когда я прохожу мимо комнаты Ксавье, через дверь до моих ушей доносятся тихие стоны и звуки поцелуев.
— Я сделала это для тебя, — шепчет Софи.
Я не слышу ответа Ксавье, но за ним следует сердитое ворчание Софи, а затем — яростный скрежет ножек стула по деревянному полу, словно они разъехались.
— Да что с тобой? — Ее голос звучит на октаву выше. — Насколько я знаю, с Минди ты так не скромничал.
— Просто мне кажется, нам не стоит этого делать, — отвечает Ксавье.
Снова раздается скрежет мебели по полу. Глухой удар — будто упала книга. Шелест страниц. Ноги у меня приросли к шелковому ковру.
И тут дверь распахивается настежь. Из комнаты вылетает Софи. Завидев меня, она останавливается, поправляет бретельки полосатого оранжевого платья, затем дверь за ее спиной захлопывается, задувая подол между ног.
— Все хорошо? — встревоженно спрашиваю я.
— Ксавье — придурок. — Софи выдергивает из уха подаренную им серьгу. — Какая же я идиотка, что связалась с ним.
— Какая чушь, — протестую я.
— Мы расстались. — Она швыряет серьгу в его дверь, и та, звякнув, исчезает под напольными часами. — Посижу перед ужином у бассейна.
Софи врывается в свою комнату, пинком отшвырнув розового медведя и хлопнув дверью: тщательно спланированные выходные пошли коту под хвост. Я поднимаю руку, чтобы постучаться к ней, но тут снова распахивается дверь комнаты Ксавье. Он стягивает через голову черную рубашку. На его загорелой груди мерцают отблески света потолочных ламп. Сквозь дверной проем видна кровать с балдахином, смятые простыни, откинутые одеяла, оранжевый рюкзак на полу. Взгляд Ксавье встречается с моим и застывает. Интересно, какой он видит меня сейчас, когда я замерла в смущении.
— Эвер! Это не то, что ты думаешь. — Я не вижу ухмылки на его лице, не слышу насмешки в голосе, и внутри у меня все сжимается. Куда легче противиться Ксавье-плейбою, чем серьезному Ксавье. — Мы с Софи…
— Это не мое дело!
Уронив игрушечного медведя, я бросаюсь к лестнице и устремляюсь вниз, перепрыгивая через две ступеньки.
— Эвер, подожди! — кричит Ксавье, но я его уже не слышу.
Пятнадцать минут спустя я обнаруживаю Рика, бегущего по обсаженной бамбуком дорожке парка Тяньму, который находится в нескольких кварталах от дома тетушки Клэр. Вечереет, небо приобретает фиолетовый оттенок с розовыми прожилками облаков. В воздухе витает аромат камфорных деревьев, под которыми группа мужчин и женщин занимаются тайцзи[75] напоминая монахов в шаолиньском храме.
Серая рубашка Рика с вазообразной полосой пота на груди прилипла к коже. Его тело сковано, точно он напряг всю волю, чтобы убежать от своих демонов, кто бы они ни были. Громадная сила духа — благодаря ей он и стал чудо-мальчиком.
Рик замечает меня и замедляет шаг.
— Привет.
— Привет.
Вытерев лицо рукавом, он кивает, указывая на тропинку:
— Хочешь немного пройтись?
Приступ смущения.
— Конечно.
Мы пускаемся в путь по каменистой дорожке, отходя в сторону, чтобы пропустить рикшу, сопровождаемого скрипом колес.
— Ксавье прав. — Рик сует руки в карманы. — Неправильно заставлять тебя врать ради меня. Я оказался трусом.
— Я ведь сама предложила.
— Просто… мне нужно, чтобы они перестали ненавидеть Дженну.^ Рик сутулится, все глубже засовывая кулаки в карманы. — Наверное, не стоило вообще сюда приезжать.
— Зачем же приехал?
— Я тебе уже говорил. Начинается новая жизнь. Мне необходимо было отдохнуть.
— И от Дженны тоже?
— Нет, разумеется, нет! — Рик широко распахивает глаза, а затем качает головой: — Да. Да, наверное.
— Как вы вообще познакомились?
— В шестом классе Чу переехали в соседний дом. Родители Дженны попросили меня проводить ее в школу, а она, в свою очередь, встретила меня после уроков. В старших классах Дженна ждала меня на футбольных тренировках, и я пригласил ее на школьный вечер встречи выпускников-первокурсников[76]. С тех пор мы вместе.
— Она знает, что не приглянулась твоим родным?
— Да. Я старался это скрыть, но мелочи неизбежно просачиваются наружу. — Рик ковыряет большим пальцем шрамы на руке. — У нас бывали ужасные ссоры. В том числе когда семья тетушки Клэр стала распускать сплетни. Естественно, это вызвало поток пересудов. Дженну иногда бросает из крайности в крайность, — признается он.
— Вот почему Софи ее не любит?
— Не совсем. Дженна испытывает серьезное давление. Друзья напирают. Оценки. Ее родители часто ездят в командировки и многого от нее ждут; каждый стресс похож на камень, который Дженна вешает себе на шею, — она зацикливается на всем этом. В одиннадцатом классе похудела на пятнадцать фунтов. Каждый вечер приходила и вырубалась в моей постели, пока я делал уроки. Я разрывался между школой и футболом, а Софи раздражало, что моя девушка отнимает у меня много времени. Я пытался побудить Дженну развивать собственные интересы — она работала волонтером в детской клинике, но бросила. Стремилась сосредоточиться только на учебе и на мне — а я этого не хотел.
— Твоя тетя сказала, что ради нее ты переходишь в колледж Уильямса.
— Я не знал, что ей это известно, — мрачнеет Рик. — В Уильямсе мой перевод еще не утвержден, вот почему я ничего не говорил. Даже Софи не знает. — Он переводит взгляд на птицу в траве, расправляющуюся с остатками мясного пирожка. — Я понимаю, что мои родственники недовольны, но Дженне тяжело одной. Она будет получать предмедицинское образование…[77]
— Предмедицинское? — вздрагиваю я. — Ее родители тоже хотят, чтобы она была врачом?
— Нейрохирургом. Она сама мечтает стать детским онкологом, работать с детьми, страдающими от рака, — у нее прекрасно получится. Но, по мнению ее предков, это не так престижно. Дженна — единственный ребенок в семье, и на нее возлагают все надежды.
— Что ж, после Уильямса она сможет поступить в любой мединститут.
— Я ей так и сказал. Но она с трудом переносит неопределенность. Эта ваша бакалаврско-медицинская программа… Дженна на все пошла бы ради такой стабильности. Минувший год был сущим адом. Она подала заявления куда только можно и везде прошла только кандидатом.
Я срываю с дерева персик и начинаю катать бархатистый шарик между ладонями. Вот для чего понадобился этот перевод: Дженне нужно, чтобы рядом был верный, надежный Рик, пока она будет бороться со стрессами предмедицинского образования, стремясь к заветной цели — медицинскому вузу. Я не хочу вестись на снобистские рассуждения Риковой родни, но что-то здесь не так. Неужто ему и впрямь необходимо бросать Йель? Я ничего не знаю про жизнь в разлуке, возможно, это очень тяжело. Но между Меган и Дэном целых шесть штатов — и ничего. А Уильямс и Йель всего в нескольких часах езды друг от друга. А как же футбол? Неужели этот парень так боится потерять Дженну?
Рик все еще пытается стереть со своих пальцев шрамы. Я прикасаюсь к его руке:
— Ты был с Дженной, когда они появились?
Его рука застывает.
— Как ты догадалась?
— Ты трогаешь их каждый раз, когда думаешь о ней.
Рик сжимает пальцы в кулак, словно пытаясь стереть из моей памяти все те случаи, когда он выдавал себя с головой.
— Да.
Его голос, будто кирпичная стена, держит меня на расстоянии. Что бы ни случилось, воспоминания об этом погасили в нем свет. Я заговариваю о другом:
— А ее родители знают?
Тон Рика становится резче:
— О чем?
— Как ей плохо.
— Нет. — Он опускает кулак. — Нет, Дженна с ними не очень близка. Она заставила меня пообещать, что я никому не скажу. Иначе ее отец все испортит. Он обвинит ее в слабохарактерности.
— Возможно, они ее не поймут. — Стала бы я на ее месте делиться с родителями? — Но ты же не можешь взвалить на себя все ее заботы! — Я смотрю на него снизу вверх. — Ты в самом деле ее любишь, да?