тиворечащие друг другу — и не понять, какое истинное…
Иногда ему кажется, что он вообще не рождался… Что никогда не умрёт… Что будет вечно кружить по временам на этой проклятой Аллахом посудине…
«Да он просто спятил, — понял Лесник на середине сбивчивой исповеди. — Несмотря на первоначальную внешнюю вменяемость, на логичные рассуждения, — спятил…»
Тогда он был в шоке, продолжал изливаться Азиди, в полном шоке… Он закопал контейнер с бумагами, и бросился на «Тускарору», и отпустил катер с экипажем, и очень долго сидел здесь, именно здесь, на этом железном полу, ничего не зная, не понимая, как и зачем жить дальше… А потом спустил шлюпку и поплыл в одиночестве — не зная куда, не зная в когда , не зная зачем… Его подобрал рыбачий баркас старика Кристиансена, подобрал в 1974 году, и рыбаки быстро излечили от меланхолии — рабочих рук не хватало, давай-ка, парень, расплачивайся за спасение, становись выбирать сети… Зачем-то он назвался именем отца, он сейчас уже не помнит причину, вернее, помнит их слишком много, не то пять, не то шесть версий, голова раскалывается на куски от избытка разных воспоминаний…
На Марте Кристиансен, давно заглядывавшейся на смуглого красавчика, он женился спустя три года, когда наконец понял, что никакой другой Хафис Азиди, выходец из Ливана, на горизонте уже не появится… Он думал, что сойдёт с ума, когда родился будущий халиф мусульман, маленький Юхан, — он сам, сам, сам родился!!! — и вскоре ушёл в море, чтобы никогда не вернуться, а Марта…
Рассказ араба вновь прервали выстрелы — удивившие Лесника, совсем не походившие на звуки, издаваемые скорострельными трещотками арабов.
Все трое настороженно прислушались, причём Азиди был изумлён никак не меньше собеседников. Либо очень удачно изобразил изумление…
— Что это? — резко спросил Лесник. Араб пожал плечами.
Ещё несколько одиночных выстрелов — похоже, винтовочных. После короткой паузы в дело вступил пулемёт… И лишь затем начали свой перестук автоматы бойцов Халифата.
Лесник быстро захлопнул дверь, крутнул штурвал засова. На всякий случай. До выяснения — что за новые игроки вступили в игру, сколько их, чего хотят, и каким оружием и индивидуальными средствами защиты обладают.
Непонятно лишь, как узнать эти сведения, не предпринимая рискованную вылазку…
Дела минувших дней — VI Северное море, октябрь 1904 года
Старцев с удовольствием наблюдал, как матросы споро, без лишней суматохи, занимают свои места вдоль правого борта — ожидая, пока высокий борт корабля-незнакомца накатится на них.
Повинуясь приказаниям Казакевича, механик сбавил ход до самого малого. Рулевой повёл миноноску вдоль борта, едва не касаясь его. Старцев хорошо мог бы различить стыки металлических листов и даже заклёпки, — однако, к своему удивлению заклёпок не обнаружил… Ни одной.
В иллюминаторах не было видно и отблеска света. Корабль, вопреки мнению Казакевича, смотрелся мёртвым и покинутым. Но кто-то ведь стрелял внутри… Кто?
Дополнительных команд не прозвучало, однако как только миноноска окончательно остановила своё движение, несколько матросов одновременно метнули вверх кошки с привязанными абордажными линями. Три или четыре броска оказались удачны — кошки зацепились не то за кнехты, не то за какие-то выступы.
Моряки ловко полезли наверх, используя навязанные на линях узлы, через пару минут спустили сверху несколько штормтрапов, — после чего остальные матросы абордажной партии, соблюдая порядок, один за другим так же молча полезли наверх по выбленкам.
Старцев и Буланский поднялись на палубу последними.
Абордажная команда выстроилась вдоль фальшборта — двенадцать человек, включая боцмана Кухаренку. С Буланским, Казакевичем и Старцевым — пятнадцать.
Матросы недоумённо озирались, оглядывая невиданные устройства и орудия на палубе, тихонько, вполголоса делились впечатлениями.
— Разговорчики! — цыкнул на них Кухаренко — тоже негромко, явно сдерживая свой мощный бас. Затем обратился к офицерам:
— Ждём приказаний, вашскобродия!
— Степан Филиппович, — приказал Старцев мичману, — разделите людей на две группы и осмотрите помещения, старшими пойдёте вы и Кухаренко. Двое матросов и мы с господином Буланским — здесь, у трапов, в резерве. На здешние технические непонятности не отвлекаться, искать людей. Всех найденных — доставлять сюда, при сопротивлении — стрелять на поражение. Приступить к исполнению!
Группа матросов во главе с боцманом двинулась в направлении бака, люди Казакевича — в противоположную сторону, к надстройкам юта.
А капитан-лейтенант воспользовался моментом, чтобы чуть внимательнее ознакомиться со здешними, по его выражению, «техническими непонятностями»… Подошёл к агрегату, установленному неподалёку на палубе.
Хм-м-м… В общем, что это установка для пуска ракет — догадаться несложно. Несколько смущал лишь размер опустевших тонкостенных труб с откинутыми крышками. Слишком уж маленькие снаряды могли в них разместиться… Устаревшие четырехдюймовые ракеты системы Засядько, применявшиеся в войнах с турками и в среднеазиатских компаниях, и те выглядели куда солиднее… Даже если снарядить боевую часть сей игрушки не пироксилином, а новомодной шимозой — что она сможет сделать хорошо бронированному военному кораблю? Однако едва ли создатели странного оружия планировали применять его против рыбачьих лодок, да и разве можно попасть в лодку ракетой, с её никудышной точность? Дай Бог по броненосцу-то не промазать…
Ни следа запальных шнуров, либо предназначенных для них отверстий. Ну, с такой-то новинкой Старцев знаком — гальванический пуск, как на новых минах… Капитан-лейтенант обошёл установку, пытаясь отыскать штурвалы для горизонтальной и вертикальной наводки, — но они, похоже, напрочь отсутствовали. Зато обнаружил нанесённую краской надпись:
U. S. Navy
USS TUSCARORA
Ю-эс-эс[7]… Стало быть, американский флот? Хм-м…
Штаты, охраняя свои интересы на Тихом океане, соблюдают в нынешней войне более чем дружественный к России нейтралитет. Аналитики Главного морского штаба даже не исключают их вступления в войну в случае чрезмерного усиления Японии… И новейшие корабли, секретно поступающие на вооружение американского флота, можно бы лишь приветствовать, но…
Но больно всё это подозрительно. Да и откуда взяться брошенному командой этакому кораблю в европейских водах? Он, надо полагать, должен бы испытываться в глубокой тайне, где-то у берегов Америки…
Чиновник из Синода тем временем рассматривал странный цилиндрический предмет, подвешенный на шлюпбалке. Вернее, не сам цилиндр, но укреплённую на нём алюминиевую пластину — попытался разобрать в сгущающемся сумраке выбитые на металле буквы, затем достал из кармана спички, чиркнул, подсветил…
Похоже, и Буланский обнаружил свидетельства американского происхождения загадочного корабля — потому что, закончив изучение, спросил медленно, задумчиво:
— Скажите, Николай Иванович, как человек, во флотских делах более искушённый: смогли бы Северо-Американские Соединённые Штаты, при всей их бурно растущей промышленности и прикладной науке, построить в глубокой тайне нечто подобное? — И Богдан Савельевич широким жестом повёл рукой вокруг себя.
— Крайне сомневаюсь, — ответил Старцев без раздумий. — Технические новинки внедряются всегда медленно, исподволь, не сыплются, как из мешка… Здесь же, — он скопировал широкий жест Буланского, — практически всё новое, незнакомое, невиданное…
— Однако ж тут повсюду надписи, свидетельствующие, что именно в Америке создан сей чудо-корабль… — сказал Буланский ещё более задумчиво. И сменил тему:
— Не нравится мне тишина здешняя… Как бы большим шумом не закончилась…
И в самом деле, группы Казакевича и Кухаренко ушли — и как в воду канули. Ни пленников, ни вестовых с докладами… Впрочем, выстрелов или других звуков, свидетельствующих о сопротивлении, тоже пока не слышно.
Неужели очередной «летучий голландец» или какая-нибудь «Мария Целеста»? — мелькнула у Старцева мысль. Стаканы с горячим чаем в кают-компании, дымящаяся трубка в каюте капитана — и ни единой живой души… Хотя здесь и сейчас вместо дымящейся трубки куда вероятнее обнаружить дымящиеся пистолетные гильзы… Кто же всё-таки стрелял? И почему никак не отреагировал на их вторжение?
Ответ на мысленный вопрос капитан-лейтенанта прозвучал почти мгновенно. Где-то в недрах корабля отрывисто грохнули несколько револьверных выстрелов. Пару раз бухнуло что-то непонятное — не винтовка, и не наган. Потом прогремела длинная очередь — очевидно, боцман Кухаренко пустил в ход свой «Мадсен». А затем очереди грянули дружным хором, и отдельные выстрелы стали уже неразличимы в какофонии боя.
Старцев выдернул кольт — рефлекторно, не задумываясь. Стоявшие у шторм-трапов матросы синхронно клацнули затворами трёхлинеек. А затем один из них выкрикнул заковыристое флотское ругательство, глядя вниз, за борт.
Старцев подскочил к краю палубы и успел разглядеть миноноску, полным ходом исчезающую в сумраке.
— Двигаемся на подмогу боцману, штормтрапы стеречь теперь незачем, — быстро сказал Старцев Буланскому. Ткнул пальцем в одного из матросов: — Бегом к мичману! Пусть шлёт всех свободных людей туда, на бак!
Жестом приказал второму моряку: «За мной!». И они втроём устремились в направлении не смолкавшей пальбы.
Признаться, поначалу Старцев позорно заблудился, запутавшись в дверях, трапах и коридорах. Но быстро сообразил, что не стоит спускаться глубоко вниз, а лучше держаться поближе к верхней палубе — откуда можно было по крайней мере сориентироваться. Кроме того, бой шёл не в самых дальних помещениях корабля, иначе звуки выстрелов звучали бы куда слабее…
Тем не менее они могли бы долго плутать по неосвещённым закоулкам корабля — все фонари, и электрические, и ацетиленовые, забрали с собой группы боцмана и Казакевича. Но внутренние помещения корабля подсвечивали лампы, врезанные в потолки на достаточно большом расстоянии друг от друга — хорошо освещённые участки коридора перемежались с затянутыми полумраком. Свет, как мельком отметил капитан-лейтенант, оказался мало похож на электрический — мягкий, рассеянный, не режущий глаза и не дающий теней… Но дивиться очередной здешней странности не оставалось