― Значит, справедливость ты пока отставил в сторону?
― Каждый мир, присоединенный во время Великого крестового похода — это еще один шаг ко всеобщей справедливости.
― А что тогда каждая смерть каждого голодного ребенка здесь, на Киаваре? Разве это справедливость? А каждый житель Освобождения, лишенный работы? Каждое проявление коррупции? Разве это не преступления?
Коракс вздохнул. Он неоднократно задавал самому себе те же самые вопросы.
― Порой нашими собственными чувствами, равно как и улучшением собственной жизни, необходимо пожертвовать во имя всеобщего процветания. Я не прошу от других жертвовать больше, чем я сам. Я всю свою жизнь провожу на войне. Думаешь, мне нравится роль убийцы? В каждой битве я вижу, как гибнут мои сыновья. Я стирал с лица земли целые цивилизации ради торжества другой, более великой. А теперь я вижу, что мои давние товарищи предали меня в моем собственном доме, пока я сражаюсь за судьбу всего человечества! Ты считаешь себя праведником, но на деле ты просто вредитель. Твой эгоизм застилает тебе глаза, и ты не в состоянии увидеть весь масштаб того, что пытается создать Император.
― Справедливость не терпит полумер! — возразил Эррин. — Если ты хочешь, чтобы в тебе видели справедливого судью, ты не должен подчинять правосудие своим прихотям. Или ты — несгибаемый заступник, или ты такой же политик, как и все остальные паразиты, сосущие кровь из тех, о ком ты так заботишься. Есть множество мест в разы страшнее Киавара. Но это не значит, что нужно бросать работу на середине. Здесь остались слишком глубокие раны, которые никогда не исцелятся. Лучшее решение — отрезать поврежденную конечность целиком. И если ты этого не сделаешь, то в конечном итоге поплатишься. Механикум завидуют секретам техногильдий. Техногильдии злятся на Механикум. Киаварцы, лишившись власти, сделали нужные выводы, а ликейцы по–прежнему страдают.
― Значит, они должны страдать! — оборвал его Коракс. — Ты и впрямь не понимаешь. Ты не можешь осознать, насколько все на самом деле сложно. И сейчас ситуацию нужно оставить такой, какая она есть.
― Коракс, я все понимаю. Я все прекрасно понимаю, ― улыбка Эррина заледенела. — Когда–то ты был свободным человеком. Ты учил нас ненавидеть тиранию, а теперь сам, сознательно, переходишь в услужение тирану. Все эти теоретики от политики учили тебя, учили, а ты бросил их вот так.
― Возмездие иногда нужно, но справедливость важнее, ― ответил Коракс. — Но даже тогда необходимы компромиссы. Благо человечества должно быть важнее всего.
Несколько мгновений примарх и смертный смотрели друг на друга, и, наконец, Эррин пожал плечами.
― Я сказал все, что должен был сказать. Я сделал все, что должен был сделать. На Киаваре неспокойно. Тебе придется вмешаться.
― Я не буду этого делать, ― отрезал Коракс. — С этим разберутся Механикум. Это не моя забота. Все эти убийства были напрасными, Эррин. Ты напрасно сломал свою жизнь.
Коракс смерил его долгим взглядом и направился было к двери.
― Полагаю, теперь ты убьешь меня? — раздалось за его спиной.
― Да, ― ответил Коракс, задержавшись у выхода. — За то, что ты предал лично меня. Этого я не смогу простить. Я оказываю милость техногильдиям, и я окажу ее и тебе. Ты умрешь тихо и быстро, и не покроешь свою голову еще большим позором.
― Ты не заслуживаешь моей верности. Ты погряз в насилии, ты стал рабом собственных прихотей. Ты несешь возмездие, когда захочется, и избегаешь правосудия, когда оно необходимо.
― Я воплощаю замысел Императора, ― ответил Коракс, и в его черных глазах полыхнула ярость. — Каким бы тот ни был.
― Однажды ты поймешь! — Эррин сорвался на крик. — Ты увидишь, Корвус Коракс! Ты ошибаешься! Ты не сможешь вечно прятаться в тенях!
― Это решать Императору, а не тебе, Эррин, ― ответил тот.
Дверь в камеру захлопнулась. Коракс помедлил, прислушиваясь к крикам Эррина. Мольбы, угрозы, настойчивые просьбы к Кораксу вернуться к своим людям… Примарх коснулся двери ладонью.
― Однажды я вернусь, ― сказал он себе. — Я вернусь сюда и сделаю Киавар идеальным образцом человеческого общества. Но все впереди, и до тех пор нас ждет множество черных дней.
С этими словами Коракс скрылся во мраке Вороньего Шпиля.
Перевод – AzureBestia
Редактура – Pictor Jack
I
СТРАТЕГ
Укрытие было близко ― Робауту Жиллиману не нужно было видеть брата, чтобы понять это. Ощущение чужого присутствия заставляло волосы на загривке встать дыбом ― так, наверное, чувствует себя добыча за мгновение до смертельного укуса.
Жиллиману приходилось быть настороже ― он выиграл, но все еще мог упустить свою победу. В огромном, разрушенном концертном зале тени были повсюду ― а брат Робаута был властелином теней. Это была его вотчина.
Аккуратно перешагнув через кучу тел, истекающих кровью и прочими жидкостями, Жиллиман навел Арбитатор на вершину разбитой колонны. Брат часто атаковал сверху ― схема, по которой он устраивал засады, в основном базировалась на высоте и темноте.
Но наверху никого не было, и примарх направился вперед.
― Твои войска разбиты! ― гаркнул Жиллиман. ― Твои миры захвачены, а твоя последняя крепость объята пламенем! Ты сдаешься, братец?
Едва уловимое движение воздуха послужило единственным предупреждением о нападении ― брат выпрыгнул из темной дыры в потолке. Черное пятно приняло человеческую форму и бросилось на Жиллимана. Тот развернулся, уворачиваясь от хищно изогнутых когтей, метивших ему в шлем.
― Идеальный обезглавливающий удар! ― восхищенно заметил Жиллиман. ― Я едва уклонился!
Брат перекатился и подскочил на ноги. В отличие от Жиллимана, он был без доспехов, лишь в черной одежде, скрывавшей его с головы до пят, а его лицо было перемазано пеплом его павшей империи. Скромный керамитовый нагрудник был его единственной физической защитой, всю остальную работу выполняли скрытность и коварство. И эта стратегия почти сработала.
Но почти победа ― это не победа.
Брат снова бросился на Жиллимана. Когти, закрепленные на тыльной стороне его руки, затрещали от разрушительной энергии. Но даже теперь, когда он стоял перед Жиллиманом в полный рост, его было почти невозможно разглядеть ― он двигался с такой потрясающей скоростью, что его движения смазывались.
― Сдавайся! Ты проиграл! ― крикнул Жиллиман. Он не горел желанием ранить брата, но тот продолжал атаковать.
Когти со свистом рассекали воздух вокруг примарха Тринадцатого легиона, в одну секунду вонзаясь, в другую ― рассекая, постоянно двигаясь, превращаясь в одну сплошную стену из адамантия. Оставив меч в ножнах, Жиллиман уходил от ударов и отступал, выжидая подходящего момента.
И тот наступил ― на одну долю секунды нагрудник брата оказался не закрыт второй рукой ― и Жиллиман без лишних раздумий воспользовался этим, ударив изо всех сил.
Полыхнула ослепительная вспышка, Длань Доминиона высвободила накопленную энергию и брата отбросило назад; нагрудник, расколотый ударом силового кулака, задымился. Врезавшись в стену, брат рухнул на покрытый обломками пол.
― Ты побит, братец. Сдавайся.
Противник, вытянувшийся на полу, в упор посмотрел на него, но в непроницаемо–черных глазах нельзя было рассмотреть ничего. Он напряг мышцы, готовый к новой атаке, и Жиллиман осторожно наступил на его расколотый нагрудник, пресекая любые попытки встать.
― Даже не пытайся подняться. Ты побит.
Брат разлегся на полу и расслабился.
― Ты сдаешься? ― спросил Жиллиман.
Тот прислушался. Отзвуки стрельбы за пределами концертного зала поглотила тишина. Умолкли и орудия истребителей, с ревом рассекавших небо. Черные глаза оглядели тела, валявшиеся по залу.
Война была окончена.
― Я сдаюсь, ― ответил Корвус Коракс, и Жиллиман улыбнулся, убирая ногу.
― Отлично. Завершить симуляцию! ― скомандовал он. ― Высший уровень доступа!
― Образец голоса идентифицирован, ― откликнулся механический голос. ― Робаут Жиллиман, тринадцатый примарх, прародитель легиона Ультрамаринов. Симуляция завершена.
Электрическое жужжание стратегио–симулякра неприятно отдалось у Жиллимана в затылке, и поле битвы растаяло, как ледяная скульптура под лазерным лучом. Порожденные когитатором видения рассеялись, сменяясь окружающей реальностью, а следом произошло разъединение. Собственное восприятие Жиллимана рисовало его стоящим на ногах и закованным в броню, а затем он увидел Коракса, лежащего на койке, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать самого себя в том, кто лежал на соседней.
― Подготовьтесь к реинтеграции, ― велел механический голос. Предупреждение было и впрямь необходимым. Пространство вокруг как будто перевернулось, и Жиллиману понадобилась вся сила воли, чтобы открыть глаза. Он с трудом удержался от того, чтобы судорожно вдохнуть, словно утопающий, вынырнувший из воды.
Коракс, которому реже доводилось пользоваться стратегио–симулякром, с таким же трудом удержал лицо ― придя в себя, он забарахтался, как рыба на песке.
― Твоя реакция на симулякр уже куда лучше. Ты начинаешь привыкать, ― проговорил было Жиллиман и прокашлялся. Руки и ноги все еще покалывало. Погружение в искусственные сны проделывало с телом странные вещи.
Коракс открыл глаза. Абсолютно черные, они делали его похожим на инопланетянина.
― Мне не нравится момент отключения, но когнитивный диссонанс уже гораздо слабее, ― ответил он, усаживаясь на загрузочной койке и стаскивая с головы магнитный обруч. ― Правда, я не вижу причин продолжать эти тренировки. Теперь ты слишком хорошо меня знаешь, и, наверное, не осталось ничего, чему бы ты не научился.
― Ты победил меня три раза, ― заметил Жиллиман, ― мало кому удавался такой трюк.
― Три раза из двадцати. Ты очень быстро учишься, ― Коракс потянулся и поморщился. ― Это были мои лучшие стратегии, и ты просчитал их все.
― Стратегио–симулякр ― восхитительное устройство, ― проговорил Жиллиман, вставая на ноги, тоже едва гнувшиеся. ― Ни одна из проекций, с которыми мне доводилось иметь дело, не была столь реалистичной. Нашим предкам наверняка приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не потерять себя в искусственной реальности окончательно. К тому же, при всех его чудесах, эта штука здорово ослабляет тело. ― Он протянул брату руку. ― Отличная игрушка, к тому же, весьма полезная, но она не лучшим образом сказывается на здоровье. Так что, если ты хочешь закончить наши тренировки, я не возражаю.