Перевод Корана, естественно, породил некоторые вопросы. Это проблемы совсем другого порядка, чем при переводе научных текстов с арабского на латынь. Ведь научный арабский отличается от языка Книги. Первый развивался со времен пророка Мухаммада, а второй отражал культуру пустыни, которая предшествовала Роберту более, чем на пять веков. Тем более, она была крайней далека от него и его европейских современников.
Роберт мог бы сделать дословный перевод. Позднее ученые порицали его за, казалось бы, вольную, почти субъективную интерпретацию Корана. Но дело не в этом. Переводчик упорно верил в откровения Корана, чтобы обратиться к мусульманам, которые писали комментарии. Он просмотрел множество таких толкований, включая труды Табари.
Хотя Роберт никогда не указывал имена в цитатах, но совершенно очевидно: комментарии использовались, ученый предпочитал их буквальному переводу, особенно, в случаях с трудными отрывками.
То, что «Закон псевдопророка Мухаммада» — это изложение своими словами, совсем не означает, что перевод скуден и неверен. Ведь Роберт пытался разобраться, как сами мусульмане видели смысл Корана. Ученый понял то, чего не могли уяснить многие его европейские преемники, пытавшиеся переводить Книгу: долгая традиция толкования арабами-мусульманами могла помочь не-мусульманам в их попытках лавировать между разными языками, культурами и религиями.
Роберт пользовался комментариями к Корану, написанными мусульманами, либо переводя их, либо через ссылки на них на арабском. Он делал свой «вольный» перевод трудных слов или сложных стихов, используя знания, полученные из тех самых комментариев.
К его лучшим достижениям можно отнести последние суры, самые небольшие по объему. Кратчайшая из сур Корана — сура 108 «Аль-Каусар». «Аль-Каусар» — само по себе редкое слово, часто переводимое как «изобилие». (В переводе И.Ю. Крачковского — «Обильный». — Прим. ред.) Но Табари, наряду с другими комментаторами, считал, что оно относится к реке в Раю, следуя истории ночного путешествия и восхождения к Небесам, где по преданию Джибриль сказал пророку: «Ты видишь здесь реку Каусар. Господь Всемогущий даровал тебе ее». Роберт отражает видение этого предания, переводя этот стих так:
Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Поистине, Мы даровали тебе райский источник.
Помолись же Господу твоему и принеси жертву.
Ведь поистине у ненавистника твоего не будет помощников и потомства.
Общее понятие «изобилия» превращается в особое упоминание «райского источника». Таким же образом, в последней строке Коран называет врага просто куцым. Там нет и намека на «помощников и потомство». Но в другом известном средневековом толковании (его автором является Табарси, шиитский ученый XII века) говорится, что враг не будет иметь детей или потомства. Вполне вероятно, что Роберт использовал понимание Табарси, чтобы расширить собственный перевод.
Такой же вывод напрашивается при рассмотрении последней 114 суры, «Люди» (ищущие защиты от искусителя).
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Скажи: «Прибегаю к Господу людей,
царю людей,
Богу людей,
от зла наущателя скрывающегося,
который наущает груди людей,
от джиннов и людей!»
В своем переводе суры 114 Роберт из Кеттона использует самое страшное имя Сатаны вместо уклончивых названий:
Проси Господа всего сущего,
чтобы он защитил и освободил тебя
от Дьявола, который искушает сердца людей…
Существует множество других примеров обращений Роберта из Кеттона к комментариям мусульман и его интерполяций (дополнений) стихов Корана. Две поздние мединские суры с особой силой подчеркивают глубокий интерес переводчика к тексту, который Роберт окрестил «книгой лжи».
Сура 22 называется «Хадж». Упоминая ключевые элементы «хаджа» — паломничества, которое ежегодно проходит в Мекке, — она начинается со слов о «сотрясении последнего часа».
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
О люди, бойтесь Господа вашего! Ведь сотрясение последнего часа — вещь великая.
Но «сотрясение последнего часа» само по себе не имеет смысла. Чтобы постигнуть его значение, необходимо обращаться к другим отрывкам из Книги Знамений. Оно становится понятным только тогда, когда вы читаете этот отрывок вместе с сурой 99 «Землетрясение». В ней это явление относится к последнему Судному дню. Роберт из Кеттона не только идет по следам толкователей, но и осмысливает внутреннюю логику Корана, когда на основе своего понимания перефразирует этот аят:
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Люди, бойтесь Господа вашего, ведь сотрясения последнего часа в Судный день стоит бояться.
Даже будучи чересчур фамильярным с текстом Корана, Роберт превращает общую мысль («бойтесь Господа вашего») в особое предостережение. «Сотрясение последнего часа в Судный день» означает время, уже упоминавшееся в Открывающей суре, где Господь изображается не только как источник милости, милосердный, но и как «царь в День суда» (1:4). Роберт совершенно правильно понял суть, даже если его перевод не укладывается в рамки, установленные некоторыми педантичными критиками.
Чувствительность Роберта к языку Корана и его многослойным значениям очевидны в переводе остальной части суры 22 «Паломничество». Ключевой стих — 22:52. Он привлек внимание почти всех толкователей, а также потенциальных переводчиков. Кажется, что этот аят ссылается на упоминание нравственного падения, которое является неотъемлемой суры 53 «Звезда»:
Видели ли вы ал-Лат, и ал-Уззу,
и Манат — третью, иную?
Неужели у вас — мужчины, а у Него — женщины?
Следующие аяты (53:20-25) стирают из сознания Мухаммада мимолетное сомнение, если таковое и появилось. Но относится ли аят 22:52 к сомнению или грехопадению в ближайшем окружении пророка? Согласно дословному переводу, ответ ясен.
И не посылали Мы до тебя никакого посланника или пророка без того, чтобы, когда он предавался мечтам, сатана не бросил в его мечты чего-либо, но Аллах стирает то, что бросает сатана, потом Аллах утверждает Свои знамения…
Однако лексические тонкости дают возможность иной интерпретации, которая позволяет обойти вывод о неверном поведении пророка:
Не посылал Господь никакого посланника, кроме того, который исходит от его сердца и находится под влиянием дьявольских указаний и наслаждений, Господь избавляет от плохого и умножает хорошее.
Если первый перевод технически более точен, то второй, перевод Роберта, более искусен с точки зрения теологии. Он не только сокращает фразы о том, как Аллах стирает то, что бросает сатана, а потом утверждает Свои знамения. Ученый также прояснил, что изначальное препятствие — не в пророчестве, а, скорее, в побуждении, которое ему предшествовало. Другими словами, даже когда его сердце не могло изгнать Сатану, пророк уже был благословлен вмешательством Господа: Бог вмешивается перед посланием пророка, чтобы избавить от плохого и умножить хорошее.
Благодаря таким изобретательным переводам Роберт представил себя мирно настроенным по отношению к противнику, на уничтожении которого были сосредоточены многие его единоверцы. Возможно ли, что его внешняя антипатия к Корану была уловкой против его врагов, способом изменить их отношение? В обстановке Крестовых походов и под влиянием своего руководителя (Петра Досточтимого), который уже стал подозревать о его мирных намерениях, Роберту приходилось быть пристрастным к Мухаммаду. Он должен был осуждать «книгу лжи». Однако кропотливый труд, использование комментариев исламских ученых для понимания того, что сами мусульмане считают посланием Корана, выдают в этом человеке внутреннюю симпатию к исламу и Книге Знамений.
Парадокс восхищения своим противником не слишком легко понять тому, кто никогда не занимался переводом. Вам может не нравиться какой-то человек или какая-то идея, но можно все же попытаться понять и его, и мысли, которые кажутся чужими.
Если вам не нравится ислам (а Коран является сердцем ислама), то для понимания того, что «ошибочно» принимают за истину, вам придется обратиться за помощью к мусульманам. А они верят в послание Мухаммада.
Хотя Роберт и был враждебно настроен по отношению к исламу, он с готовностью поверил мусульманским ученым, когда пытался разгадать, что они считают правдоподобным в «ложном» пророчестве Мухаммада. Прежде всего, следует учитывать, что это необычная Книга. Она священна — по крайней мере, так утверждалось. Как Книга Знамений, Коран стал магнитом истины для основных духовных и геополитических противников христианского мира.
В начале XXI века, когда религиозные войны все еще продолжаются, работа Роберта из Кеттона предлагает другие способы понять мусульман. Перевод может как облагородить, так и унизить противника. Коран на арабском служит духовным компасом для человечества, а указания, содержащиеся в нем, даже на английском языке подпитывают надежду всех детей Авраама — иудеев и христиан наряду с мусульманами — и, возможно, также их двоюродных братьев за пределами племени Авраамова.
Глава 8Мухйи ад-дин ибн Араби: провидец и толкователь Божественных имен
1235 г. от Р.X.
Философ-мистик, Мухаммад Мухйи ад-дин ибн Араби был смелым толкователем Корана. Он знаменит среди мусульман, путешествующих по дорогам мистики, которые известны, как суфии. Этот богослов способствовал появлению нового, образного подхода к пониманию Книги Знамений.
Ибн Араби известен как Мухйи ад-дин («Возродивший религию»), поскольку стремился воскресить и изменить исламскую духовность. Многие называли его аль-Шайх аль-Акбар («Величайший учитель») в длинной цепочке учителей-суфиев, этих искателей истины, которые брали и других в путешествие к Господу.