Воины сняли свои белые одежды и надели синие шаровары. Прихватив вязанки хвороста и листьев, прикрепив к поясам кривые мечи, они поползли к палисаду. Вскоре под громкие крики в разных местах взметнулось ввысь пламя, но из форта раздались пушечные выстрелы, нанесшие нападавшим ощутимые потери. Однако дым продолжал заволакивать форт, поскольку ветер дул с моря, и защитники форта были вынуждены отойти с брустверов. Теперь наступавшим не оказывалось сопротивления. Они разрушили горевший частокол и через образовавшиеся проемы хлынули вовнутрь, сметая на пути тех, кто не успел укрыться в крепости. Загорелась фактория, вспыхнули другие постройки, а когда дым рассеялся, стали хорошо видны освещенные огнем стены форта.
— Ах! Если бы у нас были лестницы, крепость была бы уже нашей! — воскликнул Филипп. — На стенах не видно ни души!
— Это точно, — отвечал Крантц. — Однако лестниц у нас нет. Но до того, как их сделают, фактория послужит нам хорошим форпостом! Оттуда мы будем угрожать врагу, а завтра вечером огнем мы снова сгоним со стен их защитников, проникнем в форт и захватим его!
— Может быть, из этого что-нибудь и получится, — согласился Филипп, выслушав Крантца, и направился к военачальникам, чтобы обсудить с ними эту идею.
Новый план был уже утвержден, но тут неожиданно появился Шрифтен, который принял участие в этом походе без ведома Филиппа, и выпалил:
— Ничего не получится, Филипп Вандердекен! Этот форт вы никогда не захватите, кхе, кхе, кхе!
Едва одноглазый произнес эти слова, раздался мощный взрыв, и на осаждавших посыпались камни — несколько сот человек погибло, многие были контужены. Это взлетела на воздух фактория: в погребах под ней находились большие запасы пороха, и огонь добрался до него.
— Ваш план провалился, минхер Вандердекен! Вы никогда не захватите форт, кхе, кхе, кхе! — снова провизжал отвратительный лоцман.
Взрыв, произошедший так внезапно и нанесший значительный урон в живой силе, вызвал среди наступавших панику, и они бросились к стоявшим в бухте пирогам. Филипп и военачальники безуспешно пытались остановить беглецов. Не ведавшие ничего о взрывных свойствах пороха, люди подумали, что произошло что-то сверхъестественное. Множество лодок отчалило от берега, а оставшиеся воины столпились на берегу: ошеломленные, дрожащие и задыхающиеся.
— Вы никогда не завоюете этого форта, минхер Вандердекен, кхе, кхе, кхе! — визжал Шрифтен.
Филипп схватил маленького лоцмана и замахнулся на него ружьем, но тут же раздумал и отпустил его.
«Меня раздражает, что он говорит неприятную мне правду! — подумал Филипп. — А разве за это я могу лишать его жизни?»
Кто-то из военных предводителей с Тернате сохранил хладнокровие, но многие потеряли голову, как и простые воины. На коротком совещании было решено подождать рассвета и лишь тогда определить, что делать дальше.
На рассвете нападавшие заметили на стенах форта португальцев, которые готовили к бою тяжелые пушки. Посчитав уничтожение фактории и разрушение некоторых построек достаточным, чтобы заслужить похвалу вождя, воинство с Тернате сняло осаду. Потеряв семьсот человек убитыми, флот через два часа взял курс на Тернате. Филипп и Крантц были вместе в одной из пирог.
Флот не успел далеко отойти от острова, как ветер стих. К вечеру погода стала портиться. В полночь налетел шторм, многие утлые суденышки перевернуло, и те воины, которые не умели плавать, утонули. Почти весь флот отнесло к северо-восточной части острова Тидоре. Перед рассветом пирога, в которой находились Филипп и Крантц, оказалась в бухте у северной оконечности острова и вскоре совсем развалилась. Команде удалось вплавь добраться до берега. Погода снова стала устанавливаться. Когда совсем рассвело, Филипп и Крантц увидели, что основная масса пирог уже скрылась за мысом.
Островитяне, спасшиеся вместе с Филиппом и Крантцем, предложили захватить у местных жителей какой-нибудь челн и догнать флот. Но Филипп и Крантц решили использовать благоприятную возможность и остаться на острове, намереваясь узнать что-нибудь о судьбе Амины. Им несложно было солгать, что их либо совсем не было среди нападавших, либо их принудили к участию в нападении на форт, и никто из португальцев не смог бы их опровергнуть. Оба сделали вид, будто они согласились со своими спутниками, но, когда те немного ушли вперед, спрятались. Туземцы же захватили пирогу и одни ушли в море. Днем на Филиппа и Крантца наткнулись местные жители и потащили их в форт. К вечеру они были уже там, и их отвели к коменданту, тому самому маленькому человечку, который так страстно влюбился в Амину. Увидев пленников в мусульманской одежде, комендант хотел было уже приказать повесить их, но Филипп успел сообщить ему, что они голландцы, потерпевшие кораблекрушение, что жители Терноте силой заставили их принять участие в войне против поселенцев на Тидоре, что они все время желали убежать от них, когда же представилась такая возможность, они не отправились с воинами назад на Тернате, а остались на острове. Казалось, маленький комендант поверил ему. Ткнув с силой своей длинной шпагой в землю и придав лицу свирепое выражение, он приказал посадить пленников в тюрьму.
Глава тридцать первая
Условия содержания заключенных в тюрьмах описывались уже не раз, и можно с полным основанием утверждать, что пребывание наших друзей в подвале, куда их поместили, не доставляло им удовольствия. Тюремная камера — четыре голых стены, за дверью небольшой коридор — располагалась под фортом, имела небольшое окошко с железной решеткой, через которое еле проникал воздух и лишь с трудом можно было увидеть море. В камере было невообразимо душно.
Филипп, ничего так страстно не желавший, как узнать что-либо об Амине, заговорил по-португальски с солдатом, выполнявшим роль тюремщика.
— Приятель, — начал он, — извини…
— Извините меня, — прервал его солдат и вышел, заперев за собой дверь.
Филипп уныло прислонился к стене. Подвижному Крантцу не сиделось на месте, но от стены до стены он мог сделать только три шага — такой маленькой была их камера.
— Знаете что, Вандердекен? — спросил Крантц тихим голосом. — Это счастье, что наши дублоны с нами. Если нас не обыщут, то, подкупив тюремщика, мы сумеем выбраться из этого гнездышка.
— Мне здесь все же лучше, чем в обществе этого отвратительного Шрифтена. Один его вид уже портит мне настроение.
— Комендант, — продолжал делиться мыслями Крантц, — мне не очень-то понравился, но, возможно, завтра наше представление о нем изменится.
Их беседа была прервана солдатом, который принес кружку воды и большую миску вареного риса. Это был уже другой солдат, и Филипп попытался разговориться с ним.
— Последние два дня у вас было много хлопот.
— Совершенно верно, сеньор.
— Жители с Тернате заставили нас пойти с ними, но мы сбежали от них.
— Я слышал, когда вы рассказывали об этом, сеньор.
— Они потеряли около тысячи человек, — вмешался в разговор Крантц.
— Святой Франциск! Это радует!
— Мне кажется, после такого поражения они долго будут приходить в себя, прежде чем решатся снова напасть на вас, — добавил Крантц.
— А у вас большие потери? — спросил Филипп, убедившись, как болтлив солдат.
— Не более десятка. В фактории же, когда она взлетела на воздух, находилось около сотни местных жителей с женами и детьми. Но это не в счет!
— Как я слышал, здесь находилась одна молодая европейка… — произнес, наконец, Филипп, сильно волнуясь. — Та, с потерпевшего бедствие корабля? Не было ли ее среди тех, кто взлетел на воздух?
— Европейка? Гм. Да, да! Святой Франциск! Я вспоминаю, она…
— Педро! — прозвучал голос сверху.
Солдат смолк, приложил палец к губам, вышел и запер дверь.
— О, Боже небесный! Дай мне терпения! Это чудовищное испытание! — воскликнул Вандердекен.
— Может быть, солдат придет сюда утром? — предположил Крантц.
— Утром! Как же бесконечно долго тянется время!
— Я понимаю вас, но что делать? Приходится ждать, даже если эти часы кажутся столетиями. Однако тихо, я слышу шаги!
Дверь отворилась, вошел солдат, который препровождал их сюда.
— Следуйте за мной! — приказал он. — Комендант желает переговорить с вами!
Пленники с радостью последовали этому неожиданному приказу. По каменной лестнице они поднялись наверх и вскоре оказались в небольшом помещении перед тем самым маленьким комендантом, с которым читатель уже знаком. Он лежал, развалившись, на большой софе, длинная шпага лежала рядом с ним. Две молоденькие девушки-аборигенки — одна у ног, другая у изголовья — помахивали опахалами.
— Где вы взяли эти одеяния? — был первый вопрос коменданта.
— Когда море выбросило нас на остров, туземцы пленили нас и увезли с собой. Нашу одежду они забрали, а нам дали эту.
— И уговорили принять участие в нападении на наш форт?
— Они принудили нас к этому, — возразил Крантц. — Войны между Голландией и Португалией нет, и мы отказывались участвовать в нападении, но они, несмотря на наши возражения, посадили нас в лодки, якобы затем, чтобы убедить свой народ, что им помогают европейцы.
— Чем вы можете подтвердить свои показания?
— Во-первых, нашим честным словом. Во-вторых, мы добровольно остались на этом острове, хотя и имели возможность покинуть его.
— Вы моряки Голландской Ост-Индской Компании? Вы кто, офицеры или простые матросы?
Крантц, считавший, что будет лучше, если они скроют свое истинное положение на корабле, скосив глаза на Филиппа, стал отвечать:
— Мы — младшие офицеры. Я был третьим рулевым, а мой товарищ — лоцманом.
— А где ваш капитан?
— Я не могу сказать этого. Я не знаю, жив он или нет.
— Не было ли у вас на борту женщины?
— Была. Жена капитана.
— Что стало с ней?
— Она, наверное, погибла, когда плот оторвался.
— Ха! — воскликнул комендант и замолчал.
Филипп взглянул на Крантца, как бы спрашивая, к чему все эти уловки, но тот подал знак, что пока говорить будет он.