— Говори, зачем здесь оказалась, и побыстрее. У меня нет ни времени, ни желания выслушивать длинные речи.
Манолла посмотрела на него так, словно перед нею был не наследный принц, а капризный, избалованный ребенок.
— Вы, ваше высочество, осмелились потребовать себе во владение Авенор и создали армию. Но создавать армию позволено лишь верховному правителю Тайсана, а вас королевской властью никто не наделял. Армия понадобилась вам не для защиты интересов Тайсана, а для сведения личных счетов, и я как кайден выражаю свой официальный протест. Во имя блага нашего королевства я требую, чтобы вы отказались от замыслов уничтожить наследного принца Ратана. Аритон Фаленский не является угрозой для Тайсана. Содружество Семи объявило ваши притязания ложными. Я вынуждена вам об этом напомнить, ибо мой долг — прежде всего заботиться о благе Тайсанского королевства.
— Такое ощущение, будто ты приносила клятву на верность не мне, а Содружеству, — с холодным презрением произнес Лизаэр.
Ветер играл его золотистыми волосами и такими же золотистыми кистями на лошадиной сбруе.
— Да и что собой представляет это Содружество? Кучку магов, вошедших в сговор с Повелителем Теней! Не обошлось и без твоей поддержки. А ведь, если помнишь, я тебя предостерегал.
Выражение желтых, как у ястреба, глаз Маноллы не изменилось.
— Деньги и все остальное, что поступило к вам из ратанских городов, мы с помощью Содружества возвратили наследному принцу Ратанскому. Как тейр-Фаленит распорядится этим, меня не касается. Вас, потомок Илессидов, — тоже. Говорю вам при свидетелях: если вы — принц, достойный своих предков и считающий Тайсанскую хартию своим главным законом, вы повернете назад. Велите командирам развернуть войска и не лезьте в дела Ратана.
Лизаэр печально склонил голову.
— Ты просишь слишком много. Аритон Фаленский — угроза для каждого из нас. Уверен: любой принц моей династии, не колеблясь, выступил бы в защиту ни в чем не повинных людей.
— В таком случае, осмелитесь ли вы стать первым в своей династии принцем, пролившим кровь кайдена? — спросила Манолла.
— Я не вершу самосуд, — возразил Лизаэр. — Я поступлю по-другому: я призову себе на помощь городские законы. Тебя буду судить в Изаэре. Не сомневаюсь, что тамошний палач оборвет жизнь воровки, поощрявшей грабежи караванов.
В просвет облаков хлынул яркий солнечный свет и заиграл на драгоценных камнях, украшавших пальцы и одежду Лизаэра. Принц махнул своим телохранителям.
— Взять ее!
Двое офицеров послушно спрыгнули с коней и отцепили поводья на случай, если Маноллу понадобится связать.
Кайден даже глазом не повела. То, что происходило сейчас, не укладывалось в ее сознании. Она была «тенью позади трона». Служительницей, но не служанкой, чтобы на коленях умолять о пощаде.
— Одумайтесь, ваше высочество! Обрекая меня на смерть, вы нарушаете клятву гостя, которую когда-то принесли в моем доме.
Офицеры стояли в нерешительности, но Лизаэра слова Маноллы ничуть не смутили.
— Лучше я нарушу клятву гостя, чем поставлю под удар принципы справедливости. Ты — преступница и должна быть наказана по всей строгости закона. — Властный и неумолимый, Илессид добавил: — Можешь взывать к моей чести, но немного бы стоила моя честь, если бы я забыл о защите жителей Тайсана. Они несведущи в магии и могут уповать только на меня. Говоришь, не лезть в дела Ратана? А кто защитит тамошних горожан? Уж не их ли принц-преступник, который своей коварной магией погубил тысячи людей?
Ответом ему было ледяное молчание Маноллы.
И все же офицеры не решались схватить тайсанского кайдена. Лизаэр был вынужден прикрикнуть на них и пригрозить: если они не выполнят приказ, он сочтет их сообщниками Маноллы.
Эта хрупкая женщина, успевшая многое повидать на своем веку, даже не вздрогнула, когда офицеры заломили ей руки за спину и связали поводьями. Потом они сорвали с ее одежды нашивку. Все это время госпожа Манолла безотрывно глядела на Лизаэра. И только когда ее грубо толкнули, заставив опуститься на колени перед копытами лошади наследного принца, кайден нарушила молчание.
— Берегись, клятвопреступник! Я погибну, но у меня останется внук. Маги Содружества сделают его кайденом Тайсана. Наши кланы сохранят верность династии Илессидов, но не тебе, вероломный принц. Наше доверие к тебе подорвано навсегда. Не думай, что наши кланы простят тебе это судилище. Не знаю, каким будет возмездие: стрелой, пущенной из темноты, отравленным кубком вина или ударом ножа в горло, но оно непременно тебя настигнет. Я пожертвовала своей жизнью, чтобы все знали, в кого ты превратился. Ты именуешь себя спасителем. Нет! Деш-Тир давно сделал тебя своим рабом.
Некоторое время Лизаэр молча и с какой-то брезгливой жалостью глядел на поверженную женщину. Потом сказал:
— Увы, храбрая Манолла, тебя сбили с толку, и ты расплачиваешься за это собственной жизнью. Я отправляюсь на войну как защитник мира, чтобы расправиться с тем, кто с самого рождения не знал, что такое совесть. Я не раб Деш-Тира, а защитник справедливости. Если не противостоять Повелителю Теней, все население Этеры может попасть к нему в рабство, включая и моих подданных, которые достойны лучшей участи. И Содружеству придется объявить меня верховным королем Тайсана.
Лизаэр натянул поводья.
— Какой смысл в традициях и законах, если они оборачиваются против ни в чем не повинных людей? Запомни мои слова: когда Повелитель Теней будет повержен, твои кланы принесут мне клятву на верность.
— Твоим сыновьям — да, но только не тебе, — твердо возразила Манолла. — Если моей жизни суждено оборваться от рук изаэрских палачей, клянусь кровью сердца: ни один боец наших кланов не принесет тебе клятвы верности.
Видение распалось, словно ветхая шпалера под напором ветра. Сетвир сидел, склонив голову. Его борода закрывала худые, испачканные чернилами руки. Когда он заговорил, в усталом голосе хранителя Альтейна звучала скорбь и горечь:
— Надо отдать должное Лизаэру: он удержал свою свору от расправы на месте и не добавил Манолле новых унижений. Ее не стали заковывать в кандалы, а просто посадили в запряженную мулом повозку и под усиленной охраной повезли в Изаэр, чтобы передать городским властям.
Асандир сцепил побелевшие от напряжения пальцы. Он не позволил ярости выплеснуться наружу. Как и Сетвир, он склонил голову и закрыл глаза. Прохладный воздух северной пустыни обдувал ему кожу, но маг его не чувствовал. Усилием воли Асандир заглушил в себе биение магической силы. Случившееся с Маноллой было не самым сильным потрясением в его немыслимо долгой жизни, но сейчас он беззвучно плакал, как обычный человек. Скорбеть — это все, что ему оставалось. Сил и возможностей вмешаться у Содружества сейчас не было.
Но никакая скорбь не должна была заслонять истинного положения вещей. Причина пленения Маноллы, равно как и причины многих других событий, скрывалась в проклятии Деш-Тира. Даже если бы Содружество вдруг нашло способ разрушить это проклятие и прекратить вражду между принцами, это едва ли спасло бы жизнь Маноллы, которую через пятнадцать дней казнят в Изаэре на основании городских законов и по приказу Илессида.
Манолла Ганли… Кайден Тайсана, бесстрашная, как лев, и непоколебимо верная своим убеждениям. «Принявшая смерть от своего наследного принца» — так потом скажут о ней. Какая страшная, издевательская эпитафия. Едва ли Маноллу пугает собственная смерть. Судьба уже нанесла ей смертельный удар, разрушив все, что было смыслом ее жизни.
— А времена становятся все тяжелее, — сказал Асандир.
Сначала вторжение Деш-Тира, прорвавшегося на Этеру через Южные Врата. Потом бунты и свержение верховных королей. Исчезновение паравианцев. Тогда магам Содружества казалось, что ничего хуже быть уже не может. Оказалось, что может, ибо у трагических событий всегда бывают трагические последствия.
Думать о будущем он просто не решался.
Сетвир меньше всего был похож сейчас на могущественного хранителя и летописца Альтейна. Морщинистый старик, бесконечно уставший от ударов судьбы. Он сидел, глядя на первые вечерние звезды, и ветер трепал его бороду, словно кудель. Сетвир лучше, чем кто-либо, знал мысли, владевшие Маноллой. Наверное, еще тогда, готовя нападение на караван Лизаэра, направлявшийся в Авенор, она предчувствовала, что подписывает себе смертный приговор. Но поступить иначе Манолла не могла. Сетвир помнил, с каким чувством она отправляла гонца в Альтейнскую башню.
— Манолла видела в тейр-Фалените защитника ее кланов. Меня тогда восхитило ее стальное мужество, и я пообещал гонцу, что послание обязательно попадет к Аритону.
Сетвир мог бы и не говорить сейчас об этом. Асандир видел внушительный список, который хранитель Альтейна со свойственным ему прагматизмом прибавил к посланию Маноллы. Понимая чувства, владевшие Сетвиром, Асандир все же решил переменить тему разговора.
— Так все-таки что тебе известно о Харадмоне? — спросил он.
Сетвир сердито встряхнул головой и развернул перед ним новую цепочку видений.
Хижина в густом лесу неподалеку от Авенора, спешно покинутая живущей там кориатанской колдуньей из Круга Старших… Сама колдунья, окружившая себя всевозможными охранительными заклинаниями, торопится к Главной колдунье, чтобы передать ей известие чрезвычайной важности… Изрытая и истоптанная полянка, на которой валяется жестоко истерзанная туша убитого кабана. От многочисленных ударов копьем его череп стал похож на решето. Слабое мерцание, исходящее от черепа, показывает, что встреча зверя и охотника не была случайной; кабана привело сюда заклинание все той же колдуньи… Рядом с убитым кабаном лежит и орудие его убийства — копье, вобравшее в себя не охотничью страсть, а беспредельную, нечеловеческую ненависть, двигавшую убийцей…
— И что дальше? — спросил Асандир.
Пленение Маноллы все еще занимало его мысли, мешая воспринимать зигзаги логических построений Сетвира.
Лазурные глаза хранителя Альтейна с досадой взглянули на Асандира.