Восторг капитана остыл, и Филипп представился ему.
— Ага. Значит, вы старший рулевой «Святой Катарины»? — произнес капитан. — Счастливый вы человек, минхер Вандердекен. После капитана этого корабля старший рулевой самый уважаемый человек на свете.
— Конечно, не из-за красоты «Святоши», — улыбнулся Филипп, — хотя у нее, должно быть, есть и другие прекрасные качества.
— Не из-за красоты? Хе, минхер, я скажу, как до меня говорил мой отец, который плавал на ней, пока она не досталась мне в наследство, я скажу, что она — самый прекрасный корабль всех морей! Сейчас вы не можете об этом судить. Она не только красива, но и обладает многими другими превосходными качествами.
— Мне приятно слышать такое, капитан, — отвечал Филипп. — Но ведь говорится, что не следует судить лишь по одежке. Не очень ли стара «Святоша»?
— Стара? Всего лишь двадцать восемь лет! В самом расцвете! Подождите, минхер, когда увидите ее танцующей на волнах, тогда будете говорить только о ее достоинствах и ни о чем более! Я надеюсь, что буду и дальше ею доволен.
— Если одна из сторон в конце концов не исчерпает своей любви, — отвечал Филипп.
— С моей стороны этого не будет. Но позвольте одно замечание, минхер, любой офицер, оскорбительно высказавшийся о «Святоше», поссорится со мной. Я ее рыцарь и уже трижды дрался за нее. Надеюсь, до четвертого раза дело не дойдет.
Филипп улыбнулся. Он подумал, что судно не стоит того, чтобы из-за него драться, но намек понял, и с этого момента не отваживался делать в отношении «Святой Катарины» какие-либо замечания.
Такелаж на корабле вскоре был установлен, команда укомплектована, и судно стало на якорь на рейде в окружении других кораблей конвоя. Когда загрузка судна закончилась, к великому разочарованию Филиппа, поступило указание принять на борт сто пятьдесят солдат, а также пассажиров, среди которых были женщины и дети. Филиппу приходилось работать много и напряженно, поскольку капитан не делал ничего, как только восхвалял свою «Святую Катарину». Наконец эскадра была готова к выходу в море.
Наступил момент прощания с Аминой, которая все это время жила в гостинице. Ей Филипп отдавал каждую свободную минуту. В последний вечер она оставалась спокойной и сдержанной. Она была уверена, что снова увидится с мужем. С этим чувством она нежно обняла его на пирсе, прежде чем он сел в шлюпку, которая должна была отвезти его на корабль.
«Да, — думала Амина, провожая взглядом мужа, все дальше и дальше удалявшегося от нее. — Да, я знаю, что увидимся снова. Не это плавание станет для нас роковым. Но у меня мрачные предчувствия, что таковым окажется последующее, оно, хотя я и буду сопровождать тебя, Филипп, разлучит нас. Как это произойдет, я не знаю, на то воля Божья, это наша судьба… Шлюпка подошла к борту… Филипп поднимается на палубу… Прощай, всего тебе доброго, дорогой супруг! О, если бы я была мужчиной! Но нет. Так лучше!»
Амина всматривалась в даль до тех пор, пока могла видеть мужа, затем вернулась в гостиницу. На следующее утро она обнаружила, что флотилия вышла в море.
«Его уже нет, — прошептала она. — Теперь потянутся долгие месяцы терпеливого ожидания. Жизнь без Филиппа назвать жизнью я не могу!»
Глава шестнадцатая
Теперь мы оставим Амину и последуем за судьбой Филиппа. Флотилия вышла в Северное море во время отлива, но уже через час «Святая Катарина» отставала от остальных кораблей на три кабельтова. Минхер Барентц придирался к парусам и бранил штурвальных, ежеминутно меняя их. Наконец все на «Святой Катарине» начало раздражать капитана, поскольку «Святоша» все больше и больше отставала от эскадры, подтверждая тем самым, что является худшим парусником всего конвоя.
— Минхер Вандердекен, — обратился капитан к Филиппу, — «Святоша», как имел привычку говорить мой отец, не идет точно по ветру. Такие корабли, как этот, скажу я, теперь редкость, но по другим параметрам «Святоша» даст фору всем остальным.
— К тому же, — заметил Филипп, зная, как ревниво капитан относится к своему судну, — мы сильно загружены и на борту много людей.
Корабли то расходились, то собирались снова, но «Святоша» двигалась теперь еще медленнее, чем прежде.
— Резко набрать скорость, как хотелось бы, «Святоша» не может, но если изменить курс только на один румб, то вскоре мы покажем всей флотилии корму, — высказал мнение капитан. — Это прекрасное судно, минхер Вандердекен, не правда ли?
— Прекрасный, вместительный корабль, капитан, — отвечал Филипп, и это было все, что он мог произнести с чистой совестью.
Флотилия вначале двигалась одним и тем же курсом, затем изменила его на один румб, но «Святая Катарина» упорно отставала, и поэтому перед заходом солнца эскадра легла в дрейф, чтобы дать возможность отставшим догнать ее. Однако и тут капитан Барентц был уверен, что во всем повинны паруса. К несчастью, и по другим параметрам судно проявляло себя не с лучшей стороны. Оно плохо слушалось руля, существовала опасность появления течи, но минхера Барентца в этом невозможно было убедить. Он обожествлял свой корабль и, как всякий влюбленный, не желал замечать ничего плохого в предмете своей любви. Но другие были не так слепы, и адмирал, сознавая, что из-за плохого хода одного судна может затянуться плавание всей флотилии, решил, что после того, как они пройдут Мыс, «Святая Катарина» продолжит путь в одиночку. Однако вскоре он был избавлен от такого жестокого приказа, потому что поднялся сильнейший шторм, который разъединил флотилию, и уже на второй день прекрасный корабль «Святая Катарина» остался в одиночестве. Он боролся с тяжелым морем, получил серьезную течь, пришлось задействовать помпы, и, несмотря на шторм, двигался гораздо медленнее, чем прежде. Непогода продолжалась целую неделю, и с каждым днем состояние «Святоши» вызывало все большее беспокойство. Переполненное солдатами, тяжело груженное судно скрипело и трещало. Волны беспрерывно перекатывались через него, и люди у помп уже не выдерживали нагрузки. Филипп ободрял отчаявшуюся команду, крепил то, что ломалось, латал то, что рвалось, и мало общался с капитаном, который вовсе не был моряком.
— Ну, теперь вы должны сознаться, что «Святоша» знает, как бороться со штормом, не так ли? — спросил капитан Филиппа, держась за крепежный блок. — Спокойно, дорогая, спокойно! На других судах, наверное, бесятся как черти. Что вы скажете, минхер Вандердекен? Мы прилично оторвались от них, и они должны находиться далеко позади нас. Разве вы не согласны со мной?
— Я даже не знаю, что сказать, — отвечал Филипп; улыбаясь.
— Как? Ни одного корабля не видать вокруг! Однако, о, Боже! Посмотрите туда! Я вижу корабль! Да к тому же это, должно быть, превосходный парусник. Посмотрите туда! Смотрите! Боже, смилуйся! Каким же прочным он должен быть, чтобы выдержать такую нагрузку на такелаж!
Филипп тоже заметил корабль. Это было большое судно, примерно одних размеров со «Святошей». В шторм, когда ни один корабль не будет нести топ-паруса, этот, двигавшийся с наветренной стороны, шел под топ-галант, фок-, брамселями и другими парусами, которые ставятся обычно только при легком бризе. Огромные волны, накрывая «Святошу», опускали ее почти до самых бортов, а в это время появившийся корабль шел, казалось, почти не касаясь воды, прямым курсом. Филипп сразу же подумал, что это корабль-призрак, где решалась судьба его отца.
— Занятно, не правда ли? — спросил минхер Барентц.
У Филиппа так сдавило сердце, что он не мог ответить. Крепко уцепившись одной рукой за ванты, другой он прикрыл глаза.
Между тем корабль заметили и матросы, им тоже была известна легенда о «Летучем Голландце». Многие солдаты, как только до них донесся слух о необычном корабле, повылезали на палубу и во все глаза смотрели на сверхъестественный парусник. И тут «Святую Катарину» окутал сопровождаемый громом и сильным дождем мрак. Примерно через четверть часа туман рассеялся. Неизвестный корабль исчез.
— Боже милостивый! Наверное, он перевернулся вверх килем и затонул, — произнес минхер Барентц. — При такой парусности; это должно было случиться. Ни один корабль не имеет больше вант и канатов, чем «Святая Катарина». Опрометчиво поступал капитан того корабля. Он наверняка хотел посоревноваться с нами, не так ли, минхер Вандердекен?
Филипп не обратил внимания на это замечание наивного капитана. Он был убежден, что теперь их судно погибнет, а вспомнив о людях на борту, вынужденных стать жертвой, вздрогнул.
— Минхер Барентц, по всем приметам, шторм будет продолжаться, и даже самый лучший из когда-либо построенных кораблей, по-моему, не сможет противостоять ему. Я бы посоветовал вам развернуться и уйти в бухту, чтобы проконопатить днище. Поверьте, там мы встретим нашу флотилию.
— Не беспокойтесь за наш корабль, — возразил капитан. — Посмотрите, как «Святоша» борется с волной!
— К черту все! — раздался тут голос одного из матросов, которые подошли к Филиппу и слышали его слова. — Знай я, что «Святоша» — старая разваливающаяся калоша, я бы никогда ей не доверился! Минхер Вандердекен прав, нам надо возвратиться в бухту до того, как случится несчастье. Тот корабль — предостережение для нас. Не напрасно он появился. Спросите об этом минхера Вандердекена, капитан, он моряк и во всем разбирается.
Филипп испугался, услышав такие слова, хотя говорящий, разумеется, не знал его роли в истории призрачного корабля.
— Я должен сказать, — проговорил Филипп, — что каждый раз, когда я встречал этот корабль, случалась беда.
— Беда? Корабль? Чем вас напугал тот корабль? — возразил капитан Барентц. — На нем было слишком много парусов, и он затонул!
— Он никогда не тонул! — произнес еще один матрос.
— Никогда! — подтвердили другие матросы. — А мы вот потонем, если не возвратимся в бухту!
— Ха, ха! Это же чепуха! Что вы скажете на это, минхер Вандердекен?
— Я уже высказал свое мнение, — отвечал Филипп, который всей душой желал, чтобы судно добралось до гавани. — Самое лучшее для нас — вернуться в бухту!