поскольку вы находитесь вне пределов досягаемости сети…» По другому телефону: «Номер не обслуживается…», «Номер не обслуживается…», «Номер не обслуживается…» Я вспомнил шутку одного покойного писателя: «Чтобы позвонить в ад, нужно набрать код 666». Может, тогда обслужится? Я снял трубку гостиничного телефона – он не работал.
Что ж, понятно: в моей реальности связи нет. И тут телефон зазвонил. Двумя пальцами, словно боясь заразиться, я поднял трубку:
– Алло!
– Борис Сергеевич?
– С кем имею?..
– Вы завтракали?
– Нет. – Я вдруг почувствовал, что ужасно голоден: завтракал я последний раз вчера, но после этого не обедал и не ужинал.
– Завтракайте и спускайтесь, пожалуйста, в холл. У нас к вам есть вопросы.
– У кого – «у нас»?
– У нас. У полиции и прокуратуры.
– Вы обнаружили людей?
– Спускайтесь и поговорим.
Значит, не обнаружили. Нажав несколько раз на рычаг телефона, я проверил, работает ли он теперь – нет, быстренько снова умер. Чудеса! Всё было бессмысленно. Хотелось исчезнуть куда-нибудь, чтобы не переливать из пустого в порожнее с проснувшимися, наконец, «следаками». Ведь это всего лишь одна из пятидесяти следственных групп, действующих в мистическом южноморском болоте. Поодиночке они никого не найдут, а вместе им никогда не сойтись. Но куда тут исчезнешь? Я и так сорок девять раз исчез в других Н-ских мирах…
Я махнул на всё рукой, умылся и пошел завтракать. В небольшом угловом лобби на моем этаже сидел Григорий и еще один субъект, набыченный. Охраны прибавилось. Или это был сменщик – Григорий, похоже, тут ночь провел.
В столовой на этот раз я увидел двух буржуев, жрущих свой буржуйский завтрак – овсяные хлопья с молоком.
– А что – футболисты еще не завтракали? – спросил я у давешней неприветливой девушки.
– Футболисты уже уехали, – скривилась она.
Ну, да, конечно, среди них же есть свидетели, как же их оставлять в отеле? Моя реальность по-прежнему была безрадостной.
Ничего хорошего я не ждал и от тех, кто позвал меня в холл, и мои предположения оправдались. Там сидели шесть типов в темных костюмах с неприязненными физиономиями, включая известного мне Ротова. Они сразу же препроводили меня в пустующий бар – видимо, помещение двойного назначения. Особенно несимпатичным казался лысый, узкогубый, с каким-то вдавленным внутрь носом человек, начавший меня допрашивать – причем «по-взрослому», под протокол, который писал его коллега за соседним столиком. Третий снимал меня на камеру. А передо мной узкогубый положил еще и диктофон.
– Ваша фамилия, имя, отчество?
– Хотелось бы сначала узнать, с кем имею дело.
– Румянов Валентин Игоревич, следователь по особо важным делам Генпрокуратуры. – Он достал и развернул удостоверение.
– Неужели из Москвы?
– Из Москвы.
Ага, значит, всё-таки всполошились. Я представился, а Румянов пошел по протокольным пунктам: дата и место рождения, адрес по прописке, судимость – в общем, как положено. Но первый же вопрос по существу меня огорошил:
– С какой целью распространяете сведения о прибытии в отель «Аквариум» этрускологов?
Помолчав, я спросил:
– Неужели вы для этого прилетели из Москвы? Чтобы искать подтверждения местным бредням? А поиском ученых вы, пардон, не хотите заняться?
– Сейчас вопросы задаю я. Прошу вас отвечать по сути, ведется запись. Повторяю: с какой целью…
– С той целью, что я сам был среди этих этрускологов.
– Кто это может подтвердить?
– Не знаю. Мне кажется, этих людей должны именно вы найти. Но ни дежуривших в тот день портье, ни координатора Хачериди, судя по вашим вопросам, так и не нашли. А футболистов, оформлявшихся параллельно с нами, заставил молчать, по имеющимся у меня сведениям, присутствующий здесь господин Ротов.
– Позвольте! – запротестовал побагровевший капитан. – Кого это я заставлял молчать?
– А местного вратаря, молодого такого парня. Он стоял тогда рядом со мной у стойки. А теперь отказывается говорить, что видел, поскольку, по его словам, приходил капитан и сказал не сообщать никому ничего про вчера, а то будут неприятности. И быстренько убежал от меня.
На улице у Румянова проступила некоторая растерянность. Он переводил глаза с меня на Ротова.
– Так я и вам такое говорил: во избежание слухов не распространять до выяснения обстоятельств информацию! – воскликнул Ротов.
– Если так, то чего вы добились? Вратарь молчит, как рыба. А вам он сказал, кого видел на ресепшене?
– И он, и другие футболисты видели каких-то людей в холле, но не знают, кто они были.
– Ну один-то из них имеется! Устройте нам очную ставку! Покажите остальным фотографии ученых!
– Пока не могу: после домашнего матча они вылетели на игру в другой город.
– Вот так сразу? Не отдохнув и денек?
– Их расписание составляю не я.
– Хорошо, но водителя автобуса, который привез нас всех из аэропорта в «Аквариум», вы можете допросить?
Ротов насупился.
– Нет, не можем.
– Отчего же?
– Он вчера умер.
Несмотря на то, что я, как мне казалось, понял условный и необязательный характер реальности, в которой оказался, холодок ужаса пробежал по моей спине.
– Как – умер? – пролепетал я. – От чего?
– Тромб в голову отлетел.
Я не знал, что сказать, тупо уставившись на Ротова.
– И вам… это не кажется подозрительным?
– Выясняем, – скупо отозвался тот.
– Вернемся, однако, к допросу, – откашлявшись, предложил Румянов. – Получается, что ваши слова о прибытии в «Аквариум» этрускологов некому подтвердить?
– Естественно, некому, если все свидетели умирают и исчезают. Причем в течение суток. Я не знаю, кто еще мог их видеть. Опросите постояльцев отеля – благо их немного, а также людей, что работают напротив «Аквариума». Пятьдесят человек – это немало, кто-то еще обязательно должен был нас видеть. А аэропорт? А списки пассажиров самолета? Неужели вместо того, чтобы искать пропавших ученых, вы намерены доказывать, что я их придумал?
– Свидетельств, что кто-то прилетел в Южноморск помимо вас, пока не обнаружено.
– Даже так?! А вы запрашивали авиакомпанию?
– Авиакомпания «Южный ветер», самолетом которой вы прилетели, вчера объявлена банкротом, – встрял молчавший до сего времени мужчина с седоватым бобриком. – Рейсы отменены, федералы ведут выемку документов, и доступа к ним, в том числе, и к спискам пассажиров, не имеется.
Я почувствовал, что ветерок ужаса, гулявший вдоль моей спины, пробирается внутрь – куда-то туда, где желудок и сердце. Обратно-то я тоже должен был лететь этим «Зюдвиндом». Теперь мой билет недействителен. И я не знал, хватит ли мне денег улететь «Аэрофлотом» – билеты там были куда дороже. Конечно, есть еще железная дорога, междугородний автобус – но здесь, как видно, прямых путей нет.
– Можно узнать, кто вы? – обратился я к седоватому.
– Да, подполковник Земский Николай Андреевич, замначальника ГУВД.
– О, тогда возникший у меня вопрос прямо по адресу. Допустим, это я придумал приезд к вам этрускологов. Тогда, может быть, и конференцию я придумал? И к вам никто не должен был прилететь?
– Должны, по нашим сведениям. Но, если все где-то исчезли – у гостиницы или в аэропорту, то почему вы не исчезли? – повторил Земский вчерашний вопрос Ротова.
– Ну, потому, наверное, что я их всех убил и в землю закопал.
– Осторожнее, – проворчал Румянов. – Не забывайте, что ведется протокол. А в нем ваши шутки могут быть расценены как признание.
– О, я чувствую, вам это необходимо. Только с одним мной вы свою следственную кашу не сварите. Меня маловато будет.
– Мы вас пока ни в чем не обвиняем. Но ваше поведение в сложившейся ситуации кажется странноватым.
– Чем же?
– Явившись один на конференцию, вы дали журналистам длинное интервью.
– Не я им дал, а они у меня его взяли, узнав, что я делегат. Почему бы мне не ответить на вопросы прессы в ожидании остальных? Разве это криминал?
– Нет, не криминал. Но сегодня в газетах фигурирует лишь ваша фамилия и ваши гипотезы. – Румянов достал из портфеля стопку свежих газет, развернул одну.
«РАСШИФРОВАНА ДРЕВНЕЙШАЯ НАДПИСЬ», – прочитал я над своим фото. И подзаголовок: «Открытие конференции этрускологов задерживается, но одна сенсация уже состоялась». Ясно: это, наверняка, дело рук того интеллигента с галстуком, который попросил меня записать “Hktaonosi heloke…” и другие надписи.
– А вот еще. – Следователь показал заголовки других газет: «Подпоручик Киже и этруски: что общего?», «След этрусков на Карпатах», «Русы не пьют с хеттами», «Коренные русские слова – этрусские?». В общем, раздергали всё на цитаты, чтобы, как они говорят, активней «пипл хавал».
– И что? Для того, чтобы всё это появилось в газетах города Южноморска, я устранил в одиночку сорок девять других ораторов?
– Мы этого не утверждаем. Но, если бы вы захотели сделать нечто подобное, вам бы потребовались сообщники.
– Вы серьезно полагаете, что в Южноморске у меня могут быть сообщники?
– Нет, вы же не обвиняемый, а свидетель. Кстати, с кем вы вчера встречались в городе?
– То есть, кто кандидаты в сообщники? Извольте: это господин Здолбунович, председатель оргкомитета конференции, Ольга, секретарь ректора университета, фамилии которой я не знаю, доцент Колюбакин оттуда же и отец Константин из кафедрального собора.
– А что, если не секрет, вы хотели узнать у отца Константина?
– Часто ли в городе случается такая чертовщина, как с этрускологами.
Румянов покосился на своих коллег, а те на меня.
– А почему вам это кажется чертовщиной?
– Странно, что вам не кажется. Рациональных объяснений исчезновению ученых вы, как я понимаю, не имеете. Но ведь исчезли-то не только они. Почему-то исчезают, умирают или разбиты параличом все, кто имел непосредственное отношение к ним. Или, может быть, случайно именно вчера обанкротилась авиакомпания?
– Гм… это, по-вашему, вмешательство нечистой силы?