— Наивное дитя! — фыркнул Касго. — Подобные дела делаются не так. Я сам обсужу с Кеннитом свой выкуп, дам ему соответствующую расписку и потребую, чтобы меня подобающим образом препроводили в Джамелию. Не забывай — я же сатрап!
— Государь… — начала она несколько неуверенно. Однако потом придала своему голосу твердость. «Ты требовал от меня правду в глаза? Ну так получи. А я посмотрю, что ты с ней делать-то будешь…» — Для меня ты по-прежнему государь, но другие люди склонны смотреть на дело иначе. Кеннит не примет никаких расписок — ни от тебя, ни от кого другого. Ему нужен выкуп в звонкой монете. И он захочет позвенеть этими монетами прежде, чем куда-либо отпустит тебя. И ему не будет ни малейшего дела до источника денег, будь то твои вернейшие сподвижники или же люди, вовсе не желающие твоего возвращения в столицу. «Новые купчики», калсидийцы, кто там еще — ему полностью наплевать, если даже ты снова окажешься в заложниках. Вот причина, по которой тебе следует подумать, и очень усердно, о том, чья верность представляется тебе действительно нерушимой. Кто наделен и должной преданностью тебе, и богатством, достаточным, чтобы заплатить за твое освобождение.
Сатрап рассмеялся.
— Ответ столь же прост, сколь и страшен, — сказал он. — Таких людей нет. Я не назову ни единого вельможи, чья верность была бы вне подозрений. Что же касается богатства, то как раз богатейшие больше всех выиграют, если я не вернусь. Погибни я, кто-то должен будет стать новым сатрапом. Так чего ради тратить деньги, выкупая нынешнего обладателя трона, если чуть погодя можно будет заполучить сам трон?
Малта помолчала. Потом тихо спросила:
— Значит, никто не станет платить за тебя выкуп?
Он снова рассмеялся — еще горше прежнего.
— Да нет, меня конечно выкупят, и тебя вместе со мной. Нас выкупят те, кто больше всех жаждет моего исчезновения — причем без свидетелей! — И он отвернулся лицом к стене. — Те, кто больше всех радовался при отплытии из Джамелии моего корабля. Те, чьи тонко продуманные советы и подтолкнули меня к этому сумасбродному путешествию. Я же не совсем дурак, Малта. Старинные торговцы Удачного не ошиблись: я пал жертвой заговора. Заговора, в котором замешано высшее дворянство Джамелии, калсидийские посланники и даже «новые купчики». Они таки укусили руку, кормившую их. Они решили: не станет этой руки — и каждый урвет для себя львиную долю всех благ.
— Значит, можно предположить, что прямо сейчас они передрались из-за дележки, — предположила Малта. — То есть опять все упирается в переговоры и торг. Как всегда говорит бабушка: «Подумай, кому это больше всех выгодно?» — Малта напряженно сдвинула брови, хотя это болезненно натянуло кожу кругом рубца. — Еще бабушка говорила так: «Если хочешь влезть в сделку, которую заключают другие, присмотрись, кого от нее ожидает наименьшая выгода. Потом сделай так, чтобы его интерес возрос — и он рад будет взять тебя в партнеры!» Вот так-то. Скажи, кто меньше других заинтересован в том, чтобы убрать тебя с трона?
— Бабушкина премудрость… — отмахнулся сатрап. Но все-таки снова повернулся к ней лицом. — Ты хоть понимаешь, насколько это унизительно? Ты желаешь рассуждать о моей жизни и о судьбе джамелийского трона в терминах ничтожной купеческой сделки! — И он с отвращением фыркнул. — Впрочем, чего еще ждать от дочери торговца? Ваша жизнь только и состоит из купли-продажи. Чему удивляться, если мать с бабушкой даже твое мгновение красоты рассматривали всего лишь как товар на витрине. Во всяком случае, торговец Рестар именно так к делу и подходил!
Малта выпрямилась так, что даже сделалась выше ростом. Она не произносила ни слова до тех пор, пока не уверилась, что полностью владеет собой. «Пора обрастать броней, — сказала она себе. — Подобные мелкие гадости от меня должны просто отскакивать!»
— Торговцы заняты выгодным размещением товара и денег, — проговорила она затем. — Сатрап и вельможи делают то же самое, но только с властью. И ты, благородный государь, впадаешь в заблуждение, полагая, будто эти два рода занятий так уж различаются между собой!
На него эта тирада особого впечатления не произвела. Впрочем, и оспаривать ее умозаключения он не стал.
— Если уж тебе так нужен ответ на твой вопрос, — сказал Касго, — то вот он: мое исчезновение выгодно всем поголовно. Уж по крайней мере всем без исключения вельможам, состоящим при власти и деньгах!
— Понятно. Давай перейдем к тем, у кого нет ни влияния, ни особых богатств. Еще у тебя есть союзники.
— О да. Причем такие, что лучше просто не выдумать. И чем, интересно, они за меня станут платить? Палками да камнями? Навозом и грязной землей?
— Прежде чем раздумывать о форме оплаты, тебе следует определиться с тем, почему твоя жизнь и свобода окажутся для них выгодны. Предъяви им достаточно вескую причину — и нужные средства возникнут сами собой!
Сатрап всея Джамелии прислонился затылком к стене. Восковая кожа и глубокие тени под глазами придавали ему вид не озабоченного правителя, а скорее тяжело больного дитяти.
— Все без толку, — проговорил он безнадежным тоном. — Все так далеко… Никто в Джамелии ради меня не захочет и пальцем пошевелить. А мои враги слишком многочисленны. Меня продадут и зарежут, словно праздничного барашка! — И он повел на нее глазами: — Вот видишь, Малта. Не все покупается и продается, как вы, торговцы, привыкли считать.
И вот тут ее посетила блестящая мысль.
— Но если мы все-таки верно судим о жизни, а, государь? — И она даже наклонилась вперед: — Если вдруг так случится, что я — дочь торговца, выросшая на этой самой купле-продаже, — своими купеческими приемами сумею спасти тебя и твой трон, что мне будет за это, мой повелитель?
— У тебя все равно ничего не получится, так что толку попусту предполагать, — был ответ. Касго вяло отмахнулся: — Ступай прочь. Твоя дурацкая затея с прогулкой по промороженной палубе вконец вымотала меня. Я спать лягу.
— Нет, не ляжешь, — твердо возразила она. — Будешь сидеть здесь в потемках и растравлять свои раны, без конца жалея себя. Может, лучше примешь мой вызов? Ты говоришь, это невозможно, а я говорю, что смогу и сумею. Может, заключим пари? — И она подняла подбородок, перечисляя: — Если я спасу тебя, я и сама буду спасена. Ты дашь мне возможность…
— Ну, только не проси звания моей Сердечной Подруги. Подобного унижения я просто не перенесу. Ты еще замуж за меня соберись!
Малта слегка показала зубы:
— Не бойся, до этого я не унижусь. Ты назначишь меня и мою семью своими официальными представителями в Удачном и Дождевых Чащобах. Ты признаешь Удачный и наших торговцев независимым сообществом. А моей семье, Вестритам, достанется исключительно право представлять у нас интересы Джамелии. — На ее лице медленно проявлялась улыбка: осенившая идея постепенно разворачивалась перед ее умственным взором, сияя алмазными гранями. Да, если все получится согласно задуманному, она сможет возвратиться в Удачный. Да как возвратиться! Попробуй тогда кто упомяни ее шрам, попробуй кто чесать языком о ее сомнительных приключениях! Это будет воистину сделка всех сделок, торговый договор из тех, о которых лучшие купцы тщетно мечтают всю жизнь. Даже строгая бабушка ее, пожалуй, похвалит. И может быть, даже семья Рэйна.
— Ну и пари! — прервал течение ее мыслей голос сатрапа. — Ты уже весь Удачный под себя подмять захотела!
— В самом деле? Я ведь тебе и жизнь и трон взамен предлагаю. Разве они не стоят того? — Малта склонила голову к плечику. — Тем более что независимость Удачного уже и так стала реальностью. Ты лишь признаешь существующее положение дел и тем дашь возможность Удачному и Джамелии развивать дальнейшие отношения на дружественной основе. Для тебя проиграть наше пари будет означать лишь выбор правильной политики — и не более.
Он внимательно смотрел на нее.
— Мне и раньше доводилось выслушивать подобные доводы. Не буду утверждать, что полностью согласен с тобой. Ну и как ты намерена выторговывать мне трон и свободу?
— Ты меня сначала заинтересуй, — хмыкнула Малта. — И тогда я мигом, добуду необходимые средства. Ну? По рукам?
— По рукам, по рукам, — раздраженно буркнул сатрап. — Все равно это пари — глупое и невозможное, и тебе его нипочем не выиграть. Так почему бы мне и не поспорить с тобой.
— Ты еще и должен мне всячески помогать его выиграть, — не отставала от него Малта.
Он нахмурился:
— Каким образом, интересно бы знать?
— Ты должен стараться предстать перед нашими тюремщиками таким, как я тебе присоветую, и соглашаться с тем, что я стану им говорить. — Малта прямо-таки дрожала от возбуждения. То бездонное отчаяние, то чувство полного поражения, что обуревало ее совсем недавно, — куда все подевалось? Острый ум — вот и все, что оказалось необходимым ей для победы. Может, он-то всегда и был ее главным жизненным достоянием?
— А что ты им собираешься говорить? — поинтересовался сатрап.
— Пока еще точно не знаю, — ответила Малта. — Но ты очень подтолкнул мою мысль, заявив, что в Джамелии ни одна живая душа не выиграет от твоего возвращения. — И она сосредоточенно пожевала губу. — Думаю, нам нужно изобрести причину, по которой пираты сами окажутся заинтересованы вернуть тебя на вершину власти!
ГЛАВА 29ЖЕНЩИНЫ КЕННИТА
Та, Кто Помнит, и вожак Моолкин не бранились между собой, не спорили. А Шривер почти хотелось, чтобы они вдрызг переругались. Это значило бы, что по крайней мере кто-то из них наконец принял решение. Но нет. Двое главнейших членов Клубка без конца обсуждали, что произошло, что может произойти и что все это значит. С того дня, когда змеи Клубка Моолкина отказались убить тот другой корабль, змеи просто следовали за Молний и выжидали, что будет дальше. Сама Молния с ними почти не разговаривала, хотя Та, Кто Помнит, и приставала к ней без конца с расспросами, как да что. Казалось, серебряное существо изо всех сил пыталось победить какой-то внутренний разлад — и то ли не хотело, то ли не могло размышлять