подпустила в разговор перьевой смазки, как звалась у Народа подобная тактика: вывела на мерцающую стенопроекцию изображения приматского экипажа.
– Я изучала их намеки, ограниченные методы визуальной невербальной коммуникации. Они общаются, обрабатывают информацию и выражают эмоции, используя мимикрию под лицевые выражения соседей. Я исследовала небольшие сдвиги в выражении глаз, рта и даже носа (их ноздри едва заметно сужаются и расширяются) капитана корабля. Вероятно, способности к сигнализации ушами приматы лишены.
– Их капитан – самец? – скептически отозвался Бемор. – Необычно.
– Бемор, но ведь патриархальное лидерство известно и у других Захватчиков, не так ли? – Мемор рассудила, что апелляция к более обширным знаниям брата умаслит его. И будет воспринята как проявление симпатии к самой идее мужского лидерства, хотя он, без сомнения, знает, что его собственный высокий ранг – запланированное отклонение от обычной социальной иерархии Народа.
– Разумеется, но впоследствии, в ходе Адаптации, эти дестабилизирующие социальные структуры были нами уничтожены. Теперь все виды Чаши живут при мат– риархате.
– Но не силы, – заметила Асенат.
– Они еще молоды, – возразил Бемор, – и не вполне адаптированы.
Асенат жестом указала за пределы Цитадели: приматка свесилась с ветви дерева, разведя поднятые ноги клином. Текли мгновения, она не меняла позы и не сводила с пленителей взора. Это отвлекало.
– А эта? Ты наблюдала за ее поведением во время разговора с капитаном Редвингом? Она подавала ему какие-нибудь лицевые сигналы?
– Конечно, я наблюдала. Тананарив лечится; ее хорошо кормят и позволяют проделывать физические упражнения. Здесь гравитация ближе к условиям их родной планеты, и это тоже идет ей на пользу. Ее телесное устройство не очень сложно. И никаких необычных сигналов, сколь могу я судить, она не использовала.
Позднейшая Захватчица продолжала наблюдать за ними. Но, без сомнения, Тананарив не в состоянии разобраться в нюансах стремительной многослойной птицеречи. Простые команды понимает, но ничего сложного. Пару слов может подслушать и понять, а перьевые сигналы – нет.
– Глаза, – проговорил Бемор. – Что означает у них медленное подмигивание?
– Полагаю, – ответила Мемор, – озадаченность.
– И ничего больше?
– Ну, думаю, что ничего.
– Она медленно подмигнула самцу-капитану, когда он задал ей вопрос о судьбе другой банды.
– Я заметила, но разве может столь простой жест передать существенную информацию?
– А если это сексуальный сигнал?
Предположение позабавило всех. У Птиц ухаживание начиналось с ритуальных перьевых дискурсов продолжительностью в несколько трапез, классических танцев и состязаний в пении, продолжалось песнетрелями ожидания и взаимным согласованием условий, а окончательное соитие наступало под аккомпанемент призывных песен; секс у Народа был занятием сложным, ответственным и нечастым.
Мемор порадовалась, что ее реплика вызвала веселье; она была известной юмористкой.
– Эти создания склонны к сочинению историй; так полезная информация передается из кратковременной памяти в долговременную. По существу, их жизнь становится значимой через нарратив, который приматы сами себе рассказывают.
– И постоянно обновляют? – спросила Асенат.
– Без точного соответствия оригиналу, но да. Вспоминая некоторую историю, они модифицируют ее.
Бемор вежливо осведомился:
– Итак, они воспринимают свои внутренние личности как вымышленных персонажей истории, написанной ими самими? А затем переписанной?
На сей раз смех был еще более дружным и продолжительным, а затем своевременно появились адъютанты с небольшими вкусными зверьками на столовых шпажках.
– Боюсь, – сказала Асенат, – что они чересчур нереалистично мыслят. Следует наставить их в реализме.
Бемор скептически взъерошил пурпурные перья на шее.
– И что же?..
– Мемор, позови свою приматку.
Когда Тананарив нерешительно прошла под аркой, контраст ее бледной кожи, тонкой и длинной фигуры, тусклой одежды с ярким оперением трех Птиц произвел поразительное впечатление. Нога в изношенном ботинке постукивала по холодному камню пола, в дыхании появился хриплый присвист: Тананарив адаптировалась к воздуху Цитадели, солоноватому и влажному. Ростом она едва превосходила адъютантов, чинно рассевшихся подле Асенат, Мемор и Бемора – их головы все время смотрели вверх, в надежде обращенные к сиянию оттенка слоновой кости и возможным приказаниям.
– Как ты мыслишь, маленькое создание? – пробасил Бемор, обращаясь к приматке.
Мемор поразилась: за считаные периоды сна, опираясь исключительно на доклады Мемор и записи, Бемор овладел языком Позднейших Захватчиков на вполне достойном уровне. Даже неуклюжие приматские согласные не доставляли ему особого труда. Мемор пробила дрожь восторга, смешанного с тревогой. Брат мой поистине умней и проворней меня. Возможно ли, чтобы талантами своими он был обязан частым связям с Ледоразумами?
– Четко, – ответила Тананарив, – тихо.
Бемор довольно пошелестел перьями, хотя, без сомнений, приматка не поняла его.
– Очень хорошо сказано, – произнес он по-англишски. – Думаешь, твой капитан пойдет на сотрудничество с нами?
– Если вы отпустите наших людей, то пойдет.
– Мы об этом поговорим. Возможно, многих из вас отпустим дальше, на Глорию.
– Нет, мы все улетим.
– Это неблагоразумно. – Бемор обернулся к Асенат с Мемор и уточнил: – Нормальное ли поведение она демонстрирует?
– Они плывут на тысяче ветров по волнам непрозрачного моря бессознательных Подсознаний, – ответила Мемор. Она заметила, что приматка смотрит на них, но сочла, что понять смысл беседы та не сумеет. В конце концов, многослойные грамматические особенности и конструкции условных наклонений Народа были приматам совершенно не свойственны.
Бемор скептически засопел, но произнес на формальной птицеречи:
– Отлично, и что с этим делать?
– Они учатся на собственном опыте, – сказала Асенат. – Мемор сама так говорит. Они в совершенно незнакомом месте, будущее их страшит, и, вероятно, они призовут на помощь некоторые поведенческие мотивы из прошлого.
– Их страшит судьба, – сказал Бемор.
– Подсознательные течения сильных нейрологических откликов на общественную жизнь, – заметила Асенат, – для них весьма характерны. Я вижу в их нейронных узорах сочлененные элементы, обязанные своим появлением длительному естественному отбору. Они эволюционировали как охотники-собиратели, чья социоэкономика зиждилась на разделении добычи, а правосудие играло важнейшую роль для долгосрочного выживания. Но в более крупных социальных объединениях указанные принципы не работают: это насущная проблема для них, даже сейчас. Исходя из фиксированных воспоминаний пленницы, даже стабильным приматским обществам присущи колебания между роскошью и варварством.
Бемор ответил формальным тоном:
– Много неприятных истин открылось нам в долгих путешествиях. Часто видел я из обсерваторий корпуса мерцание звезд в вечной тьме. Звездные рои не столь таинственны, сколь печальны: многие скопления суть не более чем морги, занятые останками некогда славных, а ныне мертвых культур. Этому меня научили Ледоразумы.
Мемор пошелестела перьями. Ну вот Бемор и выложил свой козырь: связь с медленными разумами великой древности. В долгих полетах Чаши они спят, иначе бы соблазнились слишком многими опытами. В этом смысле Ледоразумы представляли собой хранилища долговременной мудрости, а не одной лишь преходящей экспертизы. Они присутствовали при создании Чаши, даже помогали в ее разработке; так гласила легенда. Но как могли создания холода научиться механике? Древняя загадка.
Бемор подчеркнул свой особый статус раскатистыми переливами формальной речи. Раздражает, но ничего не поделать. В конце концов, она ж его сестра-близняшка. Асенат ошибочно полагает, что они работали вместе, и, как поняла Мемор, этой ее ошибкой можно воспользоваться.
– Вы полагаете, что приматов следует использовать для контакта с Глорией? – спросила Асенат напряженно.
Бемор выразил желтыми перьями согласие.
– Следует. Глорианцам доступны технологии, необходимые нам для перехода на более высокий уровень, для общения с разумами, которые до сих пор игнорируют нас. Ледоразумы искренне заинтересованы в интеграции приматов в Чашу. Они явственно выразили свое желание.
Асенат ответила:
– Ну что ж, тогда приматам придется приспособиться.
Бемор возразил с ноткой небрежного превосходства:
– Если они сумеют… Мы повидали много мест и рас. Мы поощряем кучное поселение, а долгих странствий по Чаше не одобряем. Этим искателям приключений вряд ли придется по вкусу наш порядок. Кажется вероятным, что они одержимы стремлением расширить свои горизонты.
Асенат заметила:
– Большинство Адаптов первоначально называли себя людьми, полагая, что именно они суть избранная раса. Другие, по их мнению, не столь высоки статусом. Каждый вид стремится занять центральное и господствующее положение даже в Чаше, где места хватает всем. Многие склонны к иерархической организации, с вождями и царями, матронами и управляющими. Превращаясь в Адаптов, они интегрируются в величественную Чашу, а их собственная история упрощается. Вопрос не в том, кто носит корону их вида сейчас, а в том, кому она перейдет затем.
Бемор согласно встопорщил перья.
– Разумеется, так и было запланировано в древности. Адапты не обязаны более думать о высоких материях под вечным солнцем, не должны беспокоиться о делах Вселенной вокруг. Они обитают в комфорте, избавленные от ужасов непостоянной инсоляции, смены времен года и высоты светила в небе. Ледоразумы, напротив, наблюдают одну лишь окрестную Вселенную, зрят все вокруг, ибо они суть порождения вечного мрака.
Мемор сочла, что Бемор переходит границу, примазываясь к величию Ледоразумов, но ничего не сказала. Она задумалась о том, какова ее собственная роль во всем этом. Численность видов растет, пока Народу не приходится возвращать их к равновесному состоянию. Насилие и убийства мостят кровавую стезю. Долго не заживают и остаются заметны на поверхности Чаши межвидовые границы, подобные сетке шрамов истории. Будь то границы из песка, леса или воды, а Астрономы Птиценарода обустраивают территорию под нужды того или иного вида согласно плану. Границы решают всё. Когда снова вспыхивает распря, нужно определить, какое именно сочетани