уже ни желания, ни времени.
Меж тем задававшие направление звуки стрельбы, то затихавшей, то снова возобновлявшейся, — смолкли. Не беда — почти сразу их троица наткнулась на матроса, похоже, охранявшего ведущий вниз трап. При их приближении тот вскинул винтовку и угрожающе рыкнул: «Стой!» — но, разглядев офицерскую форму и погоны, успокоился.
— Что там? — коротко спросил Старцев
— Так что, вашскобродие, отыскали басурманов! — браво доложил матрос.
— Каких ещё басурманов? — впервые вмешался Буланский, и в его голосе Старцев почувствовал нотки тревоги.
— Дык леший их разберёт, вашскобродие! Смуглые, будто турки, ругаются не по-нашему, и одеты не по-флотски вовсе. Но басурманы точные — мы сунулись, а они как раз на карачках все стоят, Аллаху, сталбыть, молятся… Но тут же ружья свои похватали, и на нас… А они, ружья-то, у басурман не хуже боцманского, палят — страсть! Да поздно спохватились, голубчики, дали уж мы им прикурить…
Старцев только сейчас заметил кровавые пятна на гранёном штыке трёхлинейки. Спросил:
— Никак и до рукопашной дело дошло?
— Дык пришлось, вашскобродие… Басурманы-то, как чуть опомнились, плащи волшебные нацепили — не берёт пуля, отскакивает! Так мы троих на штыки — и к Аллаху ихнему в гости!
Старцев почувствовал, что окончательно перестаёт понимать происходящее. Какие ещё, к чертям, волшебные плащи?! Он открыл было рот, чтобы переспросить матроса, но тут из-за поворота коридора появился сам боцман Кухаренко.
— А, вот и вы, вашскобродие! — обрадовался он. — А у нас тут ох и чудны́е дела творятся…
Глава пятая. Заходите к нам на огонёк…
Юхан Азиди, приняв какое-то решение, быстро двинулся к двери. И тут же в грудь ему упёрся автомат Дианы.
Араб отшатнулся к переборке и воскликнул:
— Я парламентёр! Вы не имеете права причинять мне вред!
— А мы и не собираемся причинять кому-то вред, — улыбнулся Лесник. — Более того, мы вас даже выпустим отсюда.
Он сделал знак, адресованный Диане. Она, поняв напарника с полувзгляда, положила автомат поодаль от араба, левой рукой крутнула штурвал на двери и приоткрыла её. Пистолет в её правой руке был поднят стволом вверх — но вряд ли кто-то сомневался, что перенацелить его в любую точку она сможет за доли секунды.
— Наши переговоры окончены, мы выслушали ваше предложение и теперь хотим его обдумать, — сообщил Лесник. — Вы можете уходить. По-моему, вам тоже есть сейчас, чем заняться….
Несколько растерявшийся господин Азиди как-то боком отошёл к двери, прислушался: звуки боя стихли некоторое время назад, но чем он завершился для боевиков Халифата, оставалось только гадать. Араб глубоко вздохнул, протиснулся сквозь полуоткрытый проём. Очутившись на палубе, сразу же завертел головой, пытаясь понять, что же всё-таки произошло на корабле.
— Руки вверх! — раздался оклик откуда-то сверху. Причём это было сказано по-русски. Азиди, впрочем, понял — мгновенно вытянул обе руки над головой, на лице его отразилось несказанное изумление. Лесник и Диана изумились ничуть не меньше. Они переглянулись, затем Лесник поставил автомат на предохранитель, убрал его под трофейную накидку и решительно шагнул к двери.
Оказавшись на палубе рядом с арабом, он обнаружил, что сверху, с крыла кормового мостика, прямо на него смотрит дуло винтовки. Обычной мосинской трёхлинейки с четырёхгранным штыком. Винтовку держал молодой матросик в чёрном флотском бушлате, из-под которого виднелась полосатая тельняшка. Что было написано у него на бескозырке, Лесник разобрать не смог. У ног матроса стоял большой фонарь старинного вида, судя по синеватому оттенку света — ацетиленовый.
— Пилипенко, что у тебя там? — донеслось откуда-то из-за надстройки.
— Да вот, двое… — слегка растерянно ответил матрос. Араб, едва ли что-то понявший из короткого диалога, сделал шаг в сторону, и тут же отклонившееся было дуло винтовки вновь уставилось на него.
— Не балуй! Стоять смирна!! — матрос явно старался выглядеть куда более старшим и суровым, чем был на деле, но в конце реплики сбился на юношеский фальцет, несколько подпортив впечатление. Хотя трёхлинейная винтовка — аргумент и без того вполне убедительный.
Морячок снова повернул голову в сторону невидимого пока начальства, и Лесник наконец-то смог прочитать выведенное на ленточке название корабля: «Князь Суворовъ». Именно так, с твёрдым знаком.
Вот оно что… «Тускарора» угодила в девятьсот четвёртый год, и на её борту как-то оказались матросы эскадры Рожественского — иных вариантов нет. Можно сказать, свои… Да вот только посчитают ли русские моряки своими двоих подозрительных штатских — Лесника и Диану?
Странно, что в истории похода Второй Тихоокеанской эскадры не сохранилось никаких сведений об этой встрече… Однако если всё и дальше пойдёт так, как идёт, — очень скоро все исторические познания Лесника будут стоить не более, чем в клочья разодранная память Юхана Азиди. «Тускарора» должна отправиться на дно, и чем скорее — тем лучше.
С другой стороны надстройки раздался стук ботинок по настилу, и в поле зрения появился ещё один человек — на этот раз в фуражке и кителе с офицерскими погонами. В руке он держал револьвер.
— Вот, ваше высокоблагородие, арестовал тут двоих! — отчитался матрос. Офицер окинул взглядом стоящих внизу и быстро, не касаясь поручня, сбежал по трапу вниз.
— Ху из ю? — резко спросил он.
— Вообще-то вежливые люди представляются первыми, — негромко произнёс Лесник. Просто для того, чтобы сказать что-то по-русски. Офицер сразу же перевёл взгляд на него.
— Мичман российского флота Казакевич, — сухо представился офицер с коротким полупоклоном, не прибавив к этому ни имени-отчества, ни должности, ни названия корабля. Лесник вздохнул. И ответил в той же сухой манере:
— Урманцев. Русский, как вы могли догадаться. Служу в… впрочем, об этом лучше поговорить чуть позже, в более удобных обстоятельствах.
— Очень хорошо. А сейчас я вынужден вам объявить, что по законам военного времени вы считаетесь задержанными до… До прояснения обстановки. У вас есть оружие?
Лесник немного помедлил с ответом.
— Да, есть.
— Положите его на палубу, — приказал мичман, не приближаясь и не опуская револьвер.
Ну и что? На самом деле сдаться морякам Рожественского в надежде сделать их своими союзниками? Конечно, обладая скоростью реакции полевого агента, ничего не стоит нырнуть обратно за дверь и запереться, — разминувшись при этом с пулями, выпущенными и из нагана, и из трёхлинейки… Но зачем? При любом раскладе сразу к стенке не поставят, не девятьсот восемнадцатый год всё-таки… К тому же под шальную пулю может попасть Юхан Азиди, — и вполне вероятно, что никто из его боевиков не владеет информацией, которая позволит агентам вернуться в своё время…
— Положите оружие! — настойчиво повторил мичман. Холодка в голосе прибавилось.
Лесник засунул руку под накидку, медленно, без резких движений извлёк автомат, осторожно опустил на палубу.
Затем Казакевич повернулся к арабу:
— Попрошу вас сделать то же самое.
— Он не понимает по-русски, — пояснил Лесник. И повторил слова мичмана на английском — судя по первой прозвучавшей фразе, полиглот из моряка был никудышный.
Юхан Азиди немного поколебался, переводя взгляд с Лесника на мичмана и обратно. Затем тоже сунул руку за отворот пиджака и осторожно вытащил оттуда пистолет с непропорционально длинным и тонким стволом. Положил на палубу.
Казакевич обернулся к матросу, намереваясь что-то приказать — но тут со стороны ходовой рубки раздался треск автоматных очередей: одна, вторая… Затем всё перекрыл громовой звук выстрела из оружия, которое Лесник не смог опознать. Грохнуло несколько винтовочных выстрелов, и вновь наступила тишина.
Мичман насторожился, будто принюхиваясь к воздуху. Затем махнул правой рукой, в которой всё ещё сжимал револьвер, в сторону открытой двери:
— Пилипенко, осмотри помещение!
Пилипенко… Лесник вспомнил генерал-майора с той же фамилией — ещё не появившегося на свет. А ну как сейчас грохочет ботинками по трапу его родной прадедушка?
Спустя пару минут матрос доложил:
— Пусто, ваше высокоблагородие! Баталерка, не иначе, — свёртки лежат, ящик какой-то… Люк, две двери, — все задраены, но запоры с нашей стороны. Дальше идти, ваше высокоблагородие?
— Отставить! Нечего в глубь в одиночку соваться… Шагайте вперёд, к баку, — сказал мичман уже Леснику, а Юхану Азиди сделал недвусмысленный жест наганом. — Пилипенко, приглядывай за ними.
— Да куды ж они сбегут, ваше высокоблагородие! — отозвался матрос, но тем не менее вновь угрожающе поднял винтовку.
Так гуськом они двинулись в сторону носа корабля — впереди араб с поднятыми руками, за ним Лесник, позади — матрос и мичман, подобравший с палубы оружие задержанных… Поднимать руки вверх полевой агент Новой Инквизиции счёл ниже своего достоинства.
Лесник, покидая их убежище, ни о чём с Дианой не договаривался. Похоже, у напарницы созрел собственный план действий, не предусматривавший близкого знакомства с русскими моряками — и отвела глаза мальчишке она легко и просто. И от себя, и от двух арабов, — мёртвого и связанного.
Проходя мимо открытой двери, Лесник сделал незаметный со стороны условный знак, означавший: каждый действует по обстановке, на своё усмотрение. И пошагал в сторону бака.
Дела минувших дней — VII Северное море, октябрь 1904 года
Из рассказа боцмана картина прояснилась несколько более полная, чем из сбивчивого рассказа матроса.
Обыскивая носовые надстройки, группа под водительством Кухаренки натолкнулась на помещение, где неизвестные люди, числом около полутора десятков, и в самом деле совершали мусульманский намаз. «Нагляделся я в Туркестане на такое, — пояснил боцман Старцеву. — У них не забалуешь, Аллаху аллахово отдай и не греши, по пять раз в день на карачки становятся…»