Я проштудировал заново этрусский алфавит и взялся за наиболее часто употреблявшиеся слова, переведенные Бором и Томажичем, как позвонила Лена. Я схватил телефон:
– Привет, дочка!
– Папа, что происходит? Вечером приходит смс-ка от мамы: «Доченька, слушайся советов папы. Колюбакина в Южноморском университете знают, говорят, он дурной человек», а утром его увольняют! Оказывается, в их Центр пришли вчера с проверкой секьюрити из универа и нашли в его столе траву и порошок, а в компьютере – фотки голых студенток. Меня с Таней тоже спрашивали о нем: приставал ли с домогательствами? предлагал ли курить марихуану? нюхать кокаин? Так он звонит мне буквально пять минут назад и говорит злобно, чуть не шипя: «Это всё твой папаша! Он еще об этом пожалеет! Он не увидит больше никогда ни тебя, ни твою мать! А вы с ней никогда уже не вернетесь в прежнюю жизнь! Вас всех ждет болото, и пропадете вы в нем поодиночке!» Нормально? Я в шоке! Ты что, правда, имеешь отношение к его увольнению?
– Конечно, имею. Каково мне узнать, что этот болотный хмырь хочет жениться на тебе? Только я не просил его увольнять. Но, может, так и лучше. Дочка, не бойся. Он мелкий бес, а они не всесильны. Скачай из интернета молитву против бесов «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…» и читай ее всякий раз, когда почувствуешь или увидишь недоброе. А еще лучше, сходи в русскую церковь, она в Венеции есть, исповедуйся и причастись.
– Пап, ты серьезно?
– А Колюбакин этот угрожал тебе несерьезно? Я тебе предлагаю то, что мне самому помогло в Южноморске, когда общался с ним. Всё, что можно сделать человеческими средствами, уже сделано благодаря ректору, но против вещей сверхъестественных они не действуют. А Колюбакин имел ввиду вещи сверхъестественные, не правда ли? Как обычный человек, будучи в Венеции, может устроить так, что не только ты, но и мы с мамой, находясь в России, пропадем в неком болоте? Ты его-то спросила, серьезно ли он говорил?
Она помолчала, дыша в трубку.
– Пап, ты думаешь, он стал ухаживать за мной, чтобы досадить тебе по старой памяти?
– Ни на секунду не сомневаюсь в этом. Нет, ты девушка красивая, но он выбрал тебя не за красоту, а по воле пославшего его.
– А кто его послал?
– Какой-нибудь другой бес, покрупнее. У них же там иерархия, они ее у ангелов скопировали, когда Господь изгнал с небес их главного начальника.
– Слушай, я в двадцать первом веке?
– Леночка, у них там времени нет или оно совершенно другое. То, что у нас век, у них – минута. Большинство сумасшедших, как считают в церкви, бесноватые, а сумасшедших в двадцать первом веке не стало меньше, чем раньше. И их не лечат: ты видела хоть одного исцеленного медициной душевнобольного? Я – нет. «Сей род лукавый, бесовский изгоняется только молитвой и постом», – говорит Христос о демонах-искусителях в Евангелии от Матфея. Первый век и двадцать первый – а всё одно и то же, ничего не изменилось. Я-то сам не праведник: и тебя не научил молиться, и не умею, как показал опыт, серьезно противостоять искушениям… Но для тебя мне бы хотелось иного.
– Ну, не знаю… Какая, ты говоришь, молитва? «Бог да воскреснет»?
– «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его…» Просто набери в поисковике начало молитвы и скачай полностью. Вы когда возвращаетесь?
– Первого мая.
– Хочешь улететь раньше? Я закажу тебе билет.
– Да как-то неудобно перед нашими будет… И трусливо: получается, он меня напугал, и я сразу убежала… А потом – это же Венеция, когда еще приеду… Я лучше схожу в русскую церковь.
– Да, пробей ее адрес в интернете. И сразу звони, если что не так!
– Хорошо.
– Давай, дочка, я тебя люблю!
Я встал, подошел к иконе с ликом Христа. Глаза Его смотрели мне прямо в душу. Я сказал Леночке то, во что верил и в прежней жизни, но говорить стеснялся, хотя не стеснялся говорить людям разные гадости. Просто одно дело – умом понимать Бога, а другое – верить, что только Он тебе поможет. Сейчас был именно такой случай. Да, я могу кое-что с помощью добрых людей – Лилу, ректора Буглеси… Но что я против волшебства темных сил? Тем более, что я и сам был терзаем сомнениями. Даже сейчас, стоя перед иконой, не мог я изгнать давно одолевавшую меня мысль: а только ли лукавый заправляет в «Аквариуме»? Случившиеся в нем истории напоминали притчи, данные мне и другим (Лилу, например) в назидание. Но я не хотел верить, что так играет с нами Бог. Но я не верил и в то, что дьявол помогает мне выскакивать из ловушек. А может быть, в многослойной реальности «Аквариума» происходит то же, что и в жизни, где широко открыты только врата зла, а спасительную дверку добра еще надо поискать? Только Зазеркалье являет в образах суть духовной брани, а не ее заглушенный повседневностью шум, как в Предзеркалье?
Запиликал сигнал домофона. Это пришел Рыжих.
Я впустил его, открыл дверь, и он через пару минут, громко топая, внес в прихожую плоскую картонную коробку из-под большого телевизора-плазмы.
– Поставь и разувайся, – сказал я, – а то моих женщин нет, убирать некому. А потом давай сюда, направо, я там стол расчистил. Тебе помочь?
– Я сам. – Коля, пыхтя, втащил в кабинет свой груз, осторожно опустил на стол. – Ну, старик, ты присутствуешь при историческом событии! Будет о чем написать в мемуарах! А то либерасты всё мне: самоучка! Шлиман тоже был самоучка! Дай ножницы, надо взрезать скотч.
Он вскрыл коробку. Под крышкой покоилось нечто длинное, упакованное в пупырчатый пластик. Развернув его, он широким и, несомненно, отрепетированным жестом пригласил:
– Смотри!
Я подошел. Передо мной лежала плоская старая каменная плита размером примерно восемьдесят на тридцать, – по всем признакам, надгробная. На ней был высечен в профиль воин в древнегреческом гребенчатом шлеме, так называемом коринфском. Из-под козырька каски высовывался длинный нос, а выше таращился большой глаз. В левой руке мужчина держал круглый щит, украшенный изображением цветка с шестью лепестками, в правой – двусторонний топор-бабочку, который греки называли лабрис, скифы – саварис, а римляне неприлично – бипеннис. Между босых ног воина торчал пылающий наконечник копья, указывающий либо на обряд кремации, либо на негаснущую в веках славу героя. По краям плиты шла надпись этрусскими письменами, начинающаяся справа, продолжающаяся вдоль нижнего края и завершающаяся наверху слева.
Я изучил камень так и сяк. Никаких сомнений в солидном его возрасте не было, судя по характерно раскрошенным, без свежих сколов, углам плиты. Я зажег настольную лампу, чтобы лучше видеть изображение и надписи. Их линии-насечки, местами полустертые, тоже вроде бы соответствовали общей структуре камня, хотя уверенно мог сказать только археолог-профессионал.
– Ты где это взял? – спросил я у Рыжих.
– Хохлы привезли, в Карпатах откопали. Ну что, давай, срисовывай письмена, делай транскрипцию!
– А мне и срисовывать не надо такую четкую надпись, я тебе прямо с плиты прочитаю.
– Да ну? – недоверчиво прищурился Коля.
– Записывай, если хочешь. – Он кивнул и торопливо вытащил из кармана растрепанный блокнот и ручку. – Итак… «Авлеш Белушкеш т уснут е… панал аш минимул… у вани ке хир уми аберсна х се».
Бородатое лицо Рыжих вдохновенно побелело.
– «Тут уснут е!» – вскричал он, как безумный. – «Тут уснул есть!» Вот как, значит, говорили этруски с Карпат!
Глаза его сияли неземным светом: он, несомненно, был на самом верху волны счастья:
– Вот бы понять, что дальше! Ну, ничего, со временем переведем!
– Да зачем со временем? Я и сейчас могу. Первую строку ты сам перевел: «Авлеш Белушкеш тут уснул…» А дальше: «пановал, пока не минул… в небесах пусть тягости ума прояснятся».
– Лосев, ты сила… – прошептал Коля. – Не зря, не зря я на тебя понадеялся! Беру тебя соавтором главы! Только что это там за «у вани»? Прямо как «у Вани» какого-то!
– «В небе», «в небесах». Слово «ван» в этом значении очень часто встречается в венетских надписях.
– А вот и связь этрусков с венетами! – ликовал Рыжих. – Понятно, а что означает вот это – «аберсна»?
– На старословенском obrsne, obersne – «разъяснять», «разъяснилось».
– Ты и старословенский знаешь?
– Нет, не знаю. – Мне ужасно не хотелось разочаровывать его, переживавшего один из лучших моментов в своей жизни, но тянуть дальше было просто жестоко. – Но Матей Бор, очевидно, знал.
– Матей Бор? А при чем…
– Он уже переводил эту надпись. Оттого я и шпарю без запинки. Но учти, расшифровывал ее и итальянец Паллоттино, а он разбивал слитную фразу на слова по-своему. Соответственно, и смысл у него другой.
– Еще и Паллоттино?.. Да откуда они взяли надпись?
– Из Музея археологии во Флоренции, где стоит оригинал этой стелы, найденной в этрусском городе Ветулония. Только там, она, наверное, побольше. А твои «черные археологи» с Карпат сварганили подделку в масштабе обычной надгробной плиты. Я так полагаю, что они изготовлением могильных памятников в основное время и занимаются. Слишком хорошая работа с камнем. Выбитые линии надписи и рисунка зашкурили или как-то еще удревнили. Может, кислотами какими обработали.
– Не может быть, не верю! – замотал головой Коля.
– Увы. Вот тебе доказательство. – Я полистал свои этрусские материалы и достал ксерокопированную страничку с переводом Бора и фотографией стелы. – Гляди.
Он застонал и закрыл лицо руками.
– Да ты не убивайся так! Ведь сама надпись – подлинная. Они со знанием дела выбрали исходник праславянского периода этрусков, седьмого – шестого веков до нашей эры. Поздние-то надписи практически не переводятся. Можешь вставить этого Белушкеша в свою концепцию.
– В концепцию? За пол-лимона?! Я им пол-лимона отдал, а просили лимон! Я кредит взял!
Я крякнул.
– Господи, да почему ты меня не позвал на смотрины?
– Они запретили приходить с кем-то еще. Сказали, что боятся огласки, потому что незаконно вывезли плиту с территории Украины.