Генеральша Песканова[69]
Мое сердце принадлежит госпоже министру обороны. Я тоже считаю, что нечего делать нашим солдатикам на борту рыболовецких судов — вот еще, от пиратов их защищать. Да, другие страны позволяют себе, Франция, например, но все же знают, что французы как были фашистами, так и остались, их хлебом не корми — дай пострелять, будто они так до сих пор и не вылезли из Дьенбьенфу. Не то что трезвомыслящие и спокойные испанцы. К тому же среди лягушатников полно блондинов, неудивительно, что они презирают цветных среднеафриканских афроамериканцев — как сказала по радио одна добрая, вконец запутавшаяся женщина, — и совершенно не стесняются их убивать направо и налево: взять хоть тот раз, когда они наехали на бедных сомалийцев — а ведь известно, что несчастные стреляют и захватывают заложников, только чтобы прокормиться! — и вместо того чтобы по-доброму, по-человечески заплатить им выкуп, как это делаем мы, вломили им по первое число — и прощай, крошка, не горюй. Нет и нет, это не наш путь. Не для того мы держим армию. Армия нам нужна, чтобы сражаться по шесть часов под непрерывным огнем в Афганистане, а потом госпожа министр, глядя тебе в глаза, заявит с военной прямотой, что это не военная операция, а гуманитарная акция, в ходе которой приходится время от времени давать резкий отпор. Врагов там называют не врагами, а неконтролируемым элементом. Максимум — это если новости начинаются с выступления министра — шаловливыми бесенятами и проказливыми плутами. И достаточно одной щепотки западной демократии, чтобы маленькие своенравные талибанчики превратились в добропорядочных граждан с банковским счетом и воскресными шашлыками. Правда вот солдат, что изо дня в день патрулируют там границы, называют совсем по-другому. «Сукины дети» — самое мягкое из всего набора. Но когда это происходит, министр не встревает. Не будем ее винить. Она же тут, а не там — она не слышит.
Что до рыболовецких судов, то госпожа министр обороны — надо бы как-нибудь проверить, кого именно это министерство теперь, при Пепе, обороняет, — заявила владельцам, что если они беспокоятся за безопасность своих судов, пусть те выходят на лов группами и пасутся в одном месте. Из этого можно было бы заключить, что министр просто не представляет себе, что такое траловый лов, но это никак не меняет высказанной ею идеи. А идея такова: если семнадцать испанских траулеров будут покачиваться на волнах вместе, борт о борт, они будут куда целей, чем если нарушат чудный, специально для их пользы и безопасности придуманный порядок и разбредутся по морю, положившись на милость божию. Что уж они там поймают — или не поймают, — дело десятое, потому что безопасность превыше всего. А если они пришвартуются друг к другу да сунут в центр фрегат «Канариас», будет вообще красота. Безопасней некуда. И пусть пираты только попробуют выдернуть из этой связки хоть одно судно. Потом они дружно вернутся в порт с пустыми трюмами, зато защищенными по уши. Так что сами видите — нам нужно больше конструктивных идей и меньше демагогии.
Я страшно уважаю тех, кто о нас заботится. Вот госпожа министр очень правильно отрезала, что нечего солдатам делать на рыболовецких судах. Если судовладельцам так уж нужно, пускай отправляют в море частных охранников. С дубинками и наручниками. Тихонько. Без шума и пыли. Но судовладельцы — тоже фашисты хреновы — подняли бучу, и в министерстве сказали: ну, ла-адно, черт с вами. Пойдем разок вам навстречу. И теперь охрана может брать с собою винтовки. Дальнобойные, заявил кто-то, как будто они бывают близкобойными. Правда, вооруженным автоматами и гранатометами пиратушкам-плутишкам это как слону дробинка. Для таких заварушек нужен тот, кто разбирается в теме. Скажем, морская пехота, которая занимается этим со времен «Лепанто», — им одной антипиратской операцией больше, одной меньше… Впрочем, ладно. Ситуация такова, какова она есть. Раз силовики не в состоянии ничего сделать, а рыболовам все равно придется выкладывать деньги на охрану, пусть они хотя бы наймут профессионалов с опытом ведения войны, как это сделал Буш в Ираке, — и все отлично устроится. А если нет, пусть корабли сменят гражданство и плавают под французским флагом. Госпожа министр имеет право спать спокойно, не вздрагивая от мысли, что испанский солдат обидит недокормленного, но хорошо прожаренного негра — пусть бы и с базукой на плече. Вы сами представьте — а вдруг чернокожего ранят? До крови? Что скажут журналисты и правозащитники, когда выяснится, что солдат Атауальпа Фернандес, уроженец Лимы, и капрал Ванеса Перес из Сан-Фернандо, военнослужащие морской пехоты испанского королевского флота, направленные для несения службы на траулер «Хосу Тернера», разрядили два магазина HK калибра 5,56 в худого анемичного сомалийца, из-за собачьей жизни и ради горячего приварка вынужденного стрелять из гранатомета в капитанский мостик траулера! Бедное создание.
О пиратах и корсарах
Из-за нападений на корабли в Индийском океане и других испанских морских похождений пресса пестрит словами «пираты», «буканьеры», «флибустьеры» и «корсары». Не всегда, надо сказать, по делу. Похоже, в головах у журналистов образовалась некоторая путаница, простительная, быть может, когда речь идет о юнце, торопливо сочиняющем репортаж с места событий, но ведь в солидных изданиях есть редакторы отделов, есть выпускающие редакторы, есть еще какие-то люди, предположительно читавшие что-нибудь по теме — хотя бы в силу возраста или профессионализма. Люди, способные поднять зад и преодолеть несколько метров, отделяющих рабочий стол от книжных полок, где стоит — ну, то есть должна стоять — справочная литература, или просто напечатать в адресной строке «сезам-откройся-точка-ком» — это несложно, двадцать миллионов человек по всему миру ежемесячно делают это! — и заглянуть на сайт словаря Испанской королевской академии.
Проделав же все это, они обнаружат, что «пираты», если отбросить романтические измышления, — это просто-напросто ублюдки, сброд, нападающий на корабли исключительно ради поживы. С седой древности и до наших дней эта деятельность сопровождается убийствами, изнасилованиями, пытками и требованием выкупа. Поэтому пиратов всегда считали отбросами, морской сволочью без чести и совести, и во времена более суровые, чем наши, попавши в руки закона, пираты кончали свои дни на виселице, как это произошло с Бенито Сото, казненным в Гибралтаре в 1832 году, — я как-то рассказывал о нем здесь.
Флибустьерами и буканьерами называли пиратов Карибского моря времен испанского владычества. Местный, так сказать, колорит. Флибустьеры — предполагается, что это имя произошло от старинного слова «freebooter», то есть «мародер», — не имели иных занятий, кроме убийств и грабежа. Буканьеры были потомками французских колонистов, осевших на Карибских островах. Они коптили мясо на решетках под названием «букан», но оставили это дело ради сулившего большие прибыли морского разбоя и душегубства. Укрывшись за спиной англичан, двуличных и беспринципных, как всегда, когда появлялась возможность ущемить испанские интересы в Америке, они превратили в пиратское гнездо вначале Тортугу, а потом и Ямайку, и так продолжалось до тех пор, пока гаденыши не начали нападать на своих. Тут-то Лондон задергался, и все бросились подписывать международные соглашения, разворачивать антипиратские кампании и задали наконец работы виселицам. Британия в своем обычном репертуаре.
Напротив, «корсар» — звание, если можно так выразиться, достойное. И непростое. С одной стороны, так называли любой корабль, который во время войны нападал на вражеские торговые суда. Немецкий тяжелый крейсер «Адмирал граф Шпее» был корсаром, и корсаром же был «Атлантис» в фильме «Под десятью флагами» — два немецких военных корабля, с той лишь разницей, что второй маскировался под торговое судно нейтральной державы. Но это уже в современной, так сказать, модификации. Другое дело — настоящее, классическое корсарское судно. Его владелец, частное лицо, получал во время войны разрешение от своего правительства атаковать и захватывать вражеские корабли — как правило, торговые, — а заодно и пиратов. Так что корсары были вроде как гражданскими помощниками военного флота, а в награду получали часть прибыли от захваченного судна и его груза. Право на охоту давала специальная разрешительная грамота от властей — корсарский патент, — но она же и ограничивала возможную добычу кораблями страны-неприятеля или кораблями, стоящими вне закона. Выражение «корсарский патент» вошло в разговорную речь, и сегодня его используют, когда говорят о человеке, которому почему-то дозволено действовать по ту сторону правил и законов.
В общем, называть «корсарами» сомалийских пиратов не просто неточно — грешно.
Это значит оказать им незаслуженную честь, возвести обычных грабителей-беспредельщиков — «от них пощады не жди»[70], говорил Сервантес — в ранг почти респектабельных людей. Мы, в бесконечной нашей тупости, уже однажды сделали что-то подобное в 70-х годах, назвав баскских террористов, чьей единственной заслугой было умение пустить жертве пулю в затылок, уважаемым именем «коммандос», ранее означавшим участников Англо-бурской войны и бойцов современных спецподразделений. Так что нефиг жеманиться и заигрывать с бандитами. Корсарами милостию Божьей были Антонио Барсело, Роже де Флор, Робер Сюркуф, Джон Пол Джоунс, Жан Лафит — хотя этому последнему случалось и просто пограбить в свое удовольствие — или герои великолепного романа «Охота» уругвайца Алехандро Патернайна. Все прочие — морские подонки, воры и убийцы. Чтоб вам было понятней — пираты.
2010
Суши-банда
И снова они это сделали, кто бы сомневался. Гребаные сушееды. Подписали на международной встрече в Катаре смертный приговор тунцу. А ему и без того уже почти крышка. Испания, временный президент Евросоюза, поддержала, конечно, рекомендацию резко сократить торговлю тунцом. Но сделала это нехотя, через силу, потому что выбора у нее не было, и наши представители вздохнули с облегчением, когда рыболовецкая мафия во главе с японцами провалила предложение внести тунца в Красную книгу вместе со слонами, львами и другими исчезающими видами.