тупал к таким, как Бемор, чтобы те могли извлечь смысл из тонких нюансов ошеломляюще сложных ситуаций. Переработанные данные помогали частично компенсировать чрезмерную уверенность Народа в своей интуиции, уменьшали искажение реальности стремлением видеть желаемое. Естественные разумы не в состоянии совладать с лавинами данных и расчетов, зато превосходно справляются в обществе. Бемор черпал знания из глубоких кладезей истории и советовался с высшими интеллектами. Он обладал талантом прослеживать чужие эмоциональные состояния, например, замечать разлады поведенческой координации, и давать оценку происходящему в эмоциональных категориях. Любопытно, работает ли он сейчас с новыми концепциями, поступающими от Ледоразумов? Что-то в его позе подсказывало Мемор: тревога Бемора усиливается и связана отнюдь не с погоней за бандой Позднейших Захватчиков.
Вдруг Бемор прервал контакт и торопливо бросил Асенат:
– Позднейших Захватчиков необходимо схватить сейчас же. Немедленно! Но будьте аккуратны. Потеря жизни даже одного такого существа может подвергнуть нас всех опасности.
Асенат явно поняла, что лучше с ним не спорить, развернулась и приказала ближайшему кахалланцу:
– Не рискуйте, стреляя в них.
– Но мы планировали… – начал кахалланец.
– Игнорируйте все прежние планы. Предупредительный выстрел может повредить летучей рыбешке. Особенно если вы промажете хоть ненамного.
– Госпожа, но мы уже выпустили крылорезов, – отвечал кахалланец с извинительным поклоном.
– Я не приказывала!
– В вашем плане атаки это было явно предусмотрено. Приказ выпустить их в момент, когда впервые заметим рыбешку.
Асенат не нашла ответа и лишь гневно отвернулась; зарябили красные перья с алыми кончиками.
Все приблизились к наблюдательной стене. До летучей рыбешки теперь оставалось совсем немного, и к серебристому созданию слетались, беря его в вилку, стремительные птицы хищных очертаний, с крупными головами и крыльями. Мемор знала, что крылорезы – стайные птицы, способные загонять и убивать даже куда более крупную добычу.
Тревога Бемора нарастала, он снова отвлекся.
– Остановите их. Сейчас же.
Асенат повиновалась. Мемор знала, что зоны вблизи Свища – естественная среда обитания созданий вроде летучей рыбешки. Исполинские циркулирующие ячейки теплого воздуха позволяли разным формам жизни с легкостью перемещаться между секторами. Небесных рыб применяли для полетов на длинные дистанции, а летучих рыбешек еще в древности селекционировали для путешествий на более короткие. Неутомимая эволюция породила крылорезов для охоты на летучих рыбешек. Обычно те загоняли добычу стаей, как и сейчас, на глазах у Мемор.
Асенат проревела:
– Я же сказала, верните их!
Кахалланец попятился, низко склонив голову.
– Они не реагируют, – прошептал он. – Они вольные наемники, и их трудно отвлечь от древних боевых ритуалов.
– Значит, они нацелились и пассажиров схарчить, – сухо сказала Мемор.
– Они заведены, – ответил кахалланец. – Тяжело до них достучаться.
Крылорезы кружили около летучей рыбешки. Та выпалила в них из своих водородных дюз. Плюмажи пылающего газа вылетели наружу и мгновенно обратили нескольких крылорезов в обугленные ошметки. Тела закувыркались прочь, но крылорезы все прибывали и прибывали. Длинные челюсти с острыми как бритвы клыками смыкались на плавниках и перекусывали их, мешая летучей рыбешке маневрировать. Новые оранжевые языки пламени лизнули стаю, испепелив еще нескольких крылорезов.
Небесная рыба шла на сближение, Асенат приказала включить захват звука битвы через наружные уши. Мемор услышала резкие вопли обожженных. Но их заглушали боевые кличи крылорезов, пронзительные и звучные, а фоном им служила глубокая басовая нота агонии летучей рыбешки, эхом перекатываясь на умалявшемся расстоянии до преследователей.
Крылорезы стали вгрызаться летучей рыбешке в бока, проедая себе дорогу внутрь. Утыканные острыми иглами крылья врубались в чешуйчатую плоть. Мемор казалось, что атакующие наносят на блестящие листы чешуи какие-то послания и канавки символов вскоре заполняются красной жидкостью. Эти хищники были порождением эволюции, регулирующим численность добычи; ныне они служили высшей цели – но лишь в том случае, если удавалось притупить их боевую страсть.
– Готовьтесь стрелять по ним, – велела Асенат.
– Обращаю ваше внимание, что на таком расстоянии добиться особой точности не получится, – сказал кахалланец. – Боюсь, что…
– Делайте, что я говорю, – огрызнулась Асенат, – или эти твари прогрызут бока рыбе, а потом займутся ее пассажирами.
Кахалланец не стал спорить. Обернувшись, он отдал приказы. В усиленном буханье, среди криков и воплей, Мемор едва различила резкое пссст! бортовых дротикометов. Дротики настигли крылорезов, следом включились лазерные батареи, сжигая больших птиц быстрыми плевками ослепительного зеленого света. Чтобы не ранить летучую рыбешку, метили они в основном по тем крылорезам, которые разлетались прочь, так что хищники, уже вгрызшиеся в плоть рыбы, некоторое время избегали атаки. Оранжевые выхлопы из чрева летучей рыбешки снова лизнули улетающих врагов. Тревожным крещендо подскочили крики и визги крупных птиц. Дротикометный огонь ослабел, когда целей поубавилось; над зелеными лесами и сверкающими на солнце озерами пошел черный медленный дождь кувыркавшихся при снижении, обугленных, разъятых выстрелами тел. Немногочисленные уцелевшие крылорезы прервали атаку и метнулись прочь, оглашая округу протяжными печальными воплями.
– Очень хорошо, – похвалила Асенат.
– Давайте снизимся следом за летучей рыбешкой, – предложила Мемор. – Можно опуститься и захватить их.
Асенат о чем-то переговорила с кахалланцем, затем развернулась к Бемору, не обращая внимания на Мемор.
– Такую маленькую рыбешку мы можем просто проглотить. Нет нужды садиться. Можно продолжить полет на большей высоте, поймав попутный ветер к верхней Зеркальной Зоне.
Бемор выразил перьями согласие, но взгляда от комма не отвел.
– Хорошо. Так и поступим. Нужно поймать всех остальных Позднейших Захватчиков.
Мемор почувствовала, что ее оттесняют. Она ведь так долго преследовала непокорных приматов, а теперь Бемор и, что еще неприятнее, Асенат намерены приписать все заслуги себе. Ну, по крайней мере, дело сделано.
.
– В чем их важность? Я, конечно, рада поимке…
Бемор издал низкий басовый рык.
– Ледоразумы повелевают. Везде развиваются события. Кризис усугубляется. Нужны приматы.
– У нас ведь есть одна… – Она указала на Тананарив.
– Может потребоваться больше. Ледоразумы желают воспользоваться ими для конверсионного погружения.
Мемор обуревали неприятные ощущения. Распаленное Подсознание стучалось, требовало внимания к себе, но времени не было.
– Погружение? Это может им навредить.
Тананарив, кажется, слушала разговор, но благоразумно отмалчивалась.
– Вот почему нам требуется несколько каналов. Подключение может губительно воздействовать на них, и в этом случае понадобятся резервные экземпляры.
Мемор спросила негромко, чувствуя, как Подсознание колотит тремор:
– А что за кризис?
– У нас серьезные проблемы со Струей.
Часть двенадцатаяСлово Камбронна
Считается, что при Ватерлоо генерал Камбронн в ответ на предложение сдаться воскликнул: «Гвардия умирает, но никогда не сдается!» На самом деле Камбронн ответил: «Merde!»[24]; по сей день французы иносказательно обозначают это слово как «le mot de Cambronne»[25]. Оно эквивалентно нашему четырехбуквенному слову для испражнений[26]. Вся полнота разницы между возвышенным и приземленным описаниями войны заключена в различии между этими двумя цитатами.
36
Первый взгляд на Птиц, управлявших большой небесной рыбой, ошеломлял. Клифф видел раньше таких особей Народа, при проникновении внутрь через воздушный шлюз: очень давно, как сейчас казалось. Потом до него доходили отрывочные сведения о Народе из передач с борта «Искательницы солнц».
Но эти Птицы выглядели иначе: крупнее, с длинными кожистыми шеями и большими головами. Перья скрывали форму тела. У тех Птиц, возле воздушного шлюза, тоже были перья, но не такие длинные, роскошные и цветастые. Когда отряд Клиффа и группу силов конвоировали на борт, три крупных Птицы встопорщили перья и громко зашелестели ими, а шейные бахромы стремительно замелькали разными цветами – фиолетовые, розовые и слоновой кости. Нижние части оперений казались нежнее, и там цветные полосы отливали коричневыми и контрастно-фиолетовыми оттенками.
.
– Они… совсем как огромные павлины, – шепнула Ирма.
Клифф кивнул. На Земле у павлинов несоразмерно огромное оперение служило целям брачного ритуала. А эти вечно изменчивые, громко шуршащие перьевые рисунки явно играли куда более существенную роль в коммуникации. Под слоями перьев просматривались узловатые мышцы тазового пояса. Свободно сочлененные плечи позволяли хитроумно контролировать перьевые дискурсы.
– Я бы предположил, что это скорее невербальная коммуникация.
Кверт жестом выразил согласие.
– Вон те полые перья указывают настроение. Те, похожие на кисточки, возле ушных раковин, канализируют звуки. Много перьевых сигналов. Шелест и шорох тоже сигналы передают. И выбор цвета много информации дает.
Айбе проговорил:
– Структурная цветовая кодировка, думаю. Микроканальцы такие тонкие, что там происходит интерференция падающего света, который переотражается в том цвете, какой желателен Птице.
Клифф смотрел, как блестят и переливаются на свету, меняясь под разными углами зрения, великолепные радужные, синие и зеленые плюмажи.