В то же время, Табари исследовал все аспекты исламского прошлого. Он пытался разобраться в контекстах чтения арабской поэзии вслух, используя стихи, которые предшествовали подъему исламской религии. Историк обсуждал проблемы чтения Корана. Какие способы были предпочтительнее? В каких районах их предпочитали — и кто?
Табари посвятил работу всей своей жизни тому, чтобы попытаться объединить все, что было известно, и то, что он смог выяснить о толкованиях Книги Знамений. Он также написал подробный труд о мировой истории, который стал столь же влиятельным, как его работа о Коране. Правда, некоторые были с этим не согласны.
Но даже если бы этот человек был только толкователем Писания, то все равно остался бы одним из важнейших знатоков мусульманства во все времена. Его работа состоит, по меньшей мере, из тридцати книг и занимает двенадцать томов в новейшем печатном издании. Табари сделал обзор всех трудов своих предшественников с целью не столько разобраться в порядке Знамений, сколько перечислить и оценить все возможные подходы к ним.
Табари считал напрасными попытки представить, как пророк Мухаммад получил поток Света свыше. Сущность Корана очень разнообразна: он был поэмой, молитвенником, песней, а также сводом законов. Писание — поэма в силу своего лирического стиля и запоминающихся строк. Но эта поэма не похожа ни на одну другую. Коран был молитвенником, потому что все мусульмане пользовались им в молитвенных обрядах («салят»), а также в молитвах, взывающих к имени Господа («ду’а»). Чтение Писания напоминает музыку, но не похоже на другие песни: его текст передавал значение через звук. Коран также стал кодексом законов, не в меньшей степени благодаря мастерству праведных мусульманских законников, например, Шафи’и и ибн-Ханбала.
Для Табари Коран стал, прежде всего, следующим этапом Откровений, которые уже нашли отражение в Библии. Коран, в его представлении, был преумноженной Библией, поскольку в нем содержалось множество знакомых иудеям и христианам историй, но с новыми акцентами. Будучи гораздо короче еврейской Торы, Коран по объему больше, чем христианские Евангелия. Хотя Мухаммад и не совершил никакого чуда, Коран стал Божественным чудом, которое передал пророк. Неоднократно задача толкователя заключалась в том, чтобы показать, как Откровения, ниспосланные Мухаммаду, воплощали ранние пророчества, а также превосходили их по масштабу, точности и проницательности.
Один из первых примеров особого подхода Табари появляется в его толковании Открывающей Книгу суры. В последних стихах говорится:
Веди нас по дороге прямой,
по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, — не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших.
Имитируя сократический диалог, Табари разговаривает с неизвестным собеседником. Тот спрашивает его мнение о людях, которые находятся под гневом, и о заблудших.
Табари отвечает: «О тех, кто находится под Божьим гневом, Господь говорит в Своих Откровениях так: «Тот, кого проклял Аллах и на кого разгневался, и сделал из них обезьян и свиней, и кто поклонялся тагуту. Эти — злостнее по месту и более сбившиеся с ровного пути» (5:60)».
Иными словами, Табари толкует Писание понятиями, установленными самим Кораном, размышляя над Открывающей сурой — семью стихами, ставшими прообразом всех откровений Книги Знамений, законник истолковал ее с помощью обращения к последующей суре «Трапеза». Там для понятия «гнев» и «заблуждение» используются те же арабские слова. Кажется, что во втором случае иудеи и претерпели гнев Божий, и сбились со своего пути, то есть, заблудились.
Затем Табари подтверждает особенность этой религиозной группы, цитируя множество страниц из Преданий о пророке Мухаммаде (хадисов), в котором иудеев называют теми, на кого Господь негодует.
Позднее он отмечает: вторая часть фразы могла относиться и к другой религиозной группе. Может показаться, что те, кто находится под гневом Господа, — это те же люди, кто сбился с ровного пути. Однако, на самом деле, это, вероятно, разные группы. Вторая отличается тем, что сбилась с пути. Это могут быть христиане, что кажется очевидным позже, из суры «Трапеза», когда Господь приказывает:
Скажи: «О обладатели писания! Не излишествуйте в вашей религии без истины и не следуйте за страстями людей, которые заблудились раньше, и сбили многих, и сбились с ровной дороги».
Тем, кто прочтет комментарии Табари к последним аятам Открывающей Книгу суры и на этом остановится, будет казаться: толкователь открыто выражает свои взгляды против иудеев и христиан. Он выставляет ислам единственно верной религией за счет двух ее предшественников — иудаизма и христианства. Но откровенно спорное понимание его комментариев смягчается последующими дополнениями.
В каждой главе своего толкования Табари цитирует комментарии, сделанные ранее. Он суммирует прежние точки зрения до того, как высказывает свое мнение. Ученый не сделал окончательных выводов о том, что могли бы «в действительности» значить определенные стихи Корана.
Табари начинает с риторического вопроса: почему Всемогущий ниспослал такое длинное Откровение в самой первой суре? Разве недостаточно первых двух стихов, превозносящих Аллаха, как милостивого и милосердного, Господа миров, Царя в День суда? «Какая еще мудрость, — спрашивает богослов, — содержится в пяти других аятах, кроме той, что уже есть в первых двух?»
Этот риторический вопрос позволяет Табари по-другому сформулировать Божественное провидение. Прежде всего, оно должно было подтвердить Божественное происхождение Корана. Его форма соответствует его содержанию. Одновременно подтверждая предыдущие Писания, Книга Знамений отличается от них своей чудесной структурой, исключительной логичностью и уникальной формой композиции.
Хотя подражателей множество, все они проигрывают в попытках сравниться с ним. Ораторы не могут воспроизвести четкую упорядоченность даже самых коротких глав. Ученые устали от попыток описать форму хотя бы части Корана. Поэты озадачены и поражены его внутренним звучанием, которое выходит за рамки всех правил стихосложения.
Что касается людей умственного труда, то, по мнению Табари, их способности в подходе к изучению Книги Знамений более всех достойны сожаления. Все, что они могут сделать — это принять и подтвердить, что Писание шло от Великого Господа, от Победителя. В Коране содержится такой смысл, которого нет ни в одной другой книге, посланной с Небес на землю. Через рассказы, споры и притчи Книга дает руководство к действию и приказы воздержаться от каких-то поступков. Есть отрывки, которые привлекают, и эпизоды, которые пугают.
Самым главным Табари считает нравственную силу Писания. Книга Знамений посредством отрывков, которые привлекают или страшат, прежде всего, демонстрирует Божественное провидение. И нигде это провидение не изображено так ясно, как в последних двух аятах Открывающей Книгу суры. Они служат общей цели, которая не ограничивается и для иудеев, и для христиан. «Упоминая в ней о характерном воздаянии, которое Он обрушил на тех, кто ослушался Его, и наказании, которому подверглись те, кто пошел против Его воли, Он стремился вызвать у Своих служителей страх перед неповиновением Ему и подверганием себя Его гневу». Другими словами, иудеи и христиане — типичные представители всего человечества, как и мусульмане, которые могли не подчиниться Божьей воле и не пойти прямой дорогой.
Табари предлагает более универсальное понимание не только Открывающей суры, но и всего Корана. Главным образом, он акцентирует внимание на том, чтобы к Мухаммаду относились, как к последнему пророку, и, по меньшей мере, к преемнику Ибрахима и подтверждению его деяний. Именно в сказании о пророке Ибрахиме сообщается и о том, что произошло с Мухаммадом. Ибрахим прошел путь от неведения и наивности (6:77-78) до неуверенности (2:260) и, наконец, до веры в Единого Господа, милостивого, милосердного.
Именно Ибрахим преодолел путь от неведения до пророчества, от идолопоклонства до единобожия. Он принимал Божье благословение для всего человечества, и сделал Аравию местом жительства своих истинных потомков, тех, чье семя передавалось от его жены Агари к ее сыну Исмаилу, а затем и всем арабам, включая племя курайш, где родился пророк Мухаммад.
Когда арабы в целом и курайшиты в частности по милости Господней имели власть, милость настолько принадлежала исключительно им, насколько гнев и наказание были ожидаемым и вероятным исходом для иудеев и христиан. Божье расположение коснулось и одних, и других. Это подтверждают некоторые отрывки из Корана. Однако, как утверждал Табари, оно распространялось не только на мусульман-арабов, но и на жителей Персии, которые присоединились к мусульманскому сообществу после того, как арабы завоевали Ирак и Иран.
Хотя Табари был уроженцем Персии и читал Коран отчасти как перс, он являлся человеком своего времени. К концу третьего века по календарю Хиджры исламское учение больше не являлось новым. Но ему еще было далеко до того, чтобы считаться устоявшимся законом и наставлением для праведных мусульман. Казалось, богослов пытался понять смысл того, как ручейки познаний, предшествующих ему, превращались в океан толкования, который мог в равной степени и ввести в заблуждение, и стать источником информации. Как один человек может выдвинуть критерии для оценки целого океана значений, которые содержатся в Великом Коране?
Табари считал необходимым делить все знамения на три категории. К первой группе относятся те, которые должен был разъяснить людям пророк Мухаммад, и только он (16:44 и 64). Другую группу стихов мог истолковать Господь и только Он — например, аяты, указывающие на последний час суда, о котором не знал даже пророк (7:187). И, наконец, выделялась третья, самая многочисленная группа стихов, которую мог комментировать каждый, кто знает арабский язык Корана.
Табари назвал свою великую работу «Полное описание толкования стихов Корана». Слово «толкование» по-арабски звучит как «тавил» — буквально, «возвращение к истоку». Иными словами, это попытки объяснить Коран через само Писание.