ми справа. Это была уже не праздничная Венеция, а суровая, державная, как Питер в устье Невы. Море очистилось, навстречу нам ни попадались уже ни вапоретто, ни моторки, ни буксиры. От воды поднимался туман. Мы бойко шли в сгущающихся сумерках, разгоняя волну, и тут, откуда ни возьмись, прямо из темноты, из воздуха, знакомое виденье надвинулось на нас справа, неотвратимое, как кошмар: белая стена лайнера с уходящими в немыслимую высоту ярусами этажей, – только близко, гораздо ближе, чем при выходе из Большого канала. Нос левиафана завис над нашим теплоходиком, точно исполинский айсберг. Завыла сирена вапоретто и тут же, в унисон ей, завизжали женщины, сидящие сзади. Исполин ответил тяжким, бегемотным гудком. Нас бросило влево, а палуба вапоретто встала дыбом: катер заложил крутой вираж, едва не черпая бортом волну. Лайнер же гудел, казалось, вовсе не сворачивая, – но, наверное, так только казалось, потому что этой махине резко отвернуть было труднее. Сокрушительный удар в наш правый борт представлялся неотвратимым, но в самый последний момент мы разминулись с носом гиганта буквально на метр. Разинув рты, мы безмолвно провожали взглядом это чудовище с освещенными палубами, на которых не было ни души, – так, вероятно, глядят на пронесшуюся мимо смерть. Теперь, когда мы обогнули лайнер, стала видна врезанная в остров Санта-Кроче длинная прямоугольная бухта, из которой, как из засады, он выплыл на нас. Здесь стояла на якоре еще парочка жирных левиафанов. Это, наверное, и было их стойбище, Стацьоне Мариттима, упомянутое Колюбакиным.
Тетки сзади трещали без умолку и крестились на свой папёжный лад. Лысый мужчина у окна по соседству ругался итальянским матом, судя по выражениям типа «порко мадонна».
– Господи, добраться бы до гостиницы живыми! – прошептала Лилу, вцепившись в мою руку.
– А что нас ждет в гостинице? – безрадостно отозвался я.
От причала к вокзалу Санта-Лючия мы шли, как по минному полю, отовсюду ожидая подвоха. В госпитале нам сказали, что добраться до улицы Паганелло мы можем, доехав на электричке до станции Порто-Маргера, а там рукой подать. Платформу электрички мы нашли довольно легко, благодаря табло и удобному, широкому выходу к перронам. Однако заминка вышла с автоматом для покупки билетов, который принимал только карты или железные деньги, – ни того, ни другого у нас не было. Кассы, между тем, уже не работали. Чтобы взять такси, следовало топать через арочный мост Конституции на Площадь Рима. Тут я вспомнил, что ланча сегодня мы так и не отведали, и пошел купил нам по куску пиццы, заодно и деньги поменял. Но возникла новая проблема: выяснилось, не каждая электричка останавливается в этом Порто-Маргера, а мы не могли понять, какие именно станции перечислены в расписании поездов – с остановкой или без. Нам помог разобраться проходивший мимо и услышавший русскую речь стеклодув из Мурано Эмилио, – так он представился, причем на вполне сносном русском языке. Оказалось, некогда у него была русская жена, а сам он десять лет прожил в Красноярске. Добрый Эмилио даже добавил нам какую-то мелочь, когда выяснилось, что наменянных железных денег всё же на два билета не хватает. На Лилу стеклодув, крупный блондин «лангобардского» типа, с голубыми глазами, тоже посматривал не без интереса, как и все мужики здесь, но она была настолько подавлена, что даже не прямила плечиков, по своему обыкновению.
– Глоток виски, земляк? – я протянул ему пакет с «Баллантайнсом», который без толку таскал весь день, пока мы с Глазовой не приложились к нему после очередной встречи с левиафаном.
– Ну, если только капельку. – Сибиряк принял пакет и, не вынимая бутылки из него, по правилам местной конспирации, мощно заглотнул «капельку».
– Сразу видно, наш человек, – сказал я.
Эмилио захохотал, вытирая бороду.
– Вы здесь таких «наших», знаете, сколько найдете? Мы пьющий народ. Эх, попил я недавно рому на Кубе!
– На Кубе? – удивился я. – А что вы там делали?
– Да сальсу учился танцевать. Хочу при каком-нибудь отеле школу бальных танцев открыть.
Я невольно посмотрел на немаленький живот Эмилио, а он, поймав мой взгляд, осклабился:
– Это ничего. В дорогих отелях как раз пузатые и живут. И они тоже хотят танцевать с молодыми дамами. Со мной им будет даже комфортнее.
В электричке мы ехали вместе – он жил где-то за Местре. Улицу Паганелло Эмилио знал и сказал, что надо сойти с платформы налево и идти по ходу поезда. Когда мы простились и вышли в тамбур, Лилу сказала:
– А так бывает, что в самый нужный момент мы встречаем человека, хорошо говорящего по-русски и даже имевшего русскую жену?
– Но он нам не сказал ничего такого об улице Паганелло, что бы нам ни сказали в госпитале, – ответил я, полагая, что она намекает на всевозможные ловушки «болота». – Отель действительно находится рядом с железной дорогой. Когда я в номере выходил на лоджию, то видел вдали станцию.
Платформа Порто-Маргера, на которой мы сошли, была совершенно пуста. Мы спустились в подземный переход, свернули налево, поднялись по ступенькам и оказались в какой-то технической зоне, где не было даже асфальтовой дорожки вдоль железнодорожного полотна. Единственный возможный путь из подземного перехода вел в темные подворотни, петляющие между нежилых зданий без окон. Мы немного прошли, посмотрели, но углубляться в эту промзону не решились. За одним из длиннющих складов просматривалось нечто, похожее на выезд для автотранспорта, но нам было сказано идти по ходу поезда, а тут получалось в обратную сторону.
– Спросить бы дорогу, – беспомощно оглянулся я. – Да у кого?
Мы еще не встретили ни души с тех пор, как сошли с электрички.
– Действительно, «маргера» какая-то, – пробормотала Глазова. – А почему вы решили, что мы вышли на правильную сторону?
– Так Эмилио же сказал: с платформы налево.
– Если он имел ввиду налево по ходу поезда, то надо было свернуть направо.
Столкновение с женской логикой всегда заводило меня в тупик. Спорить я не стал и предложил:
– А вы не «погуглите» этот «Альвери» по своему смартфону?
– Он разрядился.
– Эх, всё к одному! Знаете, когда я вышел на лоджию в номере, железная дорога была справа, а значит, налево от платформы мы пошли правильно. Но с балкона я видел также шоссе за линией, довольно оживленное. Значит, там можно у кого-то спросить дорогу. Или поймать такси.
Мы вернулись в подземный переход и перешли на другую сторону железнодорожной линии. Миновав чахлый сквер, мы узрели, наконец, признаки цивилизации: тротуар с фонарями, многополосное шоссе, даже уличный указатель: “Via della Liberta”. А главное, здесь были люди. Наученный сегодняшним опытом не полагаться только на английский, я снова мобилизовал в своей памяти крохотные сведения об итальянском языке.
– Бона сэра! Комэ пассарэ… алла Виа Паганелло? Отель «Альвери»? – спросил я у двух идущих навстречу женщин.
Те переглянулись и покачали головами:
– Non conosciamo questa strada e questo hotel.
«Нон» – не знают, стало быть. Параллельной улицы не знают! Но ведь и в Химках многие люди не знают параллельных улиц.
Я обратился к следующему прохожему, молодому человеку, – уже по-английски:
– Бона сэра! Do you speak English?
– Buono sera! Yes!
– Как пройти на Виа Паганелло, до отеля «Альвери»?
– Я не знаю отеля «Альвери», а на Виа Джузеппе Паганелло отсюда попасть нельзя, надо пройти вперед до развязки километра полтора, там направо увидите мост над железной дорогой, перейдите по нему на другую сторону, на Виа ка’ Марчелло, сверните направо и идите этой улицей, пока она не перейдет в Виа Паганелло.
– Грацие!
Вот тебе и рукой подать! Я прикинул: полтора километра до моста, а потом наверняка полтора километра назад до отеля – выйдет все три.
– Будем ловить такси, – решил я.
Мы вышли на обочину и принялись голосовать. Точнее, сначала мы выглядывали желтые автомобили, «сити-тэкси», а когда за пять минут не увидели ни единого, то стали махать руками всем. Машины равнодушно пролетали мимо, в том числе, и одно такси, – правда, с красным огоньком.
– Такси здесь берут пассажиров только со стоянок, – с видом знатока сообщила Лилу.
– Так, может, вы скажете, где ближайшая?
Она промолчала.
И тут перед нами тормознул черный «шевроле». Жужжа, опустилось стекло переднего сиденья, и сидящий рядом с водителем носатый небритый господин с ухоженной щетиной спросил, оглядывая нас:
– Quanto vuoi per questa ragazza?
– Скузи, нон каписко итальяно, – пробормотал я. – Парла инглезе?
– Yes, – несколько удивленно сказал он. – Сутенер в Италии, не понимающий по-итальянски, это что-то новое! Сколько стоит твоя девочка?
– Я не сутенер, а она не проститутка, это моя коллега! – возмутился я.
– Хорошие у тебя коллеги, мужик! Завидую! Andiamo! – повернулся он к шоферу, «шевроле» фыркнул и укатил.
– Козел! – бросила ему вслед Глазова.
– Естественно, козел, да только что ему думать о декольтированной девушке с голыми ногами, голосующей на обочине? Колюбакин прав: вы неудачно оделись. Да и похолодало уже: вы вон вся гусиной кожей покрылись. Думаю, во всех отношениях будет лучше так. – Я снял пиджак и накинул ей на плечи.
– Спасибо! – смутилась Лилу. – А как же вы сами-то – в одной рубашке?
– Буду согреваться изнутри. – Я открутил пробку с «Баллантайнса» и глотнул. – Ну что, похоже, судьба нам идти пешком?
И мы направились к предполагаемой развязке. Через некоторое время Ольга негромко сказала:
– Теперь они идут за нами. Только не оглядывайтесь!
– Кто идет?
– Те трое, что стояли рядом на тротуаре, пока вы разговаривали с козлом из «шевроле». Вот, посмотрите. – Она достала пудреницу из сумочки, открыла и протянула мне зеркальце.
Я осторожно поднял его на уровень плеча, глянул. В неверном свете фонарей трое рослых парней, все в черном, неторопливо следовали за нами на некотором расстоянии. Они не очень были похожи на людей, совершающих вечерний моцион.