И комендант принялся ходить взад и вперед по комнате, рассуждая вслух:
– Он уверяет, что то был призрак, и рассказал мне при этом довольно вероятную историю. Но у меня почему-то закрадывается сомнение… Весьма возможно, что они дурачат меня. Пусть так! Но если деньги там существуют, то я их получу, а если нет, то отомщу им за это дурачество. Не только они должны исчезнуть с лица земли, но и все те, кто будет участвовать в перенесении этих денег. Но кто здесь?! Педро?
– Да, синьор!
– Давно ли ты здесь стоишь?
– Да как вы сейчас изволили крикнуть меня!
– Я тебя не звал; ты мне не нужен! Можешь идти…
Педро ушел, но он слышал все, что комендант говорил сам с собою, все, что он считал своей сокровенной мыслью.
Глава XXXIV
Было чудное, яркое утро, когда португальское судно, на котором находилась Амина, вошло в рейд Гоа.
В ту пору Гоа была в зените своего блеска. Это был богатый, великолепный, цветущий город, так сказать, столица Востока, город дворцов и сказочной роскоши. Когда судно стало подходить к реке, два устья которой образуют остров, где построен город, все пассажиры столпились на палубе. Капитан судна, любезный португалец, уже не раз бывавший здесь, указывал Амине главнейшие и наиболее замечательные здания.
Спустя немного времени судно стало на якорь против здания таможни. Капитан и пассажиры съехали на берег, кроме одной только Амины, которая временно осталась на судне, пока патер Матиас не приищет для нее подходящего помещения, где бы она могла прожить некоторое время.
На следующий день патер Матиас вернулся к Амине с известием, что ему удалось устроить ее в урсулинском монастыре, настоятельница которого была ему хорошо знакома. При этом он предупредил Амину, что настоятельница – женщина чрезвычайно педантичная; и потому ей было бы приятно, если бы Амина, насколько возможно, сообразовалась с уставом и обычаями монастыря. Он сообщил также, что в этот монастырь принимались только девушки и женщины самых знатных и родовитых фамилий, самых состоятельных и избалованных, а потому он надеется, что Амине там будет хорошо и приятно.
Однако не прошло и двух месяцев с тех пор, как Амина поселилась в урсулинском монастыре, как ей вскоре опротивел монастырь, и она при первом же свидании с патером Матиасом просила найти ей частную квартиру; вместо денег она дала патеру свой бриллиантовый перстень, который и поручила продать.
Вскоре патер сообщил Амине, что продал ее кольцо за тысячу восемьсот долларов и нанял для нее помещение у одной богобоязненной и степенной вдовы, которая взялась заботиться об ее столе и удобствах.
Простившись с монахинями, Амина вместе с патером Матиасом покинула монастырь и переселилась в красивый дом, выходящий на большой сквер, называемый Terra di Sabaio. Комнаты ее были светлые, высокие и просторные.
– А что это за церковь там, по ту сторону сквера? – спросила Амина свою хозяйку.
– Это церковь Вознесения, – сказала та, – там чудесный орган; если желаете, мы можем завтра пойти послушать его!
– А то большое массивное здание с куполом, как раз напротив нас? – продолжала расспрашивать Амина.
– Это святая инквизиция! – сказала вдова, набожно перекрестясь.
Амина невольно содрогнулась.
– Это ваш ребенок? – спросила она, увидев подле себя мальчика лет восьми.
– Да, – сказала хозяйка, – это мой единственный ребенок. Храни его Господь!
Это был красивый умный мальчик, и Амина поспешила расположить его в свою пользу, что ей и удалось.
Глава XXXV
Прошло несколько времени с тех пор, как Амина поселилась у вдовы.
Теперь она только что вернулась с прогулки по городу, где делала различные закупки, которые и принесла с собой под мантильей.
«Наконец-то я здесь одна, и никто не следит за мной! – мысленно воскликнула она. – Теперь я имею все, что нужно, и скоро я узнаю, что хочу знать!»
В этот момент маленький Педро, сын вдовы, вбежал в ее комнату и кинулся здороваться.
– Где твоя мать, Педро? – спросила Амина.
– Она ушла к своим друзьям на весь вечер, и мы с вами остались одни, – сказал мальчик. – Можно мне остаться с вами?
– Конечно можно! Ну, а скажи мне, можешь ты сохранить что-нибудь в тайне?
– Да, могу! Скажите ваш секрет, и вы увидите, что никто ничего не узнает!..
– Мне нечего сказать, мой милый, но я хочу устроить с тобой такую игру: я хочу показать тебе разные вещи на твоей ладони!
– Ах да, да… Покажите!
– Хорошо, я покажу тебе, но только если ты мне обещаешь никому не говорить об этом!
– Нет, нет, клянусь вам Пресвятой Богородицей, никому ничего не скажу!
– Ну, так смотри же!
Амина разожгла уголья на жестяном блюде, поставленном у нее на ногах, затем взяла гусиное перо, чернила и пару ножниц и написала на клочке бумаги несколько букв, напевая при этом какие-то непонятные слова, после того кинула на уголья кориандровые семена и ладан, отчего в комнате распространился сильный удушливый аромат.
Тогда она посадила Педро на низенькую скамеечку подле себя и, взяв правую руку мальчика, некоторое время держала ее в своей, после чего начертила на его ладони квадрат и какие-то буквы или знаки на каждой из сторон квадрата, а в центр его налила немного чернил, так что образовалось нечто вроде черного глазка величиною с полкроны.
– Ну, теперь все готово! – сказала она. – Смотри, Педро, на это черное пятно чернил и скажи, что ты в нем видишь?
– Мое собственное лицо! – сказал мальчик.
– Амина подкинула еще ладану на горячие угли, так что вся комната наполнилась дымом, причем она что-то бормотала:
– Турехун… турехун, туриошун, сойди сюда! Сойдя сюда. Присутствуйте здесь, слуги этого имени. Отдерните завесу и поведайте правду.
Начертанные ею на бумаге буквы или слова она разрезала ножницами на части и, взяв одну из частей, бросила ее на уголья, продолжая держать в своей руке руку мальчика.
– Ну, а теперь что ты видишь, Педро?
– Я вижу человека, который метет! – сказал Педро с тревогой в голосе.
– Ты не бойся, дружок, ты сейчас увидишь другое! Ну, что, он перестал мести?
– Да, перестал!
Теперь Амина снова что-то забормотала и кинула в огонь другой кусок бумажки с написанными на нем буквами или словами.
– Ну, а теперь скажи, Педро: «Филипп Вандердеккен, явись!»
– Филипп Вандердеккен, явись! – повторил мальчик дрожащим голосом.
– Теперь скажи мне, что ты видишь, только скажи правду!
– Я вижу человека, лежащего на белом песке… Только мне не нравится эта игра!..
– Ты не пугайся, дитя, я сейчас дам тебе гостинца, много сластей, вот увидишь… Скажи, как одет этот человек?
– На нем коротенькая куртка, белые панталоны; он оглядывается кругом, а теперь достает что-то, что у него было спрятано на груди, и целует.
– Это он! Он! Он жив! Небо, благодарю тебя!.. Ну, смотри еще, Педро!
– Он встает… нет, право, мне не нравится эта игра… я боюсь… Право же, я боюсь… мне страшно! Пустите меня!
Мальчик заплакал и стер с руки чернила; чары исчезли, и Амина не могла узнать ничего больше.
Она принялась успокаивать ребенка, задаривать его подарками и гостинцами, заставила его несколько раз повторить ей обещание никому ничего не говорить об их игре и решила не возобновлять дальнейших испытаний судьбы впредь до того времени, когда ребенок совершенно забудет свои страхи и не согласится сам добровольно возобновить эту игру.
Однажды, много дней спустя, когда мать мальчика ушла куда-то, в комнату Амины пришел Педро и спросил, не поиграть ли им опять в ту игру.
– Но ведь ты будешь бояться?!..
– Нет, я теперь не буду! – отвечал мальчик. – Тогда была ночь, а теперь день; теперь не так страшно.
Амина, которой хотелось узнать больше о Филиппе, конечно, с охотой согласилась. В несколько минут она все приготовила. Комната снова наполнилась дымом и запахом ладана; она принялась, как тогда, бормотать свои заклинания; черное зеркало было на ладони ребенка, и по ее просьбе маленький Педро снова воскликнул, как тогда: «Филипп Вандердеккен, явись!»
В этот момент вдруг распахнулась дверь ее комнаты, и патер Матиас в сопровождении вдовы и еще нескольких лиц остановился на пороге.
– Так, значит, я не ошибался тогда в вашем домике в Тернезе! – воскликнул патер, скрестив на груди руки и с негодованием глядя на Амину. – Проклятая колдунья! Теперь мы тебя накрыли.
Амина ответила ему таким же гневным взглядом и сказала:
– Я не вашей веры, а моя вера не запрещает мне испытывать судьбу! Как видно, подслушивание и подглядывание предписывается вашей религией, но здесь, в этой комнате, я хозяйка и прошу вас и тех, кто с вами пришел, удалиться отсюда немедленно!
– Соберите прежде все эти предметы колдовства! – сказал патер Матиас сопровождавшим его людям, и, когда это было сделано, все удалились, оставив Амину одну.
Амина почувствовала, что на этот раз она погибла – она знала, что в католических странах колдовство считается страшнейшим преступлением, а она была накрыта на месте преступления. «Ну, что же, – решила Амина, – это моя судьба: надо быть готовой ко всему!»
Дело в том, что маленький Педро на другой же день забыл о своем обещании и при первом удобном случае рассказал обо всем матери. Вдова, подозревая в этой странной игре что-то недоброе, пошла к патеру Матиасу и передала ему все, что слышала от своего сына. Убежденный на этот раз в том, что Амина действительно занимается колдовством и знается с нечистыми силами, патер Матиас решил уличить ее в этом преступлении. С этою целью он предложил, чтобы мальчик вызвал Амину на повторение этой игры, чтобы накрыть ее на месте преступления.
Спустя полчаса после того, как патер Матиас и другие свидетели ушли, оставив Амину одну, явились двое одетых в черное с ног до головы мужчин и потребовали, чтобы она последовала за ними; в противном случае они грозили прибегнуть к силе. Амина не стала сопротивляться; в сопровождении