– Действительно! Что ли женились бы вы уж скорей, Корделаки!
Граф настоял, чтобы баронесса не ехала верхом. Теперь он скакал рядом со своей же каретой. Поиски их завершились тем, что они с баронессой подобрали себе по два костюма. Туреева после долгих раздумий решила пренебречь простейшей маскарадной уловкой смены одежды своего пола на противоположный, и не удержалась от соблазнительного и богато расшитого наряда Шахразады. Граф оделся гусаром. Да-да, ещё только выйдя из полка, он так тосковал по недавнему боевому прошлому, что заказал себе карнавальный наряд практически неотличимый от подлинного, только таким сочетанием расцветок рейтуз, ментика и доломана не смогло бы похвастаться ни одно из когда-либо существовавших формирований. В своём давешнем губернском путешествии ему не удалось побриться, а, вернувшись в Петербург, он тотчас же унёсся из дому. Так что к нынешнему вечеру у него образовались уже вполне осязаемые усики, и образ был завершён.
Вторым, верхним костюмом, по общему размышлению, могли стать только какие-нибудь плащи или широкие накидки. Граф выбрал себе тёмно-синее одеяние звездочёта. Баронесса, не найдя ничего более подходящего, остановила свой взгляд на ярко-красной мантии с колпаком, прикрывавшим лицо полностью, и с прорезями для глаз. Отыскав среди вороха пик, секир и прочего оружия, не имеющего отношения к подлинности, огромный бутафорский топор, Туреева заткнула его за простую, грубую, толщиной в палец верёвку, послужившую поясом, завершив тем свой костюм палача,
– Если вы не забудете при ходьбе чуть шире ставить ноги, то в этих сапожищах вполне можете сойти за мужчину. Вы ведь так к этому стремились! – предварил их выход на публику Корделаки. – Но тогда не забывайте и про голос.
Они прибыли на маскарад, когда основная часть гостей давно съехалась. Уже начинало темнеть. Приближённые к императорской фамилии в ожидании ходили по залам, отведённым для гуляний, а прочие гости рассеялись по аллеям сада. И вот раздались призывы глашатаев, и под звуки оркестра роговой музыки на аллеи выехала кавалькада со свитой, приветствуя всех приглашённых. Возглавляли вереницу ярких персонажей хозяева вечера – Марс и Беллона, в коих те, кто смел, позволили себе узнать великокняжескую чету.
– Неужто сама она? – раздался удивлённый мужской возглас в толпе гостей рядом с баронессой и графом.
– Она, она! – отвечал невидимому собеседнику женский голос. – А кому ж ещё быть-то!
– Да как же… – настаивал первый голос. – Говорят, что дитё она недавно потеряла, да в Константиновском дворце слёзы льёт.
– Ничего не попишешь, а обязанности! Принимать гостей из императорской семьи кто-то должен, а старшие-то братья в своей Польше сидят, носа не кажут.
– Ты это, давай-ка, цыц! – мужской голос перешёл на шёпот. – Не твоего ума дело! Вот я и смотрю, она бледненькая какая. А, так всегда цветок цветочком!
– Ба! Да это ж маска на ней! – и голоса удалились вовсе.
Туреева и Корделаки остались на месте, оно было выбрано очень удачно – с краю подъездной аллеи и напротив дверей дворца, которые были распахнуты. На фоне льющегося из них потока света было хорошо видно всех входящих и выходящих.
– И как вы собираетесь узнать среди этой ряженой толпы незнакомого вовсе человека? – спросил вдруг осознавший всю абсурдность их авантюры граф.
– Не знаю, – отвечала баронесса. – Я пока не думала об этом. Вы – мужчина, могли бы что-нибудь придумать в конце концов!
– Великолепно! – Корделаки закатил глаза. – Ну, давайте хоть оглядимся. Вы никого тут не признали пока? В залы нам скорей всего не попасть, там будут только те, кто приглашён на ужин.
– Никого не вижу из знакомых. Надо походить, послушать ещё разговоры, – Туреева облокотилась на руку графа, чтобы поправить сползшее голенище сапога.
– Баронесса, баронесса! – шёпотом стал вразумлять её граф. – Палачи не ищут опоры у своих спутников, вы забываетесь. И, кстати, о голосах. Будьте любезны басить. И как прикажете величать вас в этом обличии?
Палач моментально выпрямился, тем более, что к ним как раз приближалась кавалькада хозяев бала. На Марсе, поверх туники, всех атрибутов и регалий божества, была надета кираса с латами, выкрашенными чёрной краской. Каска офицера Лейб-гвардии Кавалергардского полка с выбитым государственным гербом на налобнике и чёрным же плюмажем по всей видимости должна была напоминать собравшимся о битве, произошедшей восемь лет назад в эти же дни. Поводом собрания был сбор средств увечным воинам минувшей войны.
Беллона приветствовала гостей на всём протяжении пути, посылая благожелательные взмахи то в одну, то в другую сторону. За главной парой – кто на повозках, кто в открытых колесницах, а кто пешком – следовал кортеж сопровождения. Жрицы Богини Войны, одетые в чёрные одежды и колпаки, очень напоминающие тот, что был нынче на баронессе, размахивали двойными секирами. Воины в доспехах всех времён и народов бряцали разнообразным оружием. Фавны, сирены и прочие нумины[8] создавали неимоверную суматоху, лично приветствуя и обнимая стоящих на обочине масок. Перемежали божеств, воинствующих рыцарей и амазонок представители различных народов в ярких национальных костюмах, пестрящих всей широтой палитры.
Избыток украшений из золота и драгоценных камней искрился, отражая огни зажжённых вдоль дорожек парка светильников и факелов. Шум и свет сопровождали шествие и медленно удалялись вместе с ним. Несмотря на обилие чёрного цвета, процессия вовсе не казалась траурной, а только, может быть, лишь слишком торжественной для повода повеселиться.
– Вы только с цветом не угадали! – заметил граф. – А так могли бы слиться с приближёнными богини. А вот, кажется, появляются и знакомые!
Из удаляющейся вереницы заморских гостей, сопровождающих божественных особ, пробирался к краю процессии Арабский Принц. Он на ходу, не останавливаясь и не снимая маски, крикнул Звездочёту: «Времена года!» и его увлекла за собой ликующая свита.
– Это точно нам? – удивилась Мария Францевна.
– Надеюсь, – ответил ей Звездочёт и на всякий случай огляделся.
– А как же вас узнали в маске? – низким голосом спросил Палач.
– Думаю, что у Арабского Принца тут неплохие шпионы, а у них, в свою очередь, прелестные отношения с привратниками, которые видели моё лицо, – граф улыбнулся. – Теперь только остается найти то, что имелось в виду под временами года.
– Если бы вы были – она, я пошёл бы за вами на край света! – вдруг услышали они совсем рядом знакомые интонации.
– А почём тебе знать, миленький, что я не она? Здесь возможно всё! – очень молодая, по всей вероятности, особа, одетая в платье цвета розовой зари, расшитое звёздами, и в розовом же домино, тянула за руку невысокого Трубочиста куда-то в сторону нижнего парка. – Пойдём со мной, там можно найти уютную беседку, и может быть, ты угостишь меня чем-нибудь сладким?
– Не-ееет, – капризно тянул Трубочист. – Найди себе приятеля повеселее. Я потерял аппетит с тех пор, как думаю о ней. Я даже на ужин не собираюсь идти, ведь это так прозаично. Еда! Я хочу уединиться в полумраке, чтобы оттуда глядеть на свет и представлять её в каждой проходящей маске. Я узнал бы её из сотни других! Из тысячи! Но она уехала. Её нет нынче в городе, и это невозможно! Я могу только грезить и мечтать.
– У тебя, миленький, есть приглашение на ужин? – тут же расхотела гулять его спутница. – Возьми меня с собой, я умоляю тебя! Там же будут все-все приближённые Его величества. Я принесу тебе удачу, вот увидишь! Только проведи меня туда!
– Милая Аврора! Вы сияете ярче всех на небосклоне, и вы – одно из самых лучших украшений этого праздника. Поверьте, вы достойны лучшего ценителя, – Трубочист вздохнул. – Мне нечего дать тебе, дитя! Моя душа опустошена и…
– Противный! – перебила его нетерпеливая Утренняя Звезда. – Там можно увидеть то, о чём завтра будет говорить весь Петербург! Разные кушанья, напитки, музыка и убранства! Говорят, там устроен Морской зал, Охотничий зал, зал Времён Года и галерея Коломбины. И всего этого я не увижу только потому, что вам, сударь, угодно страдать? Зачем тогда вообще вы приехали туда, где люди веселятся и танцуют? Вы несносны! И ваша дама права, я бы тоже от вас сбежала!
Она топнула ножкой и осталась на месте, лишь поправив громоздкий и немного аляповатый головной убор, сплошь усыпанный, как и всё её одеяние, блестящими звёздами, самая крупная из которых возвышалась над её личиком, скрытым под маской. Тут её легко задел плечом проходящий мимо Звездочёт. Он был так расстроен этим обстоятельством, так мило извинялся и раскланивался, что тут же был прощён.
– Милая Аврора! Наше столкновение вовсе не случайность! – всё не уходил Звездочёт, слегка раскланиваясь со спутником Утренней Звезды. – Как вы повелеваете всеми звёздами, что освещают путь странниками и влюблённым, так я предсказываю пути этих самих звёзд. Мы – родственные души, и я могу угадать ваше желание. И не только угадать, но и исполнить. Скажите, ведь вам нестерпимо хочется танцевать? Позволит ли ваш кавалер украсть вас у него ненадолго? Умоляю! Всего одну лишь польку или мазурку! И я верну вас тому, кто каждую ночь встаёт на цыпочки на краю крыши или залезает на самую высокую трубу, лишь бы попробовать дотянуться до вас!
Аврора была очарована такой поэтической лестью в её честь, вот теперь праздник действительно начинался и для неё. Она уже сделала пару шагов в ту сторону, откуда звучал оркестр музыки танцевальной, но Звездочёт, пропустив её вперёд и приобняв за талию, вопросительно смотрел на Трубочиста. Тому ничего не оставалось, как согласно кивнуть головой.
– Благодарю вас, великодушный герой! – продолжал Звездочёт свои напыщенные речи. – А в залог я оставляю вам моего друга. Не бойтесь его! Это не призвание, а всего лишь маска на один вечер. Зовите его…
– Сеньор дон Вердуго, – из полумрака вышел Палач, а Звездочёт со своей новой спутницей тут же растворились в толпе гуляющих гостей.