– Простите, вы не подскажете, где бы я мог взять такси? Я человек приезжий, не знаю.
Мент армянистого вида оживился:
– А такое такси вас устроит? – указал он на служебный «жигуль» жовто-блакитного цвета. – Вам куда?
– Отель «Аквариум».
– «Аквариум»? Триста рублей. Пойдет?
– Пойдет.
– С мигалкой поедете, уважаемый, как олигарх! Вован, – повернулся он к одному из полицейских, – это тот «Аквариум», где пропавшие делегаты должны были жить. Поехали, человека подвезем, заодно и попатрулируем.
Двум другим ментам было предложено остаться дежурить. Те что-то проворчали в ответ, но возражать не стали.
Я сел на предложенное мне заднее сиденье «жигуля». Ну, ладно, пусть такое «такси», даже как-то спокойней. Дороже на сто рублей, чем в среднем по Южноморску, зато с мигалкой, под госохраной. Я сохранил способность размышлять на привычный, бытовой лад, хотя внутри меня плескалось смятение, как вино в до краев налитом стакане. Значит, оккультистка Анна Минцлова вовсе не исчезла в 1910 году, а материализовалась в этом «городе переселения душ»? Или исчезновение в одном месте и появление здесь – синонимы? Как это сказала Лилу? Место встречи попавших в болото? Ладно, допустим, а если кто-то исчезает именно здесь, как этрускологи, то где он появляется? И появляется ли вообще? В эти вопросы стучался еще один: как эта Ольга узнала про рассказ отца Константина о Минцловой? Ведь он просто физически не успел бы ей о нем сообщить. Но, может быть, ей и не надо ничего сообщать, она и так всё знает, будучи существом не материальным, а одним из «духов болота», по ее же выражению?
Мы ехали назад по знакомой уже дороге. За рулем сидел скуластый, с оттопыренными ушами сержант Вован. Он повернулся ко мне:
– А вы сами живете в «Аквариуме»?
– Да.
– Про историю с учеными знаете?
– Слышал.
– И что слышали? – Вован явно был больше похож на полицейского, чем его сосед, которого интересовали только мои триста рублей.
– Они исчезли.
– Все?
– Нет, не все, один здесь.
– Где здесь?
– Ну, здесь, сзади вас.
От неожиданности он даже затормозил. Теперь они оба уставились на меня. Я не хотел произвести на них никакого эффекта, невольно получилось.
– А… что вы тут делаете?
– Ничего. Иду с кладбища.
В темном салоне это прозвучало зловеще. Я увидел, что им стало не по себе – словно детям, слушающим в потемках «ужастики».
– Почему же с кладбища? – пролепетал тот, что предложил мне услуги «такси». – Ведь скоро ночь!
– Ладно, ладно, – постарался улыбнуться я. – Расслабьтесь, с покойниками я там не встречался. Одна ваша местная дура привезла меня туда и бросила.
– Какая еще дура? Путана, что ли?
– Возможно. Я не спрашивал. Она хотела мне показать там что-то, я вышел из машины, а она развернулась и уехала.
– Деньги вы ей давали?
– Нет, она не просила.
– А что она вам хотела показать?
– Откуда я знаю – она же уехала.
– А кто она вообще? Как вы с ней познакомились?
– Секретарша ректора университета. Я был у нее по вопросам сорвавшейся конференции.
Теперь менты смотрели друг на друга: они явно не знали, что со мной делать.
– Сообщим, что один нашелся? – спросил, наконец, Армянистый у Вована.
– А он терялся? Братан, ты чего-то не догоняешь. Мы же знаем, что один из них заселился в гостиницу. Этот, как его… Оленев. Вы Оленев?
– Я Лосев.
– Можно ваши документики?
– Пожалуйста.
Они включили свет в салоне и изучили паспорт.
– Вроде всё в порядке, – сказал Вован, возвращая документ. – А вас, вообще, допрашивали в связи с происшествием?
– Допрашивали, но не из вашего ведомства.
– А, понятно, смежники, значит. И они разрешили вам ходить одному по городу?
– Не запрещали.
– Те еще следаки! Вам бы лучше сидеть в гостинице, гражданин Лосев. А то и вы куда-нибудь, не ровен час, исчезнете. Ну, чего, – повернулся он к напарнику, – в «Аквариум»?
– Поехали. Только про триста рублей я вам не говорил, а вы не слышали.
– Ладно.
Всю последующую дорогу мы молчали. Менты, как мне показалось, испытали явное облегчение, когда их покинул у «Аквариума».
В здании отеля был ярко освещен только вход и стеклянный вестибюль, а выше горело не более полудюжины окон. Дремавший за стойкой портье встрепенулся при моем появлении. Когда я шел мимо него к лифту, то услышал за спиной звук разъезжающихся створок входной двери. Я обернулся – в холл входил Григорий, имевший такой вид, словно неотступно следовал за мной сегодня по пятам. Лишь покосившись в мою сторону, он направился к портье и о чем-то стал его негромко спрашивать. Я воспользовался этим, чтобы заскочить в распахнувший свою пасть лифт и уехать. Меньше всего мне сейчас хотелось говорить с Григорием. Но интересно, случайно ли он меня здесь застал или всё же как-то, без «жучка», отслеживал всю дорогу, в том числе, и на кладбище? Я уже ничему не удивлялся и готов был поверить чему угодно – даже тому, что он тоже «дух болота» и следил за мной незримо.
Выйдя из лифта, я ощутил нечто необычное – точнее, непривычное, ибо что сегодня было обычным? Напротив лифтов имелось зеркало, в котором вы мельком отражались, когда входили или выходили. Я уже миновал фойе, когда боковое зрение с опозданием на доли секунды доложило мне, что в зеркале… был вовсе не я. Постояв несколько секунд в нерешительности (услужливое слово «показалось» я отмел как издевательское в моей ситуации), я вернулся к зеркалу. Из него на меня страшными глазами смотрел… доцент Киров, мой сосед по самолету.
«Наверное, у меня такие же глаза», – как-то отстраненно подумал я, а губы сами собой спросили:
– Где вы?
– Я здесь, у лифта, – потусторонним голосом ответил он. Действительно, за его спиной были двери лифтов.
– Вы… живы?
– Я? – Он кривовато поправил золоченые очки на носу. – До этого момента считал, что жив, а сейчас сомневаюсь.
– Что с вами произошло?
– Все исчезли, и я остался один.
«Он остался один? – лихорадочно соображал я. – Как я? Выходит… с остальными произошло то же самое? И теперь каждый находится в своей реальности, где все исчезли, кроме них?»
– Я здесь, как в пустоте, – пожаловался взъерошенный Киров. – Весь день рядом со мной были какие-то люди, но они тоже пустота. Вокруг – километры пустоты, словно тогда, когда мы летели в десяти километрах над землей.
Не зря он боялся высоты, ох, не зря! А я смеялся!
– Корабль в пустоте… – вырвалось у меня.
– Что?
– Так сказал один местный доцент, Колюбакин… Вы видели его?
– Возможно. Но я не знаю, кто это.
Стало быть, если наши с Кировым миры параллельные, и все остальные тоже, то происходящее в них вовсе не параллельно, во всяком случае, не строго параллельно.
– А что с вами? – спросил Киров из синеватой глубины зеркала. – Что с этрускологами в вашем… мире?
– То же самое, что и в вашем. Я здесь один.
– Понятно. – Он опустил голову. – А я-то, увидев вас в зеркале, понадеялся… Ненавижу этих этрусков! Не стоило ими заниматься, они не приносят счастья.
– Вы полагаете?.. Вот и Колюбакин…
– Не знаю, что там Колюбакин, а всё вокруг этрусков пропитано обреченностью, унынием, пресыщенностью… Эти их гадания на внутренностях… этот гипертрофированный культ изысканных зеркал… Язык их нечеловеческий… Немудрено, что они внезапно все исчезли… А теперь – мы. Мы заразились от них.
– Да-да… – я задумался. – Вы говорите – зеркала? А ведь они, наверное, тоже были ритуальными. И мы вот встретились у зеркала. А если это дверь из одного мира в другой? И мы можем объединиться? Вдвоём-то будет полегче. А потом увидим в этом портале еще кого-нибудь из наших, перетащим к себе. И так – каждого, пока не станет нас снова пятьдесят.
– Боюсь, это было бы слишком просто, – уныло сказал Киров. – Не для того нас разбросали по разным ходам во времени и пространстве, чтобы мы взяли и воссоединились в зеркале.
– Вы и впрямь, кажется, заразились. Но ведь можно легко проверить. Чего нам терять? – Я протянул к нему руку, но мой средний палец со стуком ударился о гладкую и твердую поверхность стекла. Киров исчез, и в зеркале появился я, будто здоровающийся со своим оригиналом. Привет, терпила! Тебя снова надули!
В номер я зашел крадучись и осторожно вставил карту в пластиковый карманчик на стене. Вспыхнул свет. Пусто. С опаской поглядев на зеркала, я подумал, а не снять ли шторы с окон и не завесить их, чтобы не заглядывал сюда кто ни попадя из зазеркалья, но потом решил, что не сто́ит – не похороны всё же.
Явление Кирова в зеркале кардинально меняло картину происходящего. До сего момента существовало два мира: тот, в котором я сейчас нахожусь, и тот, в котором исчезли остальные. Теперь же появились основания подозревать, что этих миров пять десятков, если не больше (еще оба портье, Хачериди), а я могу повлиять в лучшем случае на один. В других, скорее всего, от этого ровным счетом ничего не изменится. Я свалился, не раздеваясь, на необъятную кровать. Сил не было не только что-то делать, но и думать, и я уснул.
Наутро я долго лежал без движения и глядел в высокий потолок, усеянный круглыми дырочками-светильниками. Я затерялся здесь в одном из пятидесяти миров и не знал, как выбраться обратно. Какая из дырочек моя? И всё же мой ум отказывался верить во всё, с чем я столкнулся вчера вечером. Я нащупал на тумбочке пульт и включил огромный телевизор напротив кровати. Что там говорят в утренних новостях про исчезновение полусотни человек в Южноморске? Я нетерпеливо щелкал с канала на канал, везде сидели улыбающиеся до десен, точно негры, ведущие и несли какую-то хрень. Ни слова об Южноморске. На одном из каналов я увидел бегущую понизу новостную строку, стал читать. «Президент США Трамп заявил в твиттере…» «ВКС России нанесли удар в провинции Идлиб…» «Парламент Тосканы признал Крым частью РФ…» «В Большом театре премьера…» «Скандально известный актер Алексей Панин попытался выйти из летящего самолета…» «Сборная России по хоккею вышла в четвертьфинал ЧМ…» «Курс доллара…» «Погода…» Потом заново: «Президент США Трамп…» И всё. Так, где мой телефон? А ведь вчера не было ни звоночка, даже от жены! Так не бывает: всегда за день кто-нибудь да позвонит. В «контактах» у меня были номера нескольких редакций, с которыми доводилось сотрудничать, в том числе, и ТВ. Я стал звонить. «Номер не обслуживается,