Потом, когда все кончится, будет подсчитано: на этом, последнем отрезке пути по четырем бронекатерам отряда Плехова стреляло не менее двадцати вражеских орудий и несколько танков.
Уже не раз попадали снаряды в корабли. Было вполне вероятно, что не каждому из них удастся дойти до переправы. Но пусть дойдут не все. Пусть и те, кто дойдет, не вернутся. Приказ гласил: «Любой ценой прорваться к переправе!» Любой…
И бронекатера прорвались.
Они неслись напрямую к мосту. По нему сплошной массой бежали гитлеровские солдаты, прогибая настил, катили танки, ползли, то набирая ход, то останавливаясь, огромные военные грузовики.
При виде стремительно приближающихся кораблей с нацеленными орудиями вся эта масса людей и машин панически заметалась.
— Огонь!
Ударили орудия носовых башен. На мосту вспыхнули разрывы. Загорелся грузовик, сбились в кучу солдаты, некоторые попрыгали в воду, остальные, расталкивая друг друга, побежали вперед, спеша достичь берега.
Ведя огонь с хода, катера продолжали приближаться.
Возле них все чаще вздымались столбы воды, свистели, жужжали, звенели, ударяясь о броню, осколки. Содрогнулся от прямого попадания корпус «сорок первого». Снаряд пробил борт, влетел в машинное. Старшина группы мотористов, парторг отряда мичман Дуда был ранен в бедро. Удушливый дым заполнил помещение. «Пожар! В машинном пожар!» Дуда поспешно отер руку, которой зажимал рану. Сильнее боли была тревога, что сейчас вспыхнет горючее и тогда конец кораблю…
Дуда понял, что перебило трубопровод, по которому горючее поступает в моторы. Надо успеть перекрыть трубопровод, сбить пламя. От удушливого дыма и жара сознание мутилось. Может быть, никого из товарищей уже нет в живых, надо успеть, пока держат ноги, пока слушаются руки, скорее, скорее…
Почти ничего не видя в дыму, он прощупал опасно нагревшийся трубопровод, нашел поврежденное место. Оттуда тугой струей било горючее. Крикнул, призывая на помощь, но не услышал собственного голоса. В одно мгновение — в машинном он умел действовать и с закрытыми глазами — нашел нужный инструмент, перекрыл трубопровод. Но тут в лицо пахнуло жаром. Дуда нашарил на стенке огнетушитель, направил струю пены вниз, откуда взбегало пламя. И только когда огнетушитель сработал до конца, выпустил его из рук и, теряя последние силы, упал…
Мотористы — они были живы и тоже боролись с огнем — бросились к своему командиру, хотели его вытащить наверх, но Дуда отстранил их:
— Тушите огонь!
Совсем ослабевший от потери крови, он еще продолжал отдавать распоряжения.
По бронекатеру, потерявшему ход, противник усилил огонь, снаряды ложились все ближе. Минута, другая — и неминуемы новые попадания…
Но закон боевого братства — не оставлять товарищей в беде. Гвардии лейтенант Евгеньев, командир «сорок третьего», к тому времени успевшего подбить на берегу танк и заставившего замолчать батарею, круто развернул свой корабль. Через несколько минут он был рядом с «сорок первым», взял его на буксир. Вывел потерявший ход катер из-под огня и вновь поспешил к переправе.
Обстрел со стороны противника усилился. Снаряд угодил в машинное катера Евгеньева. Повторилось то же, что произошло с «сорок первым». Из перебитого трубопровода хлынуло горючее, возник пожар. С огнем мотористы справились быстро. Но устранить повреждения, запустить моторы — дело, требующее времени.
— Поставить дымовую завесу! — скомандовал Евгеньев.
Катер окутался густым дымом, противник перестал стрелять по нему. Возможно, решил, что корабль горит, — зачем напрасно тратить снаряды?
А в машинном тем временем шла лихорадочная работа. Прошло несколько минут, и из дымового облака на полном ходу вынесся целый и невредимый корабль. Устремился опять к переправе.
Бронекатер Евгеньева сумел вновь прорваться через завесу огня, с хода ударил по въезду на мост, где скопились вражеские солдаты и машины. Загорелся танк, замерли два полугусеничных тягача с пушками на прицепе. Выпустив несколько снарядов, катер круто повернул назад. Именно такой тактики — поочередно прорываться к переправе, бить по ней и быстро уходить, чтобы не дать противнику пристреляться, — советовал придерживаться командир дивизиона, когда напутствовал отряд перед выходом в бой.
В течение трех часов бронекатера, прорываясь к переправе, наносили молниеносные удары. Уходили одни, тотчас же появлялись другие. Не давали врагу ни минуты передышки. На помощь четырем катерам отряда Плехова подоспели другие. Под конец к переправе прорвался «четырнадцатый» под командой гвардии лейтенанта Корочкина. Он был вооружен не только пушкой и пулеметами, но и установкой реактивных снарядов. Залп катерной «катюши» вызвал у противника еще большую панику. Гитлеровцы разбегались, бросая машины и орудия. Мост опустел, в нескольких местах он дымился, в настиле зияли провалы…
Переправа практически перестала существовать.
Это помогло нашим войскам быстрее продвинуться к Паричам и овладеть ими к концу дня.
Вошли в Паричи и корабли. С борта сносили раненых, павших в бою. Команда «сорок четвертого» провожала в последний путь старшину 1 статьи Чичкова, командира носовой башни. Во время боя у переправы коммунист Чичков получил тяжелое ранение. Истекая кровью, которую не смогла остановить наложенная наспех повязка, он не оставил своего поста. Еще один снаряд, пробивший борт под башней, нанес отважному моряку новую рану, которая оказалась смертельной…
Пробоины, вмятины на броне, черные подпалины на бортах и надстройках, покореженные поручни, перебитые фалы, иссеченные осколками палубы, пробитые во многих местах вымпела и флаги — такой вид имели бронекатера, вошедшие в Паричи после боя у переправы. Надо было пополнять боеприпасы и горючее, срочно исправлять повреждения, восполнять потери в людях.
А время не ждало. Дивизии, сломившие вражескую оборону перед Паричами, преследуя отходящего противника, продолжали наступать вдоль Березины на Бобруйск. Они, как и прежде, нуждались в помощи моряков.
К концу дня 27 июня, продвигаясь вверх по Березине и поддерживая огнем наступающие войска, бронекатера подошли к Бобруйску на дистанцию выстрела корабельных орудий — до города оставалось не более восьми километров. Не только огонь врага пришлось преодолевать им на этом пути. Опасность представляли и те препятствия, которыми фашисты перекрыли фарватер. На этот раз не просто боновые заграждения. На бонах были установлены скрытые под водой мины.
Но и эти преграды были одолены.
Утром 29 июня приблизились к южной окраине Бобруйска. В голубое небо над городом вползали, сливаясь в сплошную темную тучу, дымы пожаров. Выше серебристыми искрами проносились самолеты. Не понять, где свои, где чужие, — шел ожесточенный воздушный бой.
Чем ближе город, тем гуще встают пенные столбы от летящих навстречу кораблям вражеских снарядов и мин, больше всплесков от осколков и пулеметных очередей. Но катера упорно идут к причалам. Уже разведаны и намечены цели. Башенные орудия бьют по огневым точкам на берегу, по видным издалека штабелям ящиков с боеприпасами, по портовым пакгаузам и стоящим возле них большим крытым грузовикам. Косматое пламя взвихривается над крышей одного из пакгаузов. Видно, как вспыхивает возле него груженная боеприпасами машина, взрывается, разбрасывая ошметки огня…
Противник пристрелялся к катерам. Сейчас накроет… Круто развернувшись, корабли уклоняются от огня. Вновь возвращаются на курс и идут вперед.
Несколько раз в этот день прорывались моряки к городу, поражая врага своей дерзостью. Под вечер получили новую, еще более трудную задачу: пробиться к железнодорожному мосту, не дать противнику использовать его для переброски войск.
Быстро меняя курсовые углы, сбивая противнику наводку, первым к мосту проскочил под неистовым обстрелом бронекатер № 93 гвардии лейтенанта Калиуша. Калиуш знал, что вырвавшись далеко вперед, он навлекает на себя весь огонь вражеских батарей, прикрывающих мост. Но отважный офицер обдуманно шел на риск. Вода, взметенная разрывами, обрушивалась на палубу, броня звенела от ударов осколков и крупнокалиберных пуль, корабль качало на поднятой разрывами волне. Калиуш упрямо пробивался к мосту. Уже отчетливо видна его темная громада, нависшая над сверкающей рекой. Видно, как за решетчатыми перилами мелькают силуэты бегущих солдат, ползут тягачи с орудиями на прицепе, угловатые, похожие на гробы, бронетранспортеры. Видно, как там, где мост упирается в берега, все чаще вспыхивают дымки орудийных выстрелов. Вражеская артиллерия бьет уже прямой наводкой. Бронекатер отвечает, но силы неравны — одна корабельная семидесятишестимиллиметровка против двух батарей. Надо стрелять споро и точно…
Чтобы лучше видеть цели, Калиуш вышел из рубки. В ту же минуту ослепительно белое пламя вспыхнуло на палубе возле носовой башни. Лейтенант потерял сознание. Очнувшись и чувствуя в голове оглушительный звон, подумал: «Надо держаться! Надо до конца выполнить задачу…».
Пока вражеские батареи сосредоточивали всю силу огня на дерзком корабле, в одиночку вырвавшемся вперед, другие бронекатера, заняв удобные позиции, начали обстрел моста. В их числе был и «девяносто второй» гвардии лейтенанта Чернозубова. Лейтенант вел свой корабль серединой фарватера, но когда в левый борт со звонким щелканьем ударили пулеметные очереди и почти перед самым форштевнем начали шлепаться мины, решил пойти на сближение с противником. Катер резко взял влево, пошел вдоль берега, стараясь держаться в мертвом пространстве. Почти вплотную к воде спускалась каменная развалившаяся ограда городского кладбища. Чернозубов припал к смотровой щели, сквозь бинокль вглядываясь в зеленую листву меж надгробьями. Пулеметы врага где-то здесь, а чуть дальше на кладбище или сразу за ним должны стоять и минометы…
Так и есть! Лейтенант увидел вспышки частых выстрелов в полутьме между двумя памятниками. В кустах замаскирован пулемет. А левее еще один…
— Миномет противника бьет из-за часовни! — донесся звонкий мальчишеский голос.