Корабль мертвых. История одного американского моряка — страница 33 из 36

Книга третья

Остынь, девчонка, не рыдай,

На мертвом корабле я, знай.

Прощай, чудесный Новый Орлеан,

Солнечная Луизиана.

45

Хочешь удержать жену, забудь про обожание.

Что-то уж слишком резко вспыхнула во мне любовь к «Йорике».

Правда, если наслушался страшных историй о похищении невинных людей, а в кармане у тебя банка с молоком и пакет с датским маслом, трудно отделаться от любовных мыслей, чумазая девушка в лохмотьях начинает казаться тебе самой лучшей на свете. Все равно было что-то подозрительное в такой внезапно вспыхнувшей любви. Что-то тут было не так. Мы таскали золу в кадках, задыхаясь от духоты. Но любовь к «Йорике» сжимала мне сердце.

– Пойдем подышим, – сказал я Станиславу, когда мы вернулись в кубрик. – Хочется походить по земле. Побродим у воды, там прохладнее. А потом вернемся и спать уляжемся прямо на палубе.

– Точно, Пипип, – согласился Станислав. – В кубрике в такую душную ночь не уснешь. По дороге заглянем на голландца, видишь, вон торчит его труба. Может, встретим кого знакомого.

– Ты хочешь есть?

– Нет. Но не мешало бы найти кусок мыла или полотенце.

Не спеша мы сошли с «Йорики». Быстро темнело. Лампы светили там и тут, но светили слабо. Из темноты сладко подмигивали нам засыпающие корабли, на которых уже никто не работал.

– Дерьмовым табаком угостили нас норвежцы…

Я не успел развить мысль. Сильный удар свалил меня на землю. Я увидел поворачивающегося Станислава, и все сразу исчезло. Правда, ненадолго. Так мне показалось. Я попытался вскочить и ударился головой о низкий деревянный потолок. Что за черт? Где я? Руки упирались в переборку, она мелко подрагивала. Где я? Как попал сюда? Голова кружилась. Я опять потерял сознание, но потом очнулся. По дрожащей переборке я, наконец, понял, что нахожусь в кубрике неизвестного корабля и он явно уходит в море. Кулаками я ударил в переборку, потом стал бить по переборке ногами, и тогда люк откинулся и сверху в глаза мне ударил сноп света.

– Ну что, проспался, свинья?

– Как будто, – ответил я, все еще ничего не понимая.

– Тогда идем к шкиперу.

Был ясный день. Море простиралось вокруг. Палубу обдувал легкий ветерок. Да, все мои самые нехорошие подозрения подтвердились: я находился на «Императрице Мадагаскара». Это привело меня в бешенство. Уже с порога я заорал:

– Хороши же вы, нечего сказать!

– Простите? – ухмыльнулся шкипер.

– Ублюдки! – орал я. – Это вам так не пройдет!

Шкипер еще раз ухмыльнулся. Он не собирался со мной спорить, просто нажал на кнопку звонка, и в дверях выросли два мерзких типа. Настоящие преступники. Вид их кулаков если не успокаивал, то убеждал.

– Это он?

Типы тупо посмотрели на меня:

– Он, конечно.

– Какого черта вы залезли без спросу на мой корабль? – шкипер продолжал ухмыляться, наверное, привык к таким, как я.

– Это я хочу знать, зачем вы меня сюда затащили?

Шкипер вопросительно посмотрел на своих подручных.

– Мы собрались убрать кладовую номер одиннадцать, – сказал наиболее тупой, – а там валяется этот пьянчуга.

– Все ясно. Вы хотели спрятаться на нашем судне, чтобы попасть в Англию, так? – заявил шкипер. – Можете не отвечать, я все вижу по вашим глазам. К сожалению, я не могу выбросить вас за борт, это было бы бесчеловечно. Но, честно говоря, вы этого вполне заслуживаете. Английские корабли не убежище для таких пьяниц, как вы. Доходит?

Что оставалось делать?

Я промолчал. Эти бандиты запросто проломили бы мне голову.

– Кто вы?

– Обыкновенный палубный матрос.

– Вот уж не надо, – возразил шкипер. – Вы кочегар. – Ему явно доложили о моих словах. Зря вечером я кричал им на борт, что я кочегар. Это была ошибка. – Вы сами говорили, что вы кочегар. – Шкипер удовлетворенно покивал сам себе. – Считайте, вам повезло. Оба моих кочегара заболели. Вы будет получать жалованье как кочегар. Настоящее жалованье английского кочегара. Десять фунтов, это не мало для экономного человека, правда? Но когда мы придем в Англию, я все-таки передам вас властям. И от вас уже зависит, проведете вы два или шесть месяцев в тюрьме. А потом вас, конечно, депортируют. Доходит? Но пока мы в море, – снова покивал он сам себе, на этот раз вполне удовлетворенно, – вы член экипажа «Императрицы Мадагаскара». Не вздумайте отлынивать от работы, я этого не терплю.

В двенадцать ваша вахта. Шесть часов. Еще два часа сверхурочных, но это в случае необходимости, и оплачиваются эти часы по шиллингу и два пенса час.

Так я оказался на «Императрице Мадагаскара».

Можно сказать, так я оказался на полпути к той сельской церквушке, где на кладбище на простой табличке рядом с названием судна может появиться мое имя. Жалованье, конечно, неплохое. При таком жалованьи кое-что можно даже накопить на будущее. Но в Англии меня передадут властям, от них не жди ничего хорошего. Год, а то и два протомят в тюрьме, а потом депортируют на какой-нибудь подлый корабль вроде этого. И не получу я ни гроша, ни один консул не захочет разговаривать со мной. К черту все эти увещевания! Надо незаметно осмотреть шлюпки. Если «Императрицу Мадагаскара» решили пустить ко дну, это случится скоро. Надо изучить подходы к шлюпкам и разыскать самый простой и быстрый выход из котельной. При первом ударе, подозрительном скрипе рвануть наверх и успеть впрыгнуть в шлюпку. Вряд ли они будут убивать меня на воде.

46

Каюты на «Императрице Мадагаскара» были впрямь императорские. Чистые, новые. Только невыносимо несло краской. На койках хорошие матрасы, но ни подушек, ни одеял не нашлось. Императрица оказалась не столь богатой, как можно было подумать, глядя на нее с берега. А может шкипер предусмотрительно приказал вынести с борта все лишнее… Не знаю… И приборов никаких, хотя ложки-вилки нашлись… Обеды приносил мальчишка итальянец, даже по виду сирота. Оплакивать его будет некому. Поистине, понятие «последнее желание приговоренных к смерти» является понятием реальным. Правда, рома на борту не было. Видимо, шкипер был противником алкоголя.

Корабли без рома быстро начинают отдавать гнилью. Я это чувствовал. Два негра – угольщики и кочегар, свободный от вахты, обедали вместе со мной. Лицо кочегара показалось мне знакомым. Но мало ли где мелькнет знакомое лицо. А этот еще весь распух, наверное, после хорошей драки…

– Станислав?

– Как? Пипип! И ты тоже?

– Как видишь…

– Ты, гляжу, еще легко отделался, – попытался засмеяться Станислав. – Мне пришлось хуже, потому что я поднялся после первого удара. Я поддал им жару, Пипип, но что может сделать один угольщик против целой банды?

– Какую басню они тебе рассказали?

– Наверное, ту же, что и тебе. Дескать, был пьян, напал на них, заколол кого-то ножом. Видимо, бежал от полиции, скрывался от правосудия.

– Пропало наше жалованье на «Йорике», – вздохнул я.

– Плюнь, – посоветовал Станислав. Он выглядел удрученным. – Когда действуют так нагло, значит, история на исходе. От силы пять-шесть дней, попомни мое слово. Мы идем не очень быстро, но явно к тому месту, которое станет для этой блестящей калоши последним. Там «Императрица» ляжет, наконец, на донный ил. Плохо, если это случится в нашу вахту, а по закону свинства так, наверное, и случится. Чтобы не было лишних свидетелей. Запомни, Пипип, наша шлюпка под номером четыре. Если выскочишь на палубу, к ней и беги.

– Ты уже был в котельной?

– Двенадцать печей, – кивнул он. – Четыре кочегара. Два угольщика, вот эти негры.

– Понятно…

В двенадцать мы вышли на вахту и пару часов работали как сумасшедшие, чтобы выровнять давление пара. Все утонуло в пыли и в шлаке, кочегары ничего не могли с этим сделать. Да и не умели. Искусство настоящей работы было им неизвестно, они бросали уголь в печи, вот и все. Зато с решетками не было никаких хлопот. Если какая-то прогорала, мы без усилий заменяли ее, потому что все тут было еще новым и решетки держались плотно, ни одна не падала так предательски, как на «Йорике». Угольщики, такие здоровые, что могли бы поднять целый котел, двигались медленно, их все время приходилось подгонять. Им все время не хватало воздуха, они ругались и жаловались. Явно их приняли на «Императрицу» не за то, что они умеют быстро работать.

– На «Йорике» мы двигались совсем не так, правда, Пипип? Пока эти великаны перетащат полтонны, мы на «Йорике» подтаскивали все две. И уголь там не лежал рядышком, как здесь.

– Сейчас на «Йорике» хорошо… – согласился я. – Там загрузили уголь в ближние бункера и несколько дней для угольщиков не будет никаких проблем… Но к черту «Йорику»! Кажется, Станислав, нам надо думать совсем о другом.

– Я уже немножко осмотрелся, – кивнул он. – Трап удобный, но он рухнет, если с «Императрицей» решат разобраться серьезно. Уж поверь мне. Еще тут есть вентиляционная шахта, запомни ее, Пипип.

– И в верхнем рундуке есть лаз наверх, – указал я. – Я там был. Пройти можно. Будь наготове. Может, пять дней, как ты говоришь, а может… Провернуть несколько дырок в днище нетрудно, а старое железо в трюмах не даст «Императрице» удержаться на плаву… Надо быть осторожнее, Станислав. Часть команды точно списана… Кто поверит, что после такой катастрофы могли спастись все? Нет, Станислав, кажется, мы точно приговорены к смерти…

В таких разговорах прошли два дня. Мы только приняли вахту, как раздался странный, ни на что не похожий грохот. Меня бросило на кучу угля, и я увидел, как котлы надо мной встали почти вертикально. Из распахнувшихся топок летел раскаленный шлак. В трапе теперь не было нужды, вертикальная шахта превратилась в коридор, так резко «Императрица» легла на борт. Я бросился вслед за Станиславом, но позади раздался ужасный крик.

– Это угольщик…

– Черт его побери!

Мы сразу вернулись в котельную. Горячий шлак сыпался отовсюду, это было как в аду, где грешникам нельзя застаиваться. Электрический свет погас, вероятно, перегорел кабель, но топки отбрасывали довольно света. Мы легко отыскали Даниеля, левую ногу которого придавила раскаленная металлическая плита. Мы никак не могли ее приподнять, это оказалось нам не по силам.