– Прекратите моргать, а то подумают, что у вас нервный тик. Есть новости?
Он слегка покачал головой.
Я повернулся и пошел прочь, не заботясь о том, следует за мной Григорий или нет. Как сказано в фильме «Бриллиантовая рука»: «Вам поручена эта операция, так что действуйте». Вот пусть он и действует, как ему поручено. Он, наверное, на обед ходил, пока я таскался по университету. Понадеялся на «божью коровку». Что ж, надо же и секретным сотрудникам обедать. Всё равно, случись что, этот ненадежный секьюрити меня не спасет. Я уже устал от безрадостных впечатлений сегодняшнего дня и высматривал такси. Проходя мимо университета, я услышал за спиной негромкий женский голос:
– Не оглядывайтесь. За вами следят. Я сейчас вас обгоню, а вы идите за мной.
Голос был знакомым. Я не стал оглядываться, но, максимально скосив глаза налево, увидел каштановые локоны, лиловые губы, кончик напудренного носика и загнутые вверх кончики длинных ресниц – накладных, наверное. Понятно, секретарша ректора. Она вихляющей походкой манекенщиц – от бедра – обогнала меня, покачивая амфорами ягодиц, обтянутых лиловой юбкой. Ее туфли на шпильке тоже были лиловыми. Вспомнились слова недавно слышанной дурацкой песенки: «Цвет настроения синий, внутри мартини, а в руках бикини», которые я никак не мог понять, потому что мартини, по моему разумению, должно быть в руках этой девушки, а бикини – на ее теле. Чего она – голая, что ли, сидит, наклюкавшись мартини? Сгорбленная девушка с синими титьками, Пикассо отдыхает. А у этой, стало быть – цвет настроения лиловый? Чего ей надо? То из нее слова не вытянешь, то… Пугать будет, как остальные?
Она, между тем, зашла в магазинчик с вывеской «Минимаркет». Помедлив, я двинулся за ней. Сейчас купим мартини и будем пить его в «Аквариуме» без бикини. Тьфу, привязалось! И всегда так со мной, когда нервничаю. Лилу́ (как я уже про себя ее назвал) свернула между стеллажей налево, я за ней, и через несколько шагов мы оказались у кассы, за которой был выход – на другую сторону здания. А, вот в чем дело: это, как в детективах – чтобы уйти от слежки, нужен дом со сквозным проходом.
Когда мы оказались на параллельной улочке, она указала мне длинным пальцем с лиловым ноготком на припаркованный к обочине желто-черный автомобильчик «Смарт». Пропищал электронный ключ, мы уселись. Внутри эта двухместная каретка оказалась довольно просторной. Как водится при посадке в автомобиль, юбка Лилу задралась, оголив гладкие с исподу ляжки, и я невольно уставился на них. Она одернула подол, глянула на меня исподлобья. В общем, ничего, с удлиненным лицом и высокими скулами, еще бы не так сильно намазана. Хотя им, секретаршам, иначе как?
– А почему машина не лиловая? – спросил я.
– Что?
– Ну, на вас всё лиловое, а что же машина?
– Лиловых не было, – отрезала она и потянулась к зажиганию.
Я посмотрел в боковое зеркало: Григорий не появлялся, ждет, наверное, служивый, у противоположного входа.
Автомобильчик тронулся.
– А как вы узнали, что за мной следят? Вы что – имеете специальные навыки?
– Этот человек зашел в приемную вскоре после вас и поинтересовался, куда вы пошли. Потом я увидела на улице, что он идет за вами.
– А вы-то зачем за мной следили?
– На то есть причины.
– Хотелось бы их узнать. Простите, как вас величать?
– Ольгой.
– А в чем, собственно, Ольга, дело? Куда мы едем и зачем вся эта конспирация?
– А зачем этот человек за вами следит, вам неинтересно?
– Он меня охраняет. А вы, кстати, меня этой охраны лишили.
– Он вам не поможет. И вообще никто, случись что. Особенно с сегодняшнего дня.
Я уставился на нее.
– Да что вы меня все пугаете и водите за нос? Считайте, я уже напуган. Вам что-то известно об исчезновении ученых? Говорите прямо!
Она молчала, следя за дорогой.
– Ну, если так, я дальше с вами не поеду. Остановите, надоело.
Лилу не отреагировала, только прижалась к обочине. Нас обогнали, завывая, несколько полицейских машин. Похоже, началась какая-то движуха по поводу этрускологов – операция «Перехват» или как это у них называется. Только перехват чего? Воздуха? Если кого-то и можно было перехватить, то, наверное, вчера.
– Этого не объяснишь, – наконец, сказала она. – Вы должны увидеть сами. Павел Трофимович о чем-то таком догадывался, но не придавал значения. А я с детства слышала эти истории.
– Какие истории? – встрепенулся я.
– О невидимом болоте посреди города. Ты не чувствуешь, как оно тебя засасывает.
– Вот как… И кого же оно засосало?
– В каждом дворе кого-нибудь да засосало. Теперь этрускологов ваших, ректора, Хачериди. И вас засасывает. Может, и меня.
– Давайте по порядку. Люди и раньше здесь исчезали неведомым способом?
– И появлялись неведомым способом. Здесь место встречи попавших в болото. Сегодня мне стало окончательно ясно.
– Послушайте, в каждом месте есть свои поверья. Но не думаете же вы….
– Думать бесполезно. Лучше не думать: тогда, может быть, пронесет. Так мне еще бабушка говорила.
– Так зачем же вы думаете?
– Меня не пронесло. Мы с Павлом Трофимовичем были не просто сослуживцы. Я не могу уже сделать вид, что меня это не касается. Я чувствую, как где-то рядом со мной чавкает болото. А вы?
Я пожал плечами:
– Признаться, чувствую я здесь себя погано, но меня угнетает неведение, а не чавканье какого-то виртуального болота.
Лилу стрельнула глазами в мою сторону.
– Может быть, с вами всё иначе. Ведь не зря же вы не пропали вместе с другими. А может, вы для них недоступны? Или у вас есть защита?
Я подался к ней:
– Для кого – для них? Выкладывайте!
Она невесело усмехнулась.
– Для них. Для духов из болота.
Что-то мне это напомнило.
– А вы с Колюбакиным на эту тему не разговаривали? – поинтересовался я.
– Я вообще с ним никогда толком не разговаривала. Урод – в жопе ноги.
– А между тем, у него похожие мысли о вашем городе, только он выражался изящнее: город переселения душ.
– Он знает, что говорит, – сквозь зубы пробормотала она. – Откуда он сам появился? Никто не помнит в городе никакого Колюбакина. А он утверждает, что всегда жил здесь.
Вот как? И Колюбакин – «дух из болота»? Похоже, вообще-то. Но спрашивать еще что-либо мне расхотелось. Мы покинули центр города и ехали по бесконечной улице, застроенной одноэтажными домами, с четырехскатными, на южный лад, крышами. Они были сложены из какого-то странного, высокого кирпича. Приглядевшись, я понял, что это обычный кирпич, только поставленный на ребро. Очевидно, так экономились стройматериалы, а особой толщины стен в этих теплых широтах не требовалось. А вот мелькнул дом из дикого тесаного камня – возможно, выломанного из древних стен, как рассказывала экскурсовод. Здесь было уже темновато, поскольку кроны деревьев с обочин, испещренные мазками свежей зелени, образовывали над дорогой тенистый свод, а фонарей еще не зажигали. На одном из перекрестков я увидел полицейский пикет, не обративший, впрочем, на нас никакого внимания.
В конце этой по-станичному длинной улицы Лилу остановилась.
– Там, – указала она на смутно угадывающиеся ворота какого-то темного парка. – Идите, смотрите.
– Да чего смотреть-то? – недоумевал я, но любопытство перевесило, и я вышел из машины и сделал несколько шагов к воротам.
Сзади фыркнул двигатель, я отступил к обочине, полагая, что она следует за мной, но малютка «Смарт» быстро развернулась и умчалась прочь, только шины прошелестели. Я остался, как дурак, один на дороге. Ах, ты, лиловая дрянь! Завезла меня, черт знает куда, и бросила! А перед этим пугала всю дорогу, так что я, и без того уже напуганный, ощущал рождение холодных струек на спине. Сейчас меня здесь и пристукнут. Или утащат туда, куда утащили несчастных этрускологов. Но ведь за несколько кварталов отсюда стояли полицейские, может, мне по-быстрому вернуться к ним? Уже собравшись идти назад, я увидел над воротами парка какую-то вывеску, но разобрать ничего не смог, кроме «… № 2». Что за номер два? Парки не нумеруют. Я пересек дорогу, перпендикулярную той, по которой мы приехали, и подошел ближе. «Городское кладбище № 2», – вот что было написано над распахнутыми, несмотря на поздний час, воротами. Только теперь узрел я кресты и надгробья между разросшимися деревьями. «А вдоль дороги мертвые с косами стоят», – вспомнилось невольно.
Как ни странно, но тут робость моя прошла. Дешевый трюк, топорная метафора! Дескать, кладбище тебя ждет, если будешь слишком любопытным? Какой-то Голливуд для бедных. Безвестность страшнее, начинаешь воображать Бог знает что. Однако, миновав ворота, я перекрестился. Так, а дальше что? Кладбище как кладбище. Вон купол часовенки виднеется. Даже, если я бесстрашен, аки лев, что мне здесь делать в эдакое время? Свежей братской могилы этрускологов, слава Богу, не видно, а искать что-то подобное в сумерках на немаленьком, как ясно, кладбище не с руки. Трудно даже прочесть имена усопших на табличках. Я пригляделся к ближайшей плите и – почувствовал, как останавливается сердце.
«Минцлова Анна Рудольфовна. 1865–1942», – было там написано.
До этого момента я воспринимал всё происходящее не то чтобы отвлеченно, но всё же как бы со стороны. А тут меня так проняло, что я не помню, как и выскочил за ворота кладбища, и как оказался на дальнем перекрестке, где дежурили полицейские. Завидев их, я немного пришел в себя. Мне захотелось, чтобы они меня задержали и отвезли в участок, потому что никаких такси на этой длинной окраинной улице, похоже, не предвиделось. Надежда на защиту полиции была, конечно, наивной, ибо она ничего не могла противопоставить той силе, что больше ста лет назад перенесла сюда Минцлову из Питера. Но нашему человеку свойственно уповать в опасности на людей в форме, вообще на государство, а государству, как правило, всё это фиолетово. Нарочито замедлив шаг, мрачно насупив брови (или так мне казалось), я пошел на полицейских. Но они лишь безразлично посмотрели в мою сторону и отвернулись. Я лихорадочно размышлял, под каким же поводом к ним обратиться, и не нашел ничего лучшего: