— Известно ли вам, милостивый государь, что ваша, с позволения сказать, напарница, — не совсем человек? Вернее, совсем не человек?
На прямой вопрос последовал такой же прямой ответ:
— Да. Известно.
Буланский, казалось, слегка растерялся — впервые за время нынешнего знакомства с Лесником. Словно он готовился убеждать и приводить доказательства, а собеседник так вот взял и сразу согласился.
— Известно, — повторил Лесник, видя, что пауза затягивается. — Она служит тому же делу, что мы с вами. И служит, как вы могли убедиться, неплохо.
— Я не буду поминать идущую не от Бога, но от дьявола родословную не-людей, — заговорил наконец Буланский. — Сам не очень верю в эту гипотезу. Более того, хорошо понимаю, что со времен Ваньки Каина воров и убийц лучше всего ловят бывшие разбойники и душегубы… И что собаки-волкодавы просто давно прирученные волки, понимаю. Все так… Но должны же быть некие пределы, за которыми результат уже не оправдывает примененные для его достижения средства. И мне кажется, милостивый государь, что вы и ваши коллеги чересчур смело ступили за оные пределы.
Лесник с трудом сдерживал абсолютно неуместное желание: рассмеяться горьким, безрадостным смехом. И объяснить Буланскому, КОГО тот в свое время начнет использовать для достижения целей…
Богдан тяжело вздохнул.
— Думаю, бессмысленно осуждать людей, покамест — для меня — еще не родившихся. Надеюсь, мне дожить до вашего времени не доведется. Но помните одно, милостивый государь: прощенные душегубы зачастую берутся за старое. А псы иногда вспоминают про свою волкохищную природу.
Шлюпка растворилась в туманной ночи. Лесник уже потерял бы ее из виду — но красный всполох зажженного Буланским фальшфейера обозначал местоположение русских моряков.
Потом фальшфейер погас, но Леснику показалось, что в темноте вспыхнула другая красная точка — вполне возможно, топовый огонь миноноски…
А затем вновь наступил короткий миг черной пустоты, и туманная ночь сменилась днем, — тоже, впрочем, туманным.
Следующий час Лесник потратил на блуждание по самым дальним закоулкам корабля: громко звал шкипера Андерсона — дескать, можно выходить, все неприятности закончились. Отвечало лишь гулкое эхо. Или шкипер не поверил, или встреча с боевиками Азиди оказалась для него роковой.
Заглянул в кладовую при камбузе — добытые в первый визит туда мини-консервы в большой компании закончились быстро. Затем в медблок, разжился бутылочкой медицинского спирта и кое-чем еще… Царившие совсем недавно в операционной стерильная чистота и порядок оказались нарушены, именно здесь умирали матросы, подвернувшиеся под пули боевиков, и бедняга Пилипенко.
Диана вновь куда-то запропастилась. По крайней мере Лесник в своих поисках с ней нигде не встретился. Но если все пойдет, как он рассчитал, пути их очень скоро пересекутся…
Он поднялся на палубу. Посмотрел на последнюю оставшуюся «консервную банку», уныло висевшую на талях. Вид ее вызывал странное желание: спустить шлюпку на воду, спустить именно сейчас, не заглядывая в график, и поплыть куда глаза глядят, и оказаться в новом, незнакомом мире, и остаться там навсегда… И позабыть о проклятом эсминце.
Туман почти рассеялся. Волнение за бортом утихло — лишь легкая рябь, словно на поверхности пруда. Впервые Лесник видел такое спокойное море с борта «Тускароры». Казалось, оно зовет, искушает: спускай шлюпку, не сомневайся…
…Небольшая овальная дверь была заперта изнутри. Лесник догадывался, что так оно и окажется, и прихватил с собой лом с пожарного щита.
Грохот металла о металл разносился по мрачному безмолвию корабля. Запор не выдержал на двадцатом ударе, а может и на тридцатом, Лесник не считал… Искореженная дверь растворилась с мерзким визгом, за ней оказался трап, ведущий в отсек трюма, который он преднамеренно не посетил в своих поисках шкипера Андерсона.
Имелся туда и дальний, обходной путь, — но Лесник предпочел войти именно так: открыто и очень громко.
Войти он не успел.
— Куда это ты собрался, разреши полюбопытствовать? — Голос Дианы за спиной.
Он медленно обернулся. Лом валялся под ногами. В опущенной к бедру руке Лесник сжимал подарок капитан-лейтенанта Старцева.
— Ты ведь знаешь, куда… — сказал он негромко и устало. — И знаешь, зачем.
Ну вот он и наступил, момент истины.
— Отыскал все-таки… Надо было сразу швырнуть твою сумку в море, — сказала Диана так же устало. — Я очень надеялась, что ты решишь: именно туда она и отправилась…
— Вместо этого ты отправила за борт GPS и радиоприемник? Или просто припрятала? Сказав, что выпали при перестрелке боевиками Азиди? Старцев поверил, но я-то знаю, что ты ничего никогда не теряешь. И не забываешь. И ничего из твоих карманов не выпадает.
— Прекрати, — поморщилась Диана. — Ты первым начал двойную игру. Думаешь, я не заглянула в отсек, где ты старательно ломал аппаратуру, делая вид, что чинишь?
Лесник пропустил упрек мимо ушей. Сказал утвердительно:
— А избавилась от электронных игрушек ты лишь для того, чтобы мы с тобой проскочили свой год, но не оставили Буланского наедине с «Тускаророй»…
— Ты не хуже меня знаешь, как он опасен. Пришлось сохранить ему жизнь, учитывая его роль в становлении Конторы. Пришлось не тронуть его самой и даже спасти от немцев. Но ни малейших шансов оседлать машину времени он не должен был получить. И не получил.
Повисла пауза.
Затем Диана кивнула на револьвер.
— Собираешься меня застрелить, чтобы добраться до своей любимой взрывчатки?
— Если добровольно наденешь наручники и позволишь запереть себя в помещении без иллюминаторов, обещаю сдать тебя в две тысячи шестом датской полиции, — мрачно пошутил Лесник. — Говорят, судьи у них — образец гуманизма.
— Смешно. По обвинению в расстреле мирного нацистского шнелльбота? Боюсь, срок давности к две тысячи шестому уже истечет.
— Был бы человек, статья найдется… По обвинению в убийстве юнги Торстена, например.
— Не глупи. Юнгу прикончил Зигфрид, и ты это знаешь.
— Да, он очень помог твоему спектаклю, напав с трубой на шкипера. И все бы прошло как по нотам, если бы не одна малость…
— У тебя в роду никто не страдал параноидальной подозрительностью? Или манией преследования? — ехидно поинтересовалась Диана. И словно бы невзначай шагнула к Леснику.
— Стой, где стоишь, — посоветовал он. И отступил назад, восстановив дистанцию.
До сих пор Лесник затягивал никчемный разговор, чтобы оттянуть момент, когда придется делать то, что необходимо сделать.
Но постепенно втянулся в роль сыщика, в последней главе детективного романа разоблачающего главного злодея, вызывавшего меньше всего подозрений.
— Эта малость — приемник Торстена, который юнга тебе якобы одолжил. На самом деле ты сняла его с трупа.
— Бред. Андерсон гнался за убийцей, почти его схватил, — мужчину, если ты позабыл. Поищи другого клиента для сверхгуманных датских судей.
— При твоей способности отводить глаза стоило бы поискать тебе, — другое алиби. Но не утруждайся — незадолго до убийства я выходил на палубу. И слышал звуки приемника Торстена, он как раз включил от скуки. Через пару минут его убили. Ты убила. Не пойму лишь — зачем? Могла бы отвести глаза и забрать сумку незаметно для парнишки.
Диана помолчала. И ответила совсем другим тоном — жестким, ни следа мрачной иронии:
— У него был врожденный иммунитет к суггестии. Стопроцентный. Редчайший случай — один на сотни тысяч. Ему просто не повезло. Только не теряй время, изображая потрясенного до глубины души гуманиста. Такая роль не для тебя, на твоих руках крови не меньше.
— Да я что… Так, поупражнялся в дедукции. Кстати, никуда я не выходил, и приемника не слышал. Сблефовал — дело раскрыто чисто логическим путем… Но ты права, время терять не стоит. Я собираюсь сейчас спуститься в трюм, и подготовиться к взрыву. Ты можешь попытаться остановить меня, — убив. А можешь сесть со мной в шлюпку и отплыть как можно дальше к тому моменту, когда сработает таймер и «Тускарора» взлетит на воздух. Выбирай сама.
— Не делай этого… — тихо попросила Диана. — Я могу ранить тебя сильнее, чем хотела бы.
В ее руке появился тускло блеснувший клинок. Только что не было — и появился.
Лесник присмотрелся: ну точно, эсэсовский кортик Зигфрида. Против револьвера — не самая выигрышная карта. Но если кортик в руке особого агента, а револьвер — у полевого, варианты возможны самые разные. Ну что же, он еще четыре года назад, впервые увидев Диану в деле, призадумался: чем же закончится возможная схватка между ними? Вот он и пришел, момент истины…
Не меняя положения руки и сжатого в ней револьвера, он взвел курок большим пальцем. Диана не шевельнулась, хотя наверняка видела малозаметное движение и слышала почти неслышный щелчок. Попыталась в последний раз решить дело миром:
— Тебе нечего делать в трюме. Таймеров-детонаторов не осталось, ни одного. Все лежат на дне моря. Думаю, хорошенько поискав, можно найти на «Тускароре» что-нибудь подходящее. Но времени на поиски у тебя нет. Экспресс подходит к нашей станции, осталось меньше часа… Заканчивай комедию и давай готовить шлюпку к спуску.
— Если ты и в самом деле не лжешь — дай мне спуститься в трюм и проверить.
— Нет. Если прилетит вертолет, некогда будет искать тебя, прочесывая этот плавучий лабиринт. Если не прилетит — некому. Да и не уверена, сумею ли я…
Она продолжала говорить прежним ровным тоном, и рука с кортиком — за которой внимательно наблюдал Лесник — расслабленно свисала вдоль тела.
Движение второй, по видимости невооруженной руки, он не уловил. Что-то мелькнуло в воздухе серебристым высверком. Короткая резкая боль в правом плече.
Он выстрелил от бедра, не имея времени поднять оружие.
Спуск при взведенном курке, как и предупреждал Старцев, оказался удивительно мягким…
Диана ненавидела умирать — чересчур болезненный процесс. Воскресать она любила еще меньше.