Маргарет сделала шаг вперед и рухнула на колени, прямо на мокрый пол. Из ее груди вырвался то ли всхлип, то ли стон. Лапы собаки успели окоченеть, тело было холодным.
— О нет! О нет! — Лицо Маргарет сморщилось совсем по-детски. Она взяла мертвую собачку на руки. — О Моди, прости меня! Мне так жаль. Очень-очень жаль.
Маргарет целовала собаку в мокрую голову, пытаясь вдохнуть жизнь в мертвое тельце, понимая, что все напрасно.
Она даже не плакала, рассказывали очевидцы, просто сидела с собакой на руках, словно испытывая крестные муки.
Но когда удивленные взгляды сменились перешептыванием, она стащила с себя кардиган и завернула в него мертвую собаку. Затем, упершись рукой в поцарапанную стену, со стоном поднялась на ноги. Сверток она крепко прижимала к груди — так обычно прижимают младенцев.
— Может быть, тебе что-нибудь принести? — Какая-то женщина положила ей руку на плечо.
Но Маргарет, казалось, не слышала.
Обливаясь слезами, Маргарет шла со своей ношей по проходу. Те, чьи мысли были заняты не только своими закопченными пожитками, пытались присмотреться получше, гадая, откуда здесь мог взяться ребенок.
На корабль опустилась тяжелая тишина. Вернувшиеся в каюты женщины почему-то не принялись облегченно болтать, хотя их вещи практически не пострадали, разве что покрылись слоем сажи. За прошедшую ночь они поняли всю шаткость своего положения, что их несказанно потрясло. И не одной и даже не двум, а очень и очень многим до боли захотелось вернуться домой. Чего бы это ни стоило.
Поддерживаемая заботливой рукой женщины из вспомогательной службы, Фрэнсис с трудом приподнялась на койке: даже столь незначительное усилие далось девушке с невероятным трудом. Женщина укрыла ее одеялом, предусмотрительно набросив на плечи еще одно. Морпех — немного неохотно — отпустил руку, которой поддерживал Фрэнсис. Она поймала его взгляд — и усталости как не бывало.
— У меня все отлично, — сказала она женщине из вспомогательной службы. — Спасибо большое, но я действительно в порядке. Меня вполне устроила бы и собственная койка.
— Доктор Даксбери велел всем, кто провел хоть какое-то время в воде, оставаться пару часов под его наблюдением, чтобы проверить, нет ли у них гипотермии.
— Совершенно ответственно заявляю, что у меня ее нет.
— Приказ есть приказ. К вечернему чаю вы уже вернетесь.
Женщина повернулась к постели, на которой лежала Эвис, и ласково подоткнула одеяло. Этот материнский жест напомнил Фрэнсис о госпитале на Моротае. Но сейчас они были в примыкавшем к лазарету небольшом помещении, предназначенном, судя по множеству коробок и специфическому запаху хлорки, для хранения моющих и дезинфицирующих средств. На стенах висели графики и списки принадлежностей, под ними стояли закрытые шкафчики, возможно содержавшие горючие материалы. Фрэнсис невольно содрогнулась.
— Простите, что положили вас здесь, — сказала женщина из вспомогательной службы. — Лазарет понадобился для тех, кто надышался угарным газом, а помещать вас в одну палату с ними мы не имеем права. Это единственное место, которое удалось отыскать для вас двоих. Всего на пару часиков, хорошо?
Морпех, стоявший в паре дюймов от ее кровати, не сводил с нее глаз. И она буквально упивалась его проникновенным взглядом. Ей казалось, будто она до сих пор чувствует тепло его рук, когда он помогал ей подняться на борт, практически волоча ее на себе. Его лицо было так близко, что еще немного — и она могла бы положить голову ему на плечо.
— Ну как, миссис Рэдли, вам удобно?
— Замечательно, — пробурчала в подушку Эвис.
— Очень хорошо. Мне надо заглянуть в палату, проверить, все ли в порядке у мужчин, но, как только освобожусь, сразу вернусь. А еще я принесла вам чистую одежду. Так что, когда вам станет лучше, можете переодеться. Одежда вот тут. — Она положила аккуратно сложенные вещи на низкий шкафчик. — А теперь, дамы, вы наверняка с удовольствием выпьете чашечку чая. Морпех, окажите любезность. Внизу ужас что творится, и мне очень не хочется пробираться через этот бедлам на камбуз.
— С превеликим удовольствием.
Фрэнсис почувствовала легкое пожатие его руки и на секунду забыла и о том, где находится, и об Эвис, и о пожаре. Будто снова оказавшись на спасательной шлюпке, она заглянула ему в глаза, и ее взгляд красноречивее любых слов говорил о том, что она хотела, но никогда бы не рискнула произнести вслух.
— А потом я осмотрю ваши ссадины, — прошептала она, с трудом поборов желание прикоснуться к его лицу.
Она представила свои пальцы на его коже и то, как нежно она будет обрабатывать его раны.
Он подошел к двери, но на пороге оглянулся и улыбнулся, заметив, что она провожает его взглядом и машинально поправляет волосы.
— Не думаю, что ты горишь желанием находиться в моем обществе, да? — спросила Эвис, когда он закрыл дверь.
— Меня это нимало не волнует, — холодно ответила Фрэнсис, неохотно переключив внимание на соседку.
У Фрэнсис возникло ощущение, словно и не было тех часов, что они провели вместе в спасательной шлюпке, а Эвис, испытывая неловкость из-за того, что своим спасением обязана именно этой женщине, стремится как можно скорее восстановить между ними дистанцию.
— У меня что-то тянет низ живота. Наверное, слишком тугой корсаж. Ты не поможешь его расстегнуть? — попросила Эвис.
Она медленно сползла с постели, ее светлые волосы висели вдоль лица слипшимися от соли прядями. Фрэнсис с холодным безразличием медсестры помогла ей снять вконец испорченное бальное платье, плотный пояс с подвязками и бюстгальтер. Но когда укладывала Эвис обратно в постель, она неожиданно заметила темное пятно, расползавшееся сзади на шелковой ткани. Фрэнсис наклонилась, чтобы подобрать испачканное платье, и увидела то, что ее крайне обеспокоило. Подождав, пока Эвис уляжется, она осталась стоять возле ее койки.
— Мне надо кое-что сообщить тебе, — сказала она. — У тебя кровотечение.
Эвис уставилась на алое пятно на подоле и, переведя взгляд на кровать, обнаружила точно такое же на простыне. И по лицу Фрэнсис сразу поняла, что это значит. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она без комментариев взяла протянутое Фрэнсис чистое полотенце.
— Мне очень жаль, — проронила Фрэнсис, внезапно почувствовав себя немного неуютно. — Возможно, это результат… шока. Когда ты упала в воду.
Фрэнсис была морально готова, что Эвис накинется на нее с обвинениями и к длинному списку ее грехов добавит еще и этот. Скажет, что из-за Фрэнис потеряла ребенка. Но Эвис не произнесла ни слова. По совету Фрэнсис она приняла две таблетки обезболивающего и сунула между ног полотенце.
Наконец она открыла рот.
— Что ни делается, все к лучшему, — сказала она. — Бедный маленький ублюдок. — И сразу замолчала, словно сама не ожидала, что способна произнести нечто подобное.
У Фрэнсис невольно округлились глаза.
Эвис покачала головой. А затем, раскачиваясь взад-вперед, завыла дурным голосом. От ее протяжного воя тряслись стены, и, чтобы заглушить рыдания, она уткнулась лицом в подушку, но ее худенькая спина содрогалась, будто от сейсмических толчков.
Фрэнсис, выронив платье, осторожно залезла к Эвис на постель и села рядом, не зная, что предпринять. Она немного подождала, однако, поняв, что больше не в силах переносить этот пробирающий до костей звук, крепко обняла Эвис и притянула к себе. Эвис не стала сопротивляться, хотя и не попыталась прижаться к Фрэнсис. Она настолько глубоко погрузилась в свое несчастье, что напрочь забыла о присутствии Фрэнсис.
— Все будет хорошо, — успокаивала ее Фрэнсис, если честно, не веря в то, что говорит. — Все будет хорошо.
Рыдания стихли только через какое-то время. Фрэнсис пошла в амбулаторию за болеутоляющими таблетками и на всякий случай за успокоительным. Когда Фрэнсис вернулась, Эвис лежала на боку, подложив под спину подушку. Она вытерла слезы и, знаком попросив Фрэнсис дать ей платье, достала из кармана мятый, мокрый листок бумаги.
— Вот, теперь ты можешь прочесть спокойно, — сказала она.
— НЕ ЖДУ НЕ ПРИЕЗЖАЙ?
— О нет, он меня ждет. С этим как раз все в порядке…
Эвис протянула ей листок, и Фрэнсис, сразу поняв, что они перешагнули через возникший между ними барьер, прочла те отрывки, которые не успели размыть атлантические воды.
Я давным-давно должен был рассказать тебе об этом. Но я люблю тебя, дорогая, и мне невыносимо думать, какое у тебя будет грустное личико, когда ты узнаешь правду, или что я могу тебя потерять… Ради бога, не пойми меня превратно. Я вовсе не прошу, чтобы ты не приезжала. Ты должна знать, что меня с женой связывают чисто платонические отношения, мы, скорее, как брат с сестрой… И ты, моя дорогая, значишь для меня гораздо больше, чем она…
Я хочу, чтобы ты знала: все, что я говорил тебе в Австралии, — чистая правда. Каждое слово. Но ты должна понять, что дети еще совсем маленькие, а я не из тех, кто наплевательски относится к своим обязанностям. Возможно, когда они немного подрастут, мы подумаем об этом снова, да?
Итак, я понимаю, что прошу от тебя слишком многого, но хотя бы поразмысли над этим, пока будешь на борту. У меня отложена приличная сумма денег, и я мог бы поселить тебя в уютной квартирке где-нибудь в Лондоне. И тогда я имел бы возможность проводить с тобой пару ночей в неделю — ведь, если хорошенько подумать, жены, у которых мужья служат на флоте, видят своих благоверных и того реже…
Эвис, ты всегда говорила, будто для тебя главное, чтобы мы были вместе. Так докажи, дорогая, что ты меня не обманывала…
Когда Фрэнсис переварила последнюю фразу, она не осмелилась посмотреть Эвис в лицо: боялась, что та решит, будто она, Фрэнсис, злорадствует.
— Ну и что ты намерена делать? — осторожно спросила она.
— Наверное, вернусь домой. Я не могла этого сделать, пока у меня… Но сейчас, полагаю, можно считать, будто ничего и не было. Вообще ничего не было. В любом случае родители не хотели, чтобы я ехала… — Ее слабый голос звучал холодно и отчужденно.