– Из какого-нибудь водоема, – подумала вслух Мемор, – выбросило при столкновении с чем-то…
Она выдвинула длинный язык и попробовала теплый дождь на вкус, точно воду из ванной. Соль. Цунами великого моря забросало грязью даже эту высокогорную твердыню. Мемор сложила перья тесным жестким дождевиком.
Теперь по небу растекалась угольно-черная лужа; тучи надвигались друг на друга, точно смешивающиеся жидкости. Погожий радостный день обернулся темной ночью, но фейерверки в небе стали ярче даже звезды и Струи. Бело-голубая вспышка высветила все кругом и канула во мрак.
– Бемор!
Ответа не последовало. Она поднялась и заковыляла вперед в свете молний. Ноги были будто надувные.
Молнии выхватили из тьмы новое препятствие – расщелину. Раскололась сама скала, края разлома были совсем свежие и острые. Мемор едва различала противоположную сторону ущелья. Далеко. Даже в низкой гравитации не перепрыгнуть, во всяком случае, никому из тяжеловесных Птиц это не под силу. Ущелье преграждало путь к станции.
Мемор гневно, безнадежно озиралась. На одном с нею краю ущелья, также в отчаянии, сбились в кучу помощники и члены экипажа небесной рыбы. Она обоняла резкие запахи их страха. Асенат с ними не было. Очередная голубовато-белая вспышка позволила Мемор обозреть всех собравшихся на краю разлома. Они пронзительно перекрикивались и неловко топтались, напирая друг на друга.
Перед Мемор встала новая проблема. Куда подевались силы? И приматы?
43
Редвинг мерил шагами мостик и наблюдал за приближением врагов: темные комары порхали совсем близко, уворачиваясь от узлов турбулентной плазмы. Летели мгновения, на мостике царила тишина. Бет готовилась сфокусировать выхлоп, как только позволят настройки магнитных полей воронки. И было еще что-то, новое, незнакомое.
Корпус гудел, как диковинный симфонический оркестр. Высокие ноты на пределе слышимости, но четкие, разборчивые. Низкие же напоминали биение исполинского сердца или шум прилива – так неторопливо накатывают на кристально чистый пляж величественные волны, – а может, звуки огромного резонатора. Они пробирали Редвинга до мозга костей, и капитану вспомнилось, как мальчиком он стоял в соборе, слушая музыку Баха на массивном многотрубном органе. Трубы издавали звуковые волны длиной больше человеческого тела. Редвинг не столько слышал музыку, сколько отзывался на нее всем существом. И, как сейчас, проникался ощущением незримого, невыразимого величия.
Бет проговорила:
– Что бы это ни было там, снаружи, – а я ничего не вижу, кроме плазмы и магнитных полей, – оно пытается с нами поговорить.
– Последняя попытка, – сказал Карл, – убила Клэр.
– Да, и смертью ужасной. Я… Я только не пойму, как оно производит звуки? – протянула Бет. – О… Капитан, впереди плотный комок плазмы.
– Сфокусируй носовые поля, – приказал Редвинг. – Можем мы откусить от него дольку, сузить выхлоп и выстрелить в первый из этих флайеров?
– Думаю… да. – Бет и все члены экипажа на мостике погрузились в работу: сгорбленные над консолями, взгляды на экранах, пальцы отстукивают команды. – Да, вот этот цифровой алгоритмический блок, есть, порядок… Артилекты работают, но им не нравится задача.
– Она не обязана им нравиться, – ответил Редвинг.
Странные глубокие ноты, резонировавшие по всему кораблю, стихли.
– Может, нас оставили в покое? – пробормотала Бет.
Бурлящий ионный ком летел прямо в невод из магнитных полей на скорости больше семисот километров в секунду.
– Приплюсуем нашу скорость – больше тысячи километров в секунду получается, – доложил Карл. – Воронка затянута?
– По максимуму, – ответила Бет напряженно, одними губами.
Они наблюдали, как несется на них крупный комок плазмы. Он был куда обширнее воронки «Искательницы», и в момент столкновения корабль так тряхнуло, что головы людей откинулись на подголовники. По корпусу пронесся стон.
Внутренние системы диагностики зафиксировали, как заполняет воронку магнитной ловушки плотная плазма – и через коническую шейку перетекает в камеры сгорания. Там обитали самоподдерживающиеся равновесные геометрии полей, которые сжимали плазму еще сильнее, добавляли нужные примеси и – на экранах показались пульсирующие лихорадочным сиянием желтые шипастые пончики катушек – посылали в термоядерное пламя. Выхлопная струя вылетала через противоположные горловины камер и уносилась через обычное магнитное кормовое сопло.
Но не прямо назад по курсу. Пальцы Бет плясали над сложной командной сетью. Поля слегка искривлялись, вонзались в поток, отклоняли его в стороны. Мостик снова тряхнуло от смены момента импульса. Артилект корабельных систем стабилизации уравновесил рывок компенсирующими полями. Яростная плазма хлестнула по штирборту. Бет отрегулировала профиль выходного сопла камеры сгорания так, чтобы дополнительно подъюстировать форму выхлопа магнитными полями. Струя раскаленной плазмы напоминала палец, скребущий по хвостовой волне.
– Так, а теперь… – пробормотала Бет, не сводя глаз с дисплеев. – Поправка на ветер…
Первый флайер угодил точно в центр выхлопной струи. В момент столкновения картинка зарябила, преломленная сложной игрой полей, потом резкость вернулась. От флайера остались одни ошметки.
– Есть! – тихо констатировала Бет.
– Отлично, – проговорил Редвинг. – Остальные?..
– Второй меняет траекторию, уходит от удара, – сказал Карл. – Его буквально вбок сносит.
Бет подрегулировала выхлоп и поймала второй флайер в струю. Радости не выразил никто.
– Третий сбрасывает скорость, – сообщил Карл.
– Мы не можем дальше взбираться по Струе, – произнес Редвинг. – Они это знают. Придется развернуться.
– А третий будет выжидать, – закончила Бет. – И на сей раз впереди.
44
Тананарив порадовалась, что стенки ее узилища мягкие, но прочные. Транспортное средство, на котором она оказалась, явно угодило в передрягу. Рывки и толчки мешали сконцентрироваться на холодном, текучем голосе Ледоразумов в ее сознании, на образах ледяных обиталищ чужаков.
Звездный свет бледными пальцами прощупывал равнину из камня и льда. Вакуумные цветы прилежно сканировали медленно крутящееся небо параболическими чашечками. У основания каждого стебля – коллектора лучистой энергии – текли потоки жемчужной жидкости, заключавшие переплетенные сознания Ледоразумов. Тананарив даже представить не пыталась, как возникает в этих течениях согласованная мысль.
Надлежит поспешить. Мы решили полностью оживиться, чтобы преодолеть значительную трудность.
– И что это за трудность?
Ваша раса. Народ полагал, что справится с вами так, как совладал бы с юным и во многом невежественным видом, однако мы приходим к выводу, что это мнение ошибочно.
Тананарив подумала, не ответить ли что-то вроде «Ну, спасибо, блин!», но сарказм мог потеряться при переводе на язык чужаков.
– Послушайте, мы не успели сюда заявиться, а нас уже попытались пленить.
Птицы – наша… Пауза.
Полиция. Они ответственны также за равновесие. Нынешнее состояние неравновесно. Они не сумели постичь вашу природу. Распространяется возмущение.
– Что? Почему? Что происходит?
Ваш корабль посеял возмущение в нашей Струе. Птицы приказали атаковать ваше судно. Это противоречит нашим желаниям. Нам не удается пообщаться с твоими соплеменниками на корабле, поскольку некоторые Птицы этому мешают. Мы желаем обратиться к твоим сородичам напрямую, по каналам, которые вскоре откроем.
– Постойте, я не успеваю. «Искательница» влетела к вам в Струю? Вот это да!
В сознании Тананарив проявился образ темной мошки, летящей вверх по Струе, против бурлящего плазменного потока. Ракурс отъехал, она увидела Струю сбоку, там, где та приближалась к Свищу. Струя дергалась из стороны в сторону, поливая огнем удерживающие поля Свища и несколько обитаемых зон. Атмосфера раскалилась. Кое-где сравнительно тонкие опорные балки обитаемых секций раскололись и начали падать. Тананарив пришла в ужас.
В разум твой войти мы, однако, можем. Уполномоченная Астроном-Дальновзорка из Птиц, именуемая Мемор, составила детальную карту твоих нейронных лабиринтов. Ныне воспользуемся мы этими данными. Мы желаем через твое посредство поговорить с некоторыми твоими сородичами и попытаться затем утихомирить Диафанов.
Очередные чужаки?
– А они кто?..
В ее мозгу причудливыми желтыми узорами на бледно-синем фоне возникли образы течений, которые, извиваясь, сливались и формировали толстые «бублики». Тананарив откуда-то знала, что они больше материков, а размыты по краям оттого, что в среде Струи потоки были важней барьеров. Причудливо завитые мотки плазмы размером с миры, сокрушительные извержения в узде высокоэнергетических полей.
– Они… обитают в Струе?
Воображение ей отказывало, но ссылаться на это резона не было.
Они эволюционировали в магнитных структурах, усеивающих поверхности звезд. Эти структуры заузливаются, скручиваются, и так возникают новые витки поля. Информация, переносимая ими, воспроизводит себя. Отсюда рождается разум, или, по крайней мере, самосознание.
– Но они же бестелесные. Как они?.. – Тананарив не находила слов.
Мы с вами не видим хаотических столкновений великих плазменных туч на просторах между звездами. Мы все ничего не замечаем в промежутках между резкими точками, раскаленными добела, и полагаем ошибочно, что там, в космосе, ничего нет. Но там работает эволюция, непрестанно преодолевая силы распада.
Тананарив кое-что понимала в общей теории эволюции. Казалось неизбежным, что взаимодействие грубых сил порождает системы, далее влекомые эволюцией к той или иной степени осознания окружающего мира. Миллиарды лет нужны для формирования таких умоконструктов. Эти модели внешнего мира обладают способностью к самоусложнению. Некоторые модели развиваются быстрее, поскольку создают… модели-копии. Себя самих. Так зарождается самосознание у продвинутых животных. Но среди плазмы и магнитных полей?..