Филипп был занесен в списки пассажиром на бриг под названием «Ностра сеньора до Монте», который направлялся в Лиссабон. Капитаном на нем был старый суеверный португалец, большой любитель рома. Когда корабль выходил с рейда Гоа, Филипп находился на палубе и с болью смотрел на башню собора, где он последний раз видел свою любимую супругу. В этот момент он почувствовал чье-то прикосновение к локтю и обернулся.
— Снова попутчики! — провизжал знакомый голос. Это был лоцман Шрифтен.
Внешне Шрифтен, казалось, не изменился. Не было заметно следов старения, его глаз, как и прежде, сверкал огнем. Филипп испугался, но не появления лоцмана, а тех воспоминаний, которые тот вызвал в его душе. Через мгновение он, однако, успокоился.
— Вы снова здесь, Шрифтен? — спросил Филипп. — Надеюсь, что ваше появление предсказывает мне скорое выполнение моих устремлений?
— Возможно, — отвечал одноглазый. — Мы оба устали.
Филипп промолчал. Он не спросил, каким образом Шрифтен исчез из форта на Тидоре. Ему было все равно, поскольку он понимал, что у этого человека необычная жизнь.
— Многие корабли затонули, Вандердекен. Много душ людских погибло вместе с ними, поскольку в то время, когда вы находились в состоянии безумия, они встречали призрачный корабль вашего отца, — продолжал лоцман.
— Возможно, и мы скоро увидим этот корабль, и, может быть, в последний раз! — пылко отвечал Филипп.
— А может быть, и нет! Пусть над ним тяготеет его приговор и он будет блуждать по волнам до дня Страшного суда, кхе, кхе, кхе! — возразил Шрифтен.
— Бедняга! — воскликнул Филипп. — Я чувствую, что это твое сатанинское желание не исполнится! Убирайся! Оставь меня, или ты узнаешь, что в моих руках еще осталась кое-какая сила, хотя я и поседел!
В замешательстве Шрифтен удалился. Казалось, что он боится Филиппа, но этот страх не был сравним с его ненавистью. Как и прежде, Шрифтен начал подстрекать команду и настраивать матросов против Вандердекена, утверждая, что их корабль должен затонуть, поскольку Филипп имеет связь с «Летучим Голландцем».
Вскоре Филипп заметил, что многие матросы стали избегать его, и в свою очередь попытался обвинить Шрифтена, называя его демоном, дьяволом в человечьем обличье. Внешность Шрифтена вполне соответствовала этому обвинению, в то время как внешность Филиппа располагала к себе. Команда разделилась, не зная, что подумать как об одном, так и о другом. Капитан же смотрел на них с ужасом и не желал ничего, как только поскорее добраться до гавани и высадить обоих.
Как мы уже отмечали, капитан брига был очень суеверным и любителем выпить. Утром, будучи трезвым, он молился, а вечером, напившись, проклинал всех святых, которых призывал на помощь всего лишь несколько часов назад.
— Сохрани нас, святой Антоний, и возьми под свою могущественную защиту! — произнес он однажды утром, когда завел с пассажирами разговор о корабле-призраке. — Пусть оберегают нас все святые! — продолжал он, обнажив голову и благоговейно перекрестясь. — Если же мне удастся до возможного несчастья избавиться от этих опасных людей, то я, как только мы бросим якорь в любой из христианских гаваней, пожертвую Святой Деве сто восковых свечей, весом по три унции каждая!
В тот же день вечером он говорил уже по-другому:
— Если проклятый Антоний не захочет помочь нам, пусть он сгорит в аду! Будь у него мужество, чтобы исполнить свой долг и защитить нас, все было бы в порядке! Но он, трусливая собака, ни о чем не беспокоится, и поэтому бравому моряку позволительно поиздеваться над ним!
Тут капитан подкрепил свои слова делом, то есть скорчил гримасу перед изображением святого, установленным в часовенке на палубе.
— Да, ты — малодушный подмастерье! — продолжал он. — Папа должен канонизировать новых святых, поскольку старые уже выцвели и источены червями! В свое время они могли творить хоть какие-нибудь чудеса, а теперь вся их клика и гроша ломаного не стоит!
«Сеньора до Монте» подошла уже к южной оконечности Африки и находилась на расстоянии сотни миль от побережья. Стояло прекрасное утро, море слегка рябилось от легкого и ровного бриза, и корабль шел со скоростью четырех миль в час.
— Будьте благословенны все святые! — произнес капитан брига, появляясь на палубе. — Еще немного попутного ветра, и мы придем туда, куда стремимся. Будьте благословенны все святые, повторяю я, и прежде всего наш достойный защитник святой Антоний, который благословенно распростер свои руки над «Нострой сеньорой до Монте»! Мы можем претендовать на самую прекрасную погоду в мире. Ладно, сеньоры, пойдемте завтракать, а потом насладимся на палубе хорошей сигарой!
Вскоре, однако, картина на море изменилась. С востока надвигалась темная туча, и она показалась морякам какой-то необыкновенной. Буквально в считанные секунды туча затянула весь небосвод. Солнце скрылось, вверху засвистел ветер, океан затих, словно завороженный. Было не совсем темно, но вокруг все заволок красноватый туман, и казалось, будто вся далекая земля объята пламенем.
Филипп первым обратил внимание на то, что небо потемнело, и вышел на палубу. Капитан и удивленные пассажиры последовали за ним. Изменившаяся неожиданно картина казалась непонятной и неестественной.
— Святая Богородица, защити нас! Что же это вдруг такое случилось? — воскликнул капитан со страхом в голосе. — Святой Антоний, возьми нас под свою защиту! Это же ужасно!
— Посмотрите туда! Посмотрите туда! — закричали матросы.
Филипп, Шрифтен и капитан стояли поодаль от всех. Прямо по курсу судна, на расстоянии не более двух кабельтовых, они увидели, как из моря медленно появлялись реи и мачты парусника, поднимаясь все выше и выше, пока не стал виден его буг с такелажем и снаряжением. Удивительное судно легло в дрейф.
— Силы небесные! — воскликнул капитан. — Я видел не раз, как корабли тонут в море, но никогда не видел, чтобы они всплывали! Тысячу восковых свечей, весом в десять унций каждая, я пожертвую Богородице, если она спасет нас в этой переделке! Тысячу свечей, повторяю я! Слышишь ты меня, Святая Богородица? А вы, сеньоры, — продолжал он, обращаясь к напуганным пассажирам, — почему не молитесь? Молитесь же! Прежде нужно произнести молитву, а спасение последует потом!
— Это же корабль-призрак! Это же «Летучий Голландец!» — провизжал Шрифтен. — Разве я не говорил вам, Вандердекен? На этом призрачном корабле ваш отец, кхе, кхе, кхе!
Филипп пристально вглядывался в призрачный корабль. Он заметил, как с него спустили на воду шлюпку.
«Да, все стало явью. Скоро мой путь в этом мире должен закончиться», — подумал он и положил руку на реликвию, которую он все еще носил на груди.
Темнота настолько сгустилась, что можно было рассмотреть только буг корабля-призрака. Матросы и пассажиры упали на колени и начали усердно молиться. Капитан достал освященную свечу, зажег ее и поставил перед изображением святого Антония, которого днем раньше он называл бездельником.
Послышались удары весел о воду. К правому борту брига пристала шлюпка, и послышался голос:
— Эгой, на борту! Спустите же нам трап!
Но никто не ответил. Ни один человек не откликнулся на эту просьбу. Среди тишины Шрифтен приблизился к капитану и дал совет, чтобы тот, если его попросят взять с собой письма, ни в коем случае не брал их, если не хочет, чтобы его корабль затонул.
На палубу вскарабкался человек.
— Могли бы бросить хотя бы канат, ребята! — произнес он. — Где ваш капитан?
— Здесь, — отвечал капитан брига, с головы до пят охваченный дрожью.
Моряк, обратившийся к капитану, был в меховой шапке и одет в холщовый китель. В руке он держал пачку писем.
— Что вы хотите? — заикаясь спросил капитан.
— Да, да, что вы хотите? — провизжал следом за ним Шрифтен. — Кхе, кхе, кхе!
— Смотри-ка! Это вы, боцман? — спросил моряк. — Я думал, что вы давно уже в преисподней!
— Кхе, кхе, кхе! — провизжал Шрифтен и отвернулся.
— Поймите, капитан, — продолжал моряк в холщовом кителе, — нам часто не везло с погодой, а нам хотелось бы переправить домой наши письма. Мне кажется, что мы никогда в жизни не сможем обойти этот мыс!
— Я не могу взять ваши письма! — закричал капитан.
— Не можете? Но это же возмутительно! Ни один корабль не желает переправить наши письма. Это же непорядочно, вот! Моряки должны помогать своим товарищам, особенно тем, кто попал в беду! Одному Богу известно, как нам хочется вернуться на родину и увидеть наших близких! Но для родных было бы большим утешением получить от нас хоть какую-нибудь весточку!
— Я не могу взять ваши письма. Меня предостерегают от этого святые, — отвечал капитан.
Покачав головой, моряк продолжал:
— Мы так долго находимся в море!
— Как долго? — спросил капитан, не зная, о чем спросить еще.
— Я не могу точно сказать. Наш судовой журнал смыло за борт, все документы утеряны, и мы даже не знаем, на какой широте мы находимся.
— Дайте-ка мне посмотреть ваши письма, — попросил Филипп и подошел к незнакомцу.
— Не прикасайтесь к ним! — закричал Шрифтен.
— Долой, нечистая сила! Кто помешает мне в этом? — возмутился Филипп.
— Погибли! Погибли! Погибли! — завизжал Шрифтен и с искаженным от злобы лицом закружился по палубе.
— Не прикасайтесь к письмам, сеньор! — закричал дрожавший от страха капитан, но Филипп не обратил внимания на его слова и стал брать по одному письму.
— Это письмо нашего второго рулевого к жене, которая проживает в Амстердаме на Водяном молу.
— Водяного мола давно уже нет, приятель, — отвечал Филипп. — На том месте теперь большая верфь!
— Невероятно! — удивился незнакомец. — А это письмо от нашего старшего боцмана к его отцу, который имеет свой домик у Старого рынка.
— Дома у Старого рынка давно уже снесены, и на их месте построена церковь!
— Невероятно! — повторил посыльный. — Тогда вот мое письмо к любимой девушке Кетсер. Внутри там деньги, ей на новую брошь!