Когда мы заканчиваем очередной прогон, раздаются аплодисменты. В двойных дверях теснятся служащие отеля в клетчатых рубашках и женская туристическая группа из Голландии: я и не подозревала, что мы собрали толпу зрителей.
— Вы сами сочинили танец? — интересуется медовая блондинка в штанах для йоги.
Софи указывает на меня:
— Это она.
— Фантастика! — сверкая глазами, восклицает Лина. — Я правда так думаю, Эвер. Не каждому под силу свести все вот так воедино.
Я краснею. Створка на воровском фонаре треснула. Лучи сверхновой просачиваются наружу.
— Мне до сих пор с трудом верится, что все это происходит в реальности.
И происходит благодаря мне!
Софи протягивает мне коробку печенья из зеленого чая, затем я проверяю, нет ли в коридоре вожатых, и девочки уходят по двое.
— Готов, Рик? — Спенсер подводит под барабан тележку.
— Ага. — Рик быстро обнимает меня. Когда он отстраняется, у меня в руке оказывается письмо, а Софи задумчиво смотрит на нас поверх своего планшета.
Рик и Спенсер уходят, и я собираю несколько чашек, случайно забытых нами после перекуса. Затем достаю последнюю печенюшку и удаляюсь вместе с Софи.
Когда мы проходим мимо тележки горничной с одеялами и простынями, рядом пробегает Мэйхуа в своей красно-зелено-желтой тайваньской юбке. Она чуть заметно улыбается мне.
— Ваньань![100] — И скользит дальше, удивительно грациозная.
На миг меня посещает желание крикнуть ей вслед, что мы танцуем под «Луг орхидей», ее любимую песню, которую Мэйхуа поставила мне той ночью, когда я очутилась на дне. Но у вожатой своя работа, и если она узнает, что мы затеваем, то будет обязана рассказать Драконше, как было с Маттео.
— Она видела, что ты танцуешь с нами? — шепотом спрашивает Софи, пока мы торопливо поднимаемся по лестнице в вестибюль. Отбой для меня наступил уже несколько минут назад.
— Нет, конечно, — отвечаю я с уверенностью, которой отнюдь не испытываю.
Софи нажимает кнопку лифта и дотрагивается до письма Рика в моей руке:
— Что с Дженной?
Я давлюсь куском печенья.
— Он тебе не сказал? Они расстались.
— С трудом верится, что Дженна отпустила его просто так.
— Почему? Что ты имеешь в виду?
Софи не знает всей правды о Дженне, но я доверяю ее мнению. И хочу больше узнать о девушке, которая играла столь важную роль в жизни Рика.
— Даже не знаю, с чего начать, — поджимает губы подруга. — Дженна любит науку. Она возглавляла школьный клуб юных химиков, а еще посещала кружок вязания на спицах. Можно было ожидать, что с ее внешностью, умом и деньгами она окажется более уверенной в себе. Но хотя Рик без устали твердил Дженне, что она красавица, эта дурища сделала себе операцию по увеличению разреза глаз. А потом бросила волонтерить в детской клинике, потому что какой-то чувак пошутил по этому поводу.
— Правда?
У меня, как и у Софи, азиатский разрез глаз с «монгольской складкой» на верхнем веке. Я, как правило, избегала смотреть в зеркало, когда общалась со своими белыми подругами, потому что в сравнении с ними мои глаза казались маленькими. Как бы я поступила, будь у меня деньги и возможность унять противную Синди Сандерс, которая в начальной школе дразнила меня, оттягивая себе уголки глаз? Возможно, полгода назад я бы воспользовалась этим. Но сейчас, здесь, любуясь прекрасными глазами Софи, я свои ни на что не променяю.
— Вот почему ты так донимала Рика из-за нее?
— Ладно, это не слишком зрелое поведение, но меня достало, что он возится с Дженной, как с инвалидом.
— Рик беспокоится за нее…
— Ей восемнадцать. Пора взрослеть. — Софи несколько раз тыкает в кнопку. — Это самый тормозной лифт на острове!
Я не имею морального права рассказывать Софи про Дженну. Но каково это — не иметь сил встать утром с постели? К чему это может привести, если чувствуешь, что у тебя нет свободы выбора?
— Вот уж не думала, что Рик будет танцевать, — говорит Софи. — Он так не ржал с тех пор, как нам было по одиннадцать и я чуть не подожгла тетушкин шкаф.
— Что? Как это?
— Я проверяла ценники. Со свечкой, в темноте. Рик никогда не даст мне об этом забыть.
Я улыбаюсь, представляя себе, как они озорничают, подобно Феликсу и Фанни. Затем улыбка сходит с моего лица. Я прижимаю к груди письмо.
— Как Рик вел себя с Дженной?
— То есть покупал ли он ей подарки? Или пользовался любым удобным случаем, чтобы прикоснуться к ней? Или шел рядом, счастливый, будто король?
У меня обрывается сердце.
— Да.
— Нет. Скорее, он обращался с Дженной как с младшей сестрой, понимаешь?
Теперь меня душит смех.
— Нет, не понимаю.
— Однажды Дженна поинтересовалась: может, Рику нравятся мальчики, ведь они почти не целуются. — Улыбка Софи гаснет. — Она вечно что-то разнюхивала, словно не доверяла ему. Месяц назад я бы велела ей не переживать. Рик ни за что не подведет человека, который от него зависит.
Это свидетельствует в пользу Рика, но все же беспокоит меня.
— Эй, а где твой посох бо? — вдруг спрашивает Софи.
— О нет! — У меня екает в животе. — Я оставила его в зале!
— Надо забрать. — Софи ломает руки, поглядывая на часы. — Или служащие передадут его Драконше и расскажут, что мы танцевали. Ведь на посохе стоит твое имя. Она сообразит, что к чему, и нам несдобровать.
Звенит подъехавший лифт. Из него выходит Драконша, грозно цокая каблуками. Ее темные глаза обращаются на нас, и преподавательница суровеет.
— Аймэй, уже отбой, — говорит она по-китайски.
Софи тихо чертыхается. Мы опоздали.
Тут, словно ниоткуда, возникает Мэйхуа, шурша юбкой.
— Эвер, ты забыла это.
Драконша хмурится, возможно, из-за того, что вожатая назвала меня американским именем, но Мэйхуа просто сует мне в руки какую-то вещь, завернутую в одеяло, твердую и тяжелую.
— Ой!
Это мой замаскированный посох бо.
— Отправляйся в постель. Ты опоздала! — И, прежде чем я успеваю вымолвить хоть слово, Мэйхуа толкает меня к распахнутым дверям лифта. Затем берет Драконшу за руку и начинает расспрашивать про завтрашнее расписание. Взгляд Драконши скользит по свертку в моих руках. Поблагодарив Мэйхуа взглядом, я хватаю Софи за руку и тащу в лифт, ретируясь с линии огня.
Дорогая Эвер!
Прости, что так долго не отвечал на твой вопрос о домашних заданиях. Должно быть, твое письмо, пришедшее семь лет назад, затерялось. Возможно, в противном случае течение моей жизни изменилось бы намного раньше.
Боюсь, что не могу поделиться с тобой мудрыми откровениями, за исключением того, что пашу как каторжный. И выбираю те предметы, на которые я не прочь потратить несколько часов. Наверное, я отчасти перфекционист, а мой любимый учитель физики сказал, что это хорошо для школы, но хреново для меня. Даст Бог, ты найдешь более эффективный способ выполнения домашки.
Мне тоже необходим совет. Надеюсь, ты сможешь помочь. Я не особенно хорошо умею выражать свои эмоции словами. Но есть на свете одна девушка. Когда я впервые встретил ее, то внезапно испытал странное чувство — узнал ее. Словно раньше ее лицо сотни раз являлось мне во сне, а теперь я впервые смог увидеть его наяву. Когда я вспоминаю качества, которыми когда-либо восхищался в окружающих, то нахожу их в ней. Она бесстрашная. Сильная и добрая. Она так любит родных, что старается никогда их не подводить, даже ценой собственного счастья. Когда у меня возникла проблема, эта девушка не раздумывая бросилась мне на помощь. Она заставляет меня сомневаться в верности арифметических вычислений. Один плюс один всегда равнялось двум. С ней сумма возрастает в геометрической прогрессии.
А когда мы танцуем, до меня наконец доходит. В парном танце необходимо соблюдать равновесие. Я всю жизнь балансировал на грани. Я до сих пор следую этой безумной дорогой, но больше не теряю равновесия. И впервые могу смотреть на небо: оно усеяно звездами.
Когда я начал писать тебе это письмо, то думал, что задам такой вопрос: как убедить тебя в том, сколько ты для меня значишь? Но теперь я понимаю, что это неправильный вопрос. Я не собираюсь никуда уходить. И буду ждать тебя столько, сколько понадобится.
Всегда твой,
Я складываю письмо и забиваю в Google: «Как понять, что ты влюбилась?»
Глава 31
Тайфун набирает силу, в окна нашего автобуса хлещет дождь, размывая вид проплывающей мимо сельской местности. Весь салон затихает, когда мы минуем тайваньскую деревню, полностью ушедшую под мутную воду, из-под которой торчат безжизненными островками только железные крыши. Повсюду плавает мусор: колесо перевернутой рикши[101], дохлая рыба, посверкивающая серебристым брюшком, грязная кукла в народной юбке, вздувшейся колоколом.
— Кто-нибудь пострадал? — спрашивает с переднего сиденья Дебра.
Гид отвечает отрицательно, и болтовня возобновляется.
В последний полный день тура мы прибываем на курорт с горячими источниками, которым Софи бредила все лето. За деревянными воротами начинается густая роща. Из невидимых динамиков играет «Лань-хуацао», и я невольно пританцовываю, пробираясь вместе с Риком по каменистой тропке, по щиколотку в воде, под капелью, льющейся с пальмовых листьев, свисающих изогнутыми гребнями, и направляясь через бамбуковые заросли к курортному комплексу под плоской крышей. Мы с Риком держимся за руки — после того письма мы ходим только так, хотя с тех пор ни разу не целовались, словно сознаем, что, как только наши губы соприкоснутся, этот поток будет уже не сдержать.
— Обожаю джакузи, — говорю я Рику, когда мы идем по коридору к моему номеру.
После шести дней прогулок по южному побережью Тайваня, по реке Любви в Гаосюне[102]