вого лепестка у диаграммы направленности радара — и забрасывает попавшие в «лепесток» суда не пойми куда, и в пространстве, и во времени… Именно так шлюпка с остатками экипажа очутилась в нашем времени в Северном море. Впрочем, всё это лишь догадки и предположения.
— Подробности катастрофы хоть как-то прояснились из бреда Харпера?
— Более чем смутно. Гораздо больше рассказала папка с бумагами, взятая им в шлюпку… Но из документов, в ней находившихся, можно понять, лишь что собирались сделать яйцеголовые. А что из этого получилось … Ничего хорошего.
Лесник спросил о намерениях американских хронофизиков. Коммандер ответил весьма сжато и уклончиво, избегая вдаваться в подробности. Причём воспользовался типично флотской аналогией — сравнил прыжок во времени с подъёмом якоря корабля. Известно, что наибольшая нагрузка и на цепь, и на брашпиль происходит не во время собственно подъёма, но при отрыве якоря от грунта. Так и «Тускаррора» затратила невообразимое количество энергии, чтобы «оторваться» от своего времени, дальнейший же процесс куда менее энергоемок… Хроноаппаратура эсминца выдержала предельную нагрузку, и продолжает работать по программе эксперемента, — слабым звеном оказались люди. Как именно погибла большая часть экипажа и учёные, Донелли не знал. Почему остался жив Харпер, не знал тоже. Но был уверен, что после стартового выплеска чего-то неизвестного, но смертельного, — последующее нахождение на борту эсминца относительно безопасно…
— К огромному моему сожалению, — добавил коммандер со вздохом.
«Чем же так насолили Америке межвременные безбилетники? — подумал Лесник. — Ворвались с ручным пулемётом на подписание Декларации независимости?»
Коммандер вновь взглянул на часы.
— Похоже, возле Гренландии скоро начнутся весьма масштабные манёвры Атлантического флота, — предположил Лесник.
— Уже начались, — кивнул Донелли. — И если проклятый призрак хоть на пару минут попадёт в наши прицелы — на этом его эпопея завершится. Но беда в том, что аппаратурой «Тускароры» никто не управляет, Харпер и его матросы — единственные, кто уцелел, лишь за счёт того, что их боевой пост находился на максимальном удалении от хроноустановки. И куда эсминец совершит свой следующий скачок во времени и пространстве, никому не известно… И если он окажется в зоне действия вашего флота — постарайтесь удержаться от соблазна и не протянуть руку к такой заманчивой игрушке. Тут ведь можно лишиться не просто руки, но всего своего будущего.
Разговор явно приближался к концу — Патрик Донелли сообщил всё, что хотел сообщить.
Напоследок Лесник не удержался от шпильки:
— Скажите, коммандер, а зачем вы нацепили чужую нашивку — эмблему «тюленей»? Даже если бы я не заметил, что она значительно новее, чем остальные ваши знаки различия — неужели вы рассчитывали, что вас можно и в самом деле принять за «морского дьявола»? Это с вашей-то манерой излагать мысли, куда более подходящей преподавателю Вест-Пойнта, чем подводному душегубу…
Донелли пожал плечами.
— Ну, во-первых, я имею-таки некоторое отношение к «тюленям» — прослужил четыре года в аналитическом отделе SBS[4]. А во-вторых, после попытки вашей напарницы расстрелять нашу машину хотелось в самом начале беседы дать понять, что непродуманные силовые акции с вашей стороны могут принести неприятные последствия. А теперь, мистер Вальдманн, нам пора прощаться. Напоследок ещё один маленький дружеский совет: смените свой псевдоним, однажды уже засветившийся в Штатах. А то мало ли кому придёт в голову порыться в архивах — вдруг да натолкнутся на дело «Алабамских вудуистов» девяносто восьмого года…
— Как улов? — спросила Диана. — Мне уж казалось, что этот тип всё-таки решил от тебя избавиться — заболтав до смерти.
— Улов знатный! Вот, взгляни, — Лесник положил на сидение машины полученное от коммандера изображение плывущего по волнам корабля, явно распечатанное на цветном принтере.
— Что это? — Госпожа особый агент удостоила картинку лишь беглого взгляда. — Я не любительница Айвазовского и прочих маринистов.
— Это эсминец «Тускарора», который будет построен и спущен на воду в Бостоне спустя несколько лет, — пояснил Лесник с ангельским терпением. — Или его брат-близнец, неважно. А на обороте цифры, которых мне очень не хватало… Координаты некоей точки у берегов Гренландии. И график включений некоей установки…
— Прекрати изъясняться загадками! Мы не на шоу Максима Галкина! Объясни по-человечески, в чём дело!
— Объясняю: лейтенант Говард Харпер, покидая корабль, прихватил с собой очень важный документ: программу эксперимента, график включений и выключений исследуемой аппаратуры. Донелли предполагает, что бумагу эту лейтенанту передал один из умирающих хронофизиков, но как было дело, теперь едва ли установишь. А нам с тобой очень повезло, что один старомодный аристократ-исследователь полностью игнорирует компьютеры и не выкладывает в сеть результаты своих изысканий. А другие исследователи — вполне современные аналитики — предпочитает не дышать архивной пылью, и пользуется исключительно электронными базами данных. Мы же совместим оба метода, и…
— И что? Не томи уж!
— …И совершим небольшое морское путешествие. Ты, часом, не страдаешь морской болезнью?
Диана ответить не успела — именно в этот момент громыхнул первый оглушительный раскат грома. На Эсбьерг обрушилась гроза.
— Ну и как это понимать? — недоумённо воззрился Лесник на экран персика. Понять текст, состоявший в основном из знаков препинания, и в самом деле было не просто.
Диана бросила взгляд на часы и посоветовала:
— Смени дату в настройках дешифратора на двадцать пятое июля. В Москве уже первый час ночи.
Недолгое время спустя шифровка от Юзефа приобрела куда более читаемый вид. Но Диана всё равно недоумевала:
— Странно… Сначала шеф заставляет нас бросить все дела и заняться Харпером, выискивая малейшие признаки хроноаномалий. А теперь, когда мы поднесли ему на блюдечке не то что признаки — фактически бесхозную машину времени, болтающуюся в Северном море — такое равнодушие…
Лесник молчал.
— Отправь ему ещё раз отчёт о встрече с Донелли, — предложила Диана. — Вдруг произошёл какой-то сбой из-за чёртовой грозы…
За гостиничным окном продолжали сверкать молнии, ливень барабанил в стекло.
Лесник не возражал. Вскоре на экране персика появилось подтверждение: зашифрованный отчёт Конторой получен. Приоритет «четыре стрелы» означал, что информация должна оказаться у обер-инквизитора немедленно… Потянулись минуты ожидания — вновь никакого ответа.
— Если бы стряслось нечто экстраординарное, — медленно заговорила Диана, — заставившее шефа бросить все прочие дела, нас бы наверняка отозвали обратно… Ничего не понимаю…
Лесник молчал. Он по возвращении после беседы с Донелли стал вообще на редкость молчаливым.
Когда окончательно стало ясно, что никаких новых указаний от Юзефа не поступит, Диана нехотя признала:
— Похоже, придётся и в самом деле вдвоём выполнять твой авантюрный план — самим искать «Тускарору»…
Лесник молча кивнул. За окном громыхала гроза.
Дела минувших дней — IV Северное море, октябрь 1904 года
— Скажите, Николай Иванович, — начал разговор Буланский, разлив по бокалам искристое шардонэ (от коньяка Старцев категорически отказался). — Ведь вопреки всем слухам о своём несносном характере адмирал вёл себя в общении с вами в эти дни отменно учтиво, не так ли?
— Зиновий Петрович ничем не погрешил против правил вежливости, — осторожно сказал Старцев. — Но я не понимаю, какое…
— Сейчас поймёте, — перебил Буланский. — Дело в том, что и со мной он был на редкость приветлив — что вдвойне удивительно: мало того, что я навязанный ему попутчик, так ещё из чужого ведомства…
Название ведомства вновь не прозвучало. Старцев молча ждал продолжения, решив пока воздержаться от прямых вопросов. Умение молчать и слушать — немаловажное качество для контрразведчика.
— И мне кажется, — продолжал Богдан Савельевич, — что на самом-то деле адмирал был взбешён моим и вашим назначением. И с радостью ухватился за удобный предлог, позволяющий от нас избавиться. Хотя бы на время. Но может статься, что и навсегда. Мало ли на море случайностей? — как вы, моряки, любите их называть… Особенно когда эти случайности плавают по ночам с погашенными огнями.
Старцев проглотил вертевшийся на кончике языка солёный флотский ответ на подобные фразочки сухопутных крыс: плавает, дескать, дерьмо в проруби, а корабли — ходят… Спросил лишь:
— Вы хотите сказать, что вся операция по захвату придумана лишь как средство избавиться от нас с вами?!
В тоне капитан-лейтенанта сквозило глубочайшее недоверие. Буланский улыбнулся и отхлебнул вино — совсем немного, лишь для проформы. Бокал его за всё время разговора остался почти не тронутым.
— Полноте, Николай Иванович! Адмирал, без сомнения, не в восторге от нашего присутствия — но не настолько же… Нет, выход из сложившейся ситуации он нашёл правильный. Возможно, единственно правильный. Но выбранные исполнители… Ваше в настоящий момент главное дело, — никак не геройские абордажи, но тихая и вдумчивая работа с людьми в собственной каюте. Не стрельба, но разговоры. Создание агентурной сети, как среди офицеров, так и среди людей, на ступень ближе стоящих к матросам — баталёров, кондукторов, телеграфистов, боцманов… Тогда и только тогда можно загодя, до прибытия в Японское море, профилактировать все слабые звенья в экипаже «Суворова». Плюс, естественно, координация аналогичных действий ваших коллег на остальных судах эскадры. А на абордаж любого другого флотского офицера отправить недолго. Да и к моему заданию ночные подвиги никоим образом не относятся. Хотя более чем любопытственно было бы взглянуть вблизи на эти самые «призраки»…