Мы зашли к нему в исторический отдел.
– Ну-ка, погляди на фотографии, – он потянул меня к массивному горбатому монитору – типа тех, что стояли на кафедре у Колюбакина.
Я увидел на экране изящные, разноцветные наконечники стрел из камня и искусно, даже, можно сказать, эстетично сработанные каменные топоры – длинные, продолговатые, с обухом-молотком. Они казались совершенно новыми.
– Нравится?
– Конечно, классные вещи.
– Найдены недавно вот в этом захоронении. – Рыжих открыл фото вырытого в песчанике могильника, с деревянным погребальным ящиком, в котором лежал полурассыпавшийся скелет. – Как ты думаешь, сколько ему лет?
– Очень много, судя по состоянию костей и дерева камеры.
– Четыре с половиной тысячи лет! Примерно тогда же была построена пирамида Хеопса! А где это найдено, по-твоему?
– В Европе, полагаю, судя по гробу.
– В Павловской Слободе Московской области!
– Да ты что?!
– А теперь скажи мне: похоже это на грубые орудия угро-финнов, которые якобы исконно жили здесь?
– Нет, у них совершенно другая форма топоров, плоская.
– Да, потому что эти топоры – боевые. А погребальные сосуды, найденные там же, в могильнике, относятся к шнуровой керамике. Значит, это фатьяновцы, старик, предки праславян, первые скотоводы и земледельцы на Русской равнине!
– А они точно предки праславян?
– Конечно! Фатьяновцы – представители неразделенной еще балто-славяно-германской общности! А прямые потомки фатьяновцев – так называемая голядь, праславянский этнос. Вот эти кости позволят, наконец-то, сделать ДНК фатьяновцев и заткнуть рот тем, кто отрицал их протославянство. Останется выяснить последнее звено – связь голяди с хеттской цивилизацией.
– А такая возможна? Где хетты, а где голядь?
– Старик, где хетты, а где готы? Однако это не мешает многим считать готов миграционным потоком хеттов. Откуда, по-твоему, название рек Яуза и Лама? Не сидели ли на них во времена оны вассалы хеттов – ялузы и эламцы? Я думаю, что на этой территории обосновался в древности племенной индоевропейский союз во главе с мосхами, наследниками цивилизации хеттов. Ты знаешь, что в верховьях Волги, в нескольких километрах от Дубны, находится город с названием Кимры?
– Ну, знаю.
– А о народе кимвры или кимбры ты знаешь? Так вот он, по мнению Рейтенфельса, родственен мосхам. Кстати, одна из распространенных фамилий в Подмосковье – Кимряковы, потомки выходцев из тех самых Кимр. Хеттиты, мосхи и голядь – вот прародители славянства.
– А вот, скажем, венеты?
– Венеты – потомки мосхов.
– А этруски?
– Они и есть хеттиты.
– «Русы не пьют с хеттами», – пробормотал я.
– Чего?
– Да так, ничего, к слову.
– Слушай, вот насчет этрусков я и хотел с тобой еще поговорить. Ты ведь изучил этрусский алфавит?
– Более или менее.
– Мне потребуется твоя помощь. – Он приблизил губы к моему уху. – «Черные археологи» доставили мне ценнейший артефакт: каменную табличку с этрусскими письменами.
– Неужели? – поразился я.
– Да. И знаешь, откуда? Из Карпат.
– Не может быть!
– Может, старик. Помнишь ватиканскую карту? Ты же сам о ней писал в своей книге. Мы на пороге величайшего открытия. Поможешь мне составить транскрипцию надписи?
– Помогу, конечно, если это не фейк.
– Ты слышал хотя бы об одном этрусском фейке? Замучаешься его делать, да еще справа налево! Впрочем, из транскрипции и станет ясно, фейк это или нет. Надпись еще можно подделать, а вот содержание… Нам так не хватает археологических свидетельств! Ты знаешь, что их намеренно уничтожают? В Германии, как говорил Глазунов, когда находят что-то славянское, то сразу снова закапывают, а там всё славянское до самой магмы! Да что там Германия? Где в наших учебниках истории что-то о фатьяновцах, о голяди? А ведь находка в Павловской Слободе далеко не первая! А где, скажи на милость, «Древняя Российская история» Ломоносова? Ну, ладно, мы якобы недоучки и фантазеры, как утверждают русофобы, а гений Ломоносов – тоже? Этого они утверждать не осмеливаются, поэтому просто загнобили его «Историю», не допуская переизданий! Ломоносова, на минуточку! Мы живем в государстве, где невозможно достать первый учебник русской истории – «Синопсис» Иннокентия Гизеля! А почему? Да потому что там написано не то, что у Карамзина! А ведь Гизель не сочинил ни слова, он просто привел свидетельства античных и средневековых историков! Петр I учился по «Синопсису», а нам нельзя! Со времен норманистов нам всячески пытаются подрубить исторические корни, чтобы мы не ощущали себя великим древним народом. Здесь всё идет в ход, не только война, политика, экономика! Нам еще подсовывают фейковую историю с принижением всего русского, чтобы удобней порабощать! А что же мы? Да, нам трудно противостоять русофобам на пропагандистском ристалище, потому что ими захвачены почти все СМИ. Но мы должны бить их фактами. Факт можно замалчивать, но его не изгонишь из того же интернета! Он упрямая вещь, как говорил товарищ Сталин, стоит как утес, о который разбиваются домыслы. Факт подтачивает пропаганду, и, чем больше фактов, тем больше они ее подтачивают. Вот у нас с тобой в руках сейчас два таких факта о многотысячелетней истории русского народа – один бесспорный, с другим еще надо разбираться. Одному мне трудно, а официальным этрускологам я не верю. Так что помоги, старик.
– Да нет проблем. Только знаешь, я сегодня подумал во время разговора с Рыленковым, что силу в прошлом ищут те, кто слабеет в настоящем. Мы разучились смело смотреть вперед, поэтому всё оглядываемся назад. А там, позади, бывало разное… Возьмем нориков Нестора-летописца: ведь с ними произошло то же самое, что и ныне с западными славянами – они подчинились латинскому миру. Я уже не говорю об этрусках. Кого только не записывают им в родственники! Это, как в твоем этногенезе русских – хеттиты, мосхи, голядь… Сравниваешь ранние и поздние этрусские надписи и видишь, как народ буквально растворялся в перенасыщенном растворе этногенеза. Именно растворялся, а не просто подчинялся конкретно кому-то. И мы, глядя назад, обречены исчезнуть в тени тех же нориков и этрусков, потому что история – это движение вперед. Она нас утянет за собой в могилу, голядь эта… Соединяя звенья разорванной цепочки, мы думаем, что, держась за нее, пойдем вперед, но ведь она тянется назад в прошлое, а не в будущее. В будущее мы должны идти сами, без страховки.
– Что значит – без страховки? Иванами, не помнящими родства? Да ведь двигались же так в советское время! И что? Нет, мы должны знать, откуда идем, чтобы понимать, куда идти дальше! «Маршрут построен!» – говорит тебе навигатор, когда ты вбиваешь в поисковик улицу. А если бы в нем не было этой улицы?
– Ладно, это я так, поделился впечатлениями… Когда же приступим к изучению древности?
– А давай завтра, чего откладывать. Можно, я с ним подъеду прямо к тебе? У тебя кабинет есть, никто не помешает, а у меня, сам знаешь…
– Да не только кабинет, вся квартира в нашем распоряжении. Жена в Южноморске, дочь в Венеции. Только учти, сама по себе транскрипция мало что даст, нужен специалист для перевода, а этрусское, как известно, не читается.
– Оно не читается, чтобы разные козлы не могли прочесть. Главное – начать! А там подтянем и специалистов.
– Ну, тогда до завтра.
Дома я с нетерпением открыл «Этрусское не читается». Точнее, «Etрусское не читается», с выделенной латиницей приставкой – в духе моего выступления в Южноморске. Никогда в жизни я не читал ничего подобного. Всё это, от первой фразы: «Впоследствии выяснилось, что сорок девять человек исчезли еще вечером…», до последней: «… взял чемодан и портфель и шагнул в пустоту зеркальной рамы», было абсолютно точным воспроизведением того, что я пережил в Южноморске и Венеции. Только героя звали не Борис Лосев, а Глеб Конев. Я читал, не отрываясь, до самого вечера, ощущая гуляющий под волосами сквознячок ужаса. Лосев номер пять, переживший меня на год, сочинил то, чего не знал и знать не мог, а я испытал воочию. Я оказался внутри этого романа, написанного мной самим в будущем. Не исключено, что я по-прежнему пребывал в нем, точнее, был его живым продолжением (или окончанием, о необходимости которого намекал Рыленков). Похоже, тот я, что прилетел год назад на конференцию в Южноморске, существовал только потому, что меня придумал другой я, пропавший после того, как отвез жену в аэропорт. Что же, он, пятый, и есть настоящий Лосев, а я и те, что были в падающем самолете и Венеции, – не более, чем плод его воображения? Но, как ни велико было мое потрясение от романа-были, низводящего меня до литературного фантома, каким-то отдаленным уголком сознания я спрашивал себя: а не очередной ли это трюк «Аквариума»? Скажем, для шизофреника раздвоение личности – реальность, а для окружающих – не более, чем его галлюцинация. Может быть, мне навязываются галлюцинации, одной из которых является ненаписанный мной роман?
Я взвесил рукопись в руке: легко сказать, галлюцинация… И квартира эта – галлюцинация? Я походил по пустым комнатам, постучал в зеркала – непроницаемы. Потом пошел на кухню, поужинал, чем Бог послал, и лег спать, не думая более ни о романе, ни об «Аквариуме». Я здесь, жена в Южноморске, дочь в Венеции, и обе они в опасности. Вот из чего надо исходить, ничего другого в этом ответвлении лабиринта мне не дано.
Утром я первым делом позвонил Ане, но она сбросила вызов и прислала смс-ку: «Я на конференции, не могу говорить. Всё в порядке». Ну, если на конференции, то, наверное, и впрямь всё в порядке. Один факт, что она началась, говорил о том, что участники не исчезли. Подумал, не набрать ли Лену, но так и не решился, – не знал, с какого боку к ней подступиться.
Сварив кофе, я занялся поисками записей, которые делал, работая над главой об этрусках, чтобы быть во всеоружии, когда явится со своим артефактом Рыжих. И только найдя их, сообразил, что копался в бумагах здешнего Лосева, как в своих, не озаботившись, а писал ли он вообще книгу о праславянах. Значит, тоже писал, да и Коля не стал бы ко мне обращаться насчет этрусков, если бы не было той главы. Похоже, жизнь Лосева номер пять до 25 апреля прошлого года протекала так же, как и у меня.