Для богослова «тавил» казался равнозначным другому понятию, «тафсир». А это — толкование значений отдельных слов, фраз и отрывков из Корана. По мнению Табари, оба слова сливаются воедино, словно два притока одной реки, они являются синонимами одного понятия.
Обращение к первоисточникам ценно тем, что дает возможность рассматривать Бога, пророка и «простого» верующего, как связанных действующих лиц Корана. Если быть точным, то раз уж существует два человека-«толкователя», то должно быть и два уровня толкования. Пророк интерпретировал Коран через события своей жизни. Его поступки и слова раскрывают понимание послания, содержащегося в Писании. Но простому верующему необходимо видеть различия между знамениями. Ведь не все они имеют одинаковую ценность. Коран содержит такие знамения, значения которых читатель, зная предысторию или контекст, сможет легко расшифровать. Их значение должно быть очевидным. Табари называет их явными. Но существуют и другие — те, значение которых известно только одному Господу. Это неоднозначные знамения.
Таково мудрое разделение, особенно, в том, о чем не было сказано Табари. Он не говорил о том, что явные откровения имеют только одно возможное толкование. Вот только уровни толкования должны быть понятны тому, кто изучает их, имея желание и зная предысторию.
Однако и неоднозначные знамения не исключают человеческой интерпретации. Они включают загадочные буквы, которые представляют некоторые из глав Корана, начиная с суры 2 («Корова»), в которой после басмалы идут три буквы: «алиф», «лям», «мим». (В переводе И.Ю. Крачковского — «алм». — Прим. ред.) Во времена Табари многие мусульмане стали обращаться к буквам второй суры, чтобы получать предсказания. Возникла целая наука гадания, основанная на соответствии цифр и букв.
Табари не признавал такой способ толкования неоднозначных знамений, но, в то же время (поскольку все в Коране имеет и цель, и значение), он утверждал: любой способен понять эту неоднозначность. Естественно, не стоит пытаться уяснить их прежде, чем читатель овладеет смыслом явных знамений.
Другими словами, любой толкователь должен сначала осмыслить явные знамения с их ясными духовными и нравственными путями, прежде чем сворачивать в более опасную местность, усеянную неоднозначными знамениями.
Роль Табари в качестве автора комментариев к Корану усложнял его статус мусульманина-суннита. Хотя он поддерживал особые качества Али и всех, кто имеет отношение к Семье пророка, богослов оставался приверженцем пути политической преемственности.
Преемственность породила сначала династию Омейядов, а затем — Аббасидов. Осторожное использование понятия «тавил» показывает, в какой степени Табари проповедовал скорее суннитский, чем шиитский подход к изучению Корана. Как мы видели раньше, он считает «тавил» равнозначным более распространенному и знакомому слову «тафсир».
Это может показаться уступкой чувствительности шиитов, однако понятие неоднозначных знамений для Табари более ограничено, чем для его противников. Оно относится к таинственным буквам и к нескольким другим отрывкам, но не к четвертой части Корана, как якобы утверждал Али. Оно не распространяется на многие аяты, значение которых, как заявляют шииты, предназначено для Семьи пророка, особенно для имамов — шиитских лидеров, произошедших от Али и Фатимы, дочери Мухаммада.
Для Табари Абу Бакр и Омар, как и Али, имели право быть законными наследниками, а поэтому и преемниками пророка Мухаммада. Даже Осман мог быть принят — хотя и с меньшим энтузиазмом, чем другие — в династию суннитов, известную как Праведный халифат.
Табари поддерживал основные взгляды суннитов на толкование Корана. Он превозносил Книгу Знамений, но как текст Божественного происхождения. Толкование требовало от людей большой ответственности. Ни один человек не рождается уже с каким-то особенным знанием или предвидением. Каждому приходится учить слова из Корана, запоминать его стихи, размышлять над значением Писания и жить по его откровениям.
Взгляды шиитов были не просто альтернативным способом чтения текста; они казались неприемлемыми, некорректными в своих предположениях и ошибочными — в выводах.
Часть IIIБолее поздние толкования
Глава 7Роберт из Кеттона: ученый и переводчик Корана
1144 г. от Р.X.
Перевод — это трудная работа, но труднее всего переводить Писание с языка оригинала на какой-либо другой. Размышлять над значением непонятных слов — это изучение знаков других реальностей, а затем — их преобразование в лирические эквиваленты. Переводчики должны знать тот другой язык — его грамматику, его риторику, его двойственность — как знают свой собственный. С такой проблемой сталкиваются все, кто пытается проникнуть в сознание других людей с целью связать его со своим собственным.
Переводить с латинского на арабский — это переходить от городской жизни, где дороги и дома, орошение почвы и баки для воды, армии и налоги значили очень много, к жизни в пустыне. А там племенная рознь считалась нормой, существовали только открытые пространства, оазисы жизненно необходимы для выживания, а города — лишь крошечные точки на пустом месте. Дело не только в том, что в латинском и арабском языках различаются алфавит и грамматика. Они служат отражением историй и обществ, которые даже более несопоставимы, чем их речь и письмо.
Как же тогда можно надеяться перевести арабский текст Корана с наиболее типичного языка пустыни, на позднюю латынь, выразительный язык средневековой космополитической культуры? Столь особый вид перевода, возможно, является самой трудной работой. Она соединяет мировоззрения, а также языковые модели и социальные традиции.
Для образованного англичанина XII века знание латинского языка считалось нормой. Роберт из Кеттона изучал латынь, поскольку это был язык и теологии, и науки. Но, благодаря Августину и Иерониму, в богословии латынь стала более развитой, чем в науке. Основы математики и астрономии начали распространяться только в Европе XII века. Они получили большую популярность благодаря переводам с арабского на латинский, которые поступали из южной Испании или Андалусии. Такие города, как Севилья и Кордова, оставались и мусульманскими и арабскими. Но города, вновь захваченные христианами из Кастилии (Бадахос, Толедо) поддерживали связи со своим андалусским прошлым. С X века ученые — как философы, так и специализирующиеся в естественных науках, — работали с переводами с греческого на сирийский, затем на арабский, а потом — на латынь.
В 1136 году Роберт сначала отправился в Барселону. Там он с Платоном Тиволийским изучал арабский язык, пока не нашел подходящее занятие, от которого получал наибольшее удовлетворение и соответствующее вознаграждение: перевод научных работ по астрономии, геометрии и, в особенности, по алгебре. Роберт принадлежал к школе переводчиков, известных по местоположению в средневековом центре космополитической жизни — Толедо.
Переводчики Толедо были членами католического христианского общества, отношение которого к исламу нельзя назвать нейтральным. Наряду с превращением древних знаний греков в средневековую европейскую науку существовало желание превратить мусульман в христиан. В 1142 году, когда настоятель Клюнийского аббатства св. Петр Досточтимый посетил Толедо, он попросил Роберта возглавить общий проект. Целью было создание первого латинского варианта Священного Корана. Ну, не совсем «священного», поскольку в глазах и Роберта, и его руководителя Петра Мухаммад, скорее, был шарлатаном, чем настоящим пророком, а книга, которую он создал — совсем не Божественным установлением.
Роберт уже однажды пробовал свои силы в религиозном арабском языке. Он создал сборник рассказов о Мухаммаде на латыни, который назывался «Мусульманские сказки, или ложь и нелепые басни сарацинов». В новом деле — переводе Книги Знамений — в самом названии выражалось презрение к этой общественной теме: «Закон псевдопророка Мухаммада».
Но обратимся ко времени, когда создавалось данное произведение. Это период войн между христианами и мусульманами. Первый Крестовый поход закончился, когда по поручению папы в 1099 году был захвачен Иерусалим. Менее полувека спустя турецко-мусульманские силы провели перегруппировку. Вскоре после того, как Роберт закончил свой перевод, турки взяли Эдессу (1144 год). Затем последовал Второй (1147—1149) и Третий (1189—1192) Крестовые походы — с одобрения папы. Христианство поддерживало походы против неприятелей-мусульман.
На протяжении всего XII и начала XIII века у европейских христиан была двойная миссия: уничтожить мусульман и вернуть себе христианские земли, захваченные неверующими маврами.
В такой напряженной обстановке попытка «славить» исламского псевдопророка, переводя его «ложь» (Коран), стала сама по себе делом всемирного масштаба. Петр Досточтимый был не просто наставником Роберта, он поспособствовал инициативе христиан понять ислам вместо обычных поношений. Хотя Петр хотел показать лживость Корана, он был убежден: человеку необходима информация относительно его содержания, прежде чем он станет бороться с мусульманскими противниками — и побеждать их. Петр был, скорее, сторонником битвы пера, а не битвы меча — даже в те времена, когда дух крестоносцев оказался на подъеме.
Может показаться, что большинство европейских христиан, включая папу, уже окончательно определились относительно зла ислама и лживости Корана. Петр же призывает (тщетно), чтобы к мусульманам обращались «не так, как часто делает наш народ — не оружием, а словами; не силой, а разумом; не с ненавистью, а с любовью».
Однако процесс перевода имел определенные последствия. Он все-таки нашел своих читателей; его переписали в большом количестве экземпляров, а позднее, когда в XVI веке появились печатные машины, была издана не только Библия Гуттенберга, но и две латинских редакции перевода Корана Роберта из Кеттона. Слепая ненависть, возможно, не полностью уступила место просвещенной борьбе, но, по крайней мере, Коран теперь стал доступным европейцам, и некоторые читатели пытались понять его знамения.