Рик тяжело вздыхает:
— Да. Конечно, люблю.
Персик оказывается ужасно кислым. Когда мы добредаем до дальних ворот парка, я выбрасываю его в урну, и мы тем же путем возвращаемся назад. Снова показываются члены клуба тайцзи: они сделали перерыв и теперь пьют чай из металлических термосов. Седовласый мужчина раздает людям посохи бо, и те крутят их, напоминая ветряки в поле. Мы садимся на скамейку, чтобы понаблюдать за ними; я вытягиваю ногу вбок и хватаюсь за пальцы ступни, пытаясь с помощью привычной растяжки обрести прежнее равновесие.
— Ты сказала моим родным, что идешь в Тиш.
Рик не дает мне обрести равновесие.
— Я пошутила. Ясно же.
— Да ну? Потому что всякий раз, когда ты заговариваешь про медицинский институт, выглядишь так, будто безнадежно потерялась на стадионе.
— Ого, типа, апокалипсис?
Он улыбается:
— Хуже. — Его ухмылка исчезает. — Это серьезный вопрос.
Я отпускаю ногу.
— В детстве я упала с велосипеда и сильно поранила коленку. Отец наложил мне швы и сказал: «Когда ты станешь врачом, будешь делать это сама». Он целыми днями возил по Кливлендской клинике санитарную каталку и возвращался домой до предела измотанный, пахнущий антисептиком, а я бежала его обнимать. Папа рассказывал про мельком виденные им операции, про жизни, спасенные докторами, говорил, как гордится тем, что когда-нибудь я буду врачом. Сам он им так и не стал. Последнее он вслух не произносил, но я всегда это знала. И твердо намерена сделать так, чтобы его труды оказались не бесполезными, чтобы он больше не убивался на работе.
— Когда ты отказала Тишу?
— За день до того, как улетела сюда.
— Можно попробовать им позвонить. — Рик садится. — Объяснишь, что чувствовала себя обязанной так поступить.
— Слишком поздно.
— Занятия начнутся не раньше чем через месяц. Скажешь, что у тебя были семейные проблемы. Или что не считала этот вариант реальным. Ты могла бы брать те уроки танцев и хореографии, о которых говорила. Жить рядом с Бродвеем…
— ПРЕКРАТИ! — Я зажимаю ему рот рукой. Он бередит раны, которые я изо всех сил стараюсь залечить. — Каковы шансы, что еще одна девушка по моему направлению откажется от места к сентябрю? — Еще одна американская азиатка, если Марк прав насчет квот. — Нулевые! Ведь ты сам отказываешься от футбола ради любимой. Тебе ли говорить?
Я убираю руку с его рта, и он закусывает щеку. Я до сих пор ощущаю колючую щетину на ладони. Глаза Рика широко раскрыты, будто его торкнули электрошокером. Загорелая кожа побледнела. Он отворачивается:
— Не знаю.
Через минуту я произношу:
— Мединститут — это все, к чему я стремилась. И мои родители тоже.
Мама готовила мне еду, пока я допоздна сидела за учебой, в дни выпускных экзаменов брала на себя мои домашние обязанности, была моей служанкой, а папа — моим шофером во время больничной стажировки; оба неустанно пеклись о моих заявлениях в вузы, потому что мое будущее — это их будущее. Они внесли задаток и оплатили первый семестр. И никогда не потребуют назад ни цента, не то что родители Меган. В первую очередь я Ван, а уже потом Эвер, так же как Рик — в первую очередь У, продолжатель рода.
Над нашими головами проплывает стая птиц, взмахи крыльев колеблют знойный воздух. Нам обоим необходимо взбодриться. Члены группы тайцзи медленно крутят в руках посохи; я слезаю со скамейки и подхожу к седому мужчине.
— Можно мы тоже попробуем? — спрашиваю я на довольно сносном китайском.
— Конечно, сестрица.
Мужчина протягивает мне ротанговый посох бо; остальная часть сказанного им ускользает от моего понимания. Я взвешиваю в руке это простое, эффективное орудие: пять футов в длину и полтора дюйма в диаметре, дерево на кончике чуть треснуло. Привычный вес — столько же весит древко флага — мне приятен.
— Хочешь попробовать тайцзи? — интересуется Рик с полуулыбкой.
— У меня идея получше.
Я тыкаю посохом ему в грудь. На моих губах появляется настоящая улыбка. Часы тренировок с флаговой группой не прошли даром.
— Вызываю тебя на дуэль. Если выиграю я — ты на все выходные перестанешь хандрить. Если победишь ты — горюй сколько душе угодно.
Рик моргает, медвежья бровь ползет на лоб.
— Ты даже не ходишь на факультатив.
— Выходи, не откажи в любезности!
— А кроме того, я лучший в классе. Я прирожденный боец.
Я надменно фыркаю:
— Позволь мне самой судить, Футболист.
Его бровь ползет еще выше, затем и он сам поднимается во весь свой рост, шесть футов один дюйм, заставляя меня задрать голову.
— С превеликим удовольствием тебя разгромлю, — растягивая слова, произносит чудо-мальчик. — Но я в два раза тяжелее.
— Дай мне фору. — Я обхожу его кругом, подталкивая к тележке с посохами. — Не используй свое преимущество в весе.
Тут, просто чтобы покрасоваться, я быстро проворачиваю посохом идеальное 360-градусное колесо.
У Рика отваливается челюсть.
— Кое-кто неплохо двигается!
Старик хитро похлопывает моего соперника по спине, пока тот выбирает крепкий бамбуковый посох, успевший пройти через множество рук. Рик со знанием дела ухватывает палку пониже и сообщает:
— Я не стану тебе поддаваться.
— Я и не жду.
— Если выиграю я, ты станцуешь в шоу талантов.
— Что? — Я немного опускаю посох. — Это нечестно. Я не участвую в шоу талантов.
— А почему бы нет? Пятьсот ребят и двадцать пять вожатых — такая же большая аудитория, как будет у тебя на «Лебедином озере» в Тайбэе. Даже больше. Причем это будут знакомые зрители.
— Ладно, но ты не выиграешь.
— Не говори гоп…
Рик отвешивает насмешливый поклон. Я начинаю вращать посох. Наша группа часто тренировалась без полотнищ, так что управляться с посохом для меня — раз плюнуть. Рик буравит меня взглядом:
— Ты пытаешься меня отвлечь!
Мои ловкие руки быстро мелькают, превращая посох в размытое гипнотическое колесо.
— Й-а!
Я нападаю. Рик, ухмыляясь, лениво отражает атаку. В воздухе разносится треск дерева, удар отдается в моих руках. Я замахиваюсь еще раз. И еще. Вынуждаю Рика отступать, пока его нога не упирается в кирпичную стену. Насмешливо улыбаюсь. Но противник отталкивает меня, его посох взмывает ввысь, и Рик обрушивается на меня всей мощью многолетних спортивных тренировок. Через несколько минут я уже задыхаюсь.
— Сдаешься? — издевательски спрашивает Рик.
— Не говори гоп…
Я взмахиваю посохом над его головой. Рик пригибается, но по его волосам проносится ветерок.
— Ха!
Я прочитываю по его прищуренным глазам: «Слишком опасно!» — Рик ни за что не позволит маленькой Эвер Ван взять верх в палочном бою.
Он делает выпад, но я отскакиваю в сторону.
— Выпендрежник.
Моя улыбка становится шире. Я повторяю каждый его шаг и делаю свой. Рик силен и быстр, но я гораздо проворнее. Мы пригибаемся, раскачиваемся, топчем траву с одной, потом с другой стороны. Поединок утоляет мою жажду движения, танца. Между нами потрескивают разряды нашей сопряженной энергии. Сойдя с тропинки, я бью своим посохом по посоху Рика и всем весом бросаюсь вперед, пытаясь потеснить соперника.
— Тактическая ошибка, — кричит Рик. По его шее стекает струйка пота. — Человеку не под силу сдвинуть гору.
Я игнорирую его слова и усиливаю напор. Наши лица над скрещенными палками чуть сближаются. Янтарные, в солнечных крапинках глаза, находящиеся на расстоянии вытянутой руки, неотрывно глядят на меня. Уголки губ Рика растягиваются в улыбке. Мы уже настолько близки, что можем поцеловаться. Осознание этого факта оглушает меня, точно удар посоха. Я в панике отступаю назад, прекратив натиск. Глаза соперника расширяются, когда он, запнувшись, по инерции подается вперед. Я инстинктивно опускаю посох — и задеваю костяшки пальцев Рика.
— Ай! — кричит он и отдергивает руку, со стуком роняя палку на землю. — Сдаюсь!
— Прости! — Я в ужасе пытаюсь поймать его запястье. — Я хотела ударить по твоему посоху.
— Я предпочитаю удар по пальцам.
В этих словах слышится лукавый намек, что нехарактерно для Рика. Я выпускаю его запястье, словно это раскаленный уголек, и отчаянно краснею.
— О, сейчас тебе достанется!
Я притворяюсь, будто бью его по голове, Рик моментально подбирает с земли орудие, отражает удар, уворачивается, смеется. Мое тело поет в такт нашим движениям, все мускулы действуют быстро и слаженно. Но тут Рик хватается за мой посох. От неожиданности я прижимаюсь к нему, наши палки скрещиваются. У него на лбу под волосами блестят капли пота, у меня взмокла шея. Мои легкие наполняет теплый запах травы, и сердце тотчас ускоряет бег. Посох Рика с грохотом падает на землю. Мой подбородок оказывается в его сильных пальцах. Подушечка его большого пальца пробегает по моим губам, вызывая во мне восхитительную дрожь. Наши тела словно приклеились к моему посоху, еще зажатому в его руке, пальцы отчаянно вцепляются в руку Рика, он наклоняет голову, наши носы соприкасаются, он тихонько вздыхает, вытягивая воздух из моего рта…
И отстраняется. Между нами потрескивает разряд несостоявшегося поцелуя. Дженна. Разверзается ледяная бездна и отделяет нас друг от друга. Рик больше не держится за мой посох.
Он хотел меня поцеловать.
Что до меня — должно быть, он все прочел на моем лице. Я никогда не чувствовала себя столь обнаженной, даже на той фотосессии. Это же Рик У. Чудо-мальчик, прославленный на страницах «Уорлд джорнал», мечта каждой девушки.
— Эвер…
— Сяо мэймэй, сяо диди, чифань ла! — доносится до нас.
Рик вздрагивает. Горничная в черно-белой форме, с плетеной корзинкой на руке, спустившись по тропинке, зовет нас обедать. Она переводит взгляд с меня на него и обратно, весело щурясь: девушка рада за молодого мастера У и его новую подружку.
Когда Рик, пряча лицо, наклоняется, чтобы подобрать свой посох, на землю падают крупные капли дождя. Я подношу пальцы к своим губам, которые он так и не поцеловал.