– Вы всё ещё сердитесь на меня, дорогая баронесса? – первым заговорил граф.
– Да что вы, граф! – баронесса взяла свой привычный полунасмешливый тон. – Вы такой видный государственный деятель, как оказалось. Я извиняю вас полностью! У вас, наверно, просто недостало времени тогда, ведь вы были заняты, ловили воров? Или чем-то другим, не менее важным, не так ли? Вот и сейчас вы преследуете злоумышленника, покусившегося на убийство. Я вам не мешаю?
– Вы имеете полное право сердиться на меня, – Илья Казимирович покаянно склонил голову. – Это я виноват, что не отыскал вас тогда в толпе. А воры попались мне вовсе случайно. Утром я, прошу прощения за интимные подробности, мылся в бане на постоялом дворе и сквозь щели услышал любопытный разговор за стеной. Повезло и только.
– На постоялом дворе? – опешила баронесса. – А какой чёрт занёс вас на постоялый двор? Где это было?
– Да там же, в Петергофе, – искренне ответил граф.
– Так вы… – баронесса закусила губу и долго молчала. – Вы ночевали в Петергофе? На постоялом дворе? А разве вы не покинули маскарад ещё во время карусели? Я вас больше не видела там.
– Я вас тоже, – решил не уточнять подробности граф и повернул лошадь вглубь леса. – Вас не так легко было отыскать, ведь вас похитил некий Чингис-хан, не так ли? А я видел только, как окончил свой вечер корнет – он заснул на коленях у Утренней Звезды. Вы тогда были, вероятно, уже у себя дома. Хотите, спросите его при случае. Хотя он был так пьян, что вряд ли что вспомнит.
– Простите, – Мария посмотрела на него влажными глазами, и граф увидел там искреннее раскаяние. – А я думала про вас всё это время совсем другое! Вы простите меня за это?
Граф ритмично постукивал хлыстом по сапогу, желая лишь не покраснеть в неподходящий момент и, выждав паузу, кивнул.
– Ах, как хорошо сразу стало! – воскликнула баронесса. – У меня на душе было так противно последнее время. Теперь-то у нас точно всё-всё получится! – Она отпустила поводья и, потянувшись, вдохнула морозный воздух. Потом перестала улыбаться и скривила губы в ехидном изгибе. – Это ж надо! Месяц! Почти целый месяц я на вас злилась, а вы не нашли способа избавить меня от этого! Вы! Да вы…
– Всё-всё-всё! – засмеялся Корделаки. – Поскакали вперёд, милая баронесса, а то мы снова поругаемся.
Но тут гораздо ближе, чем прежде, раздался лай гончих, и прямо на них выбежала огненно-рыжая лиса, петляя между стволов. Туреева замерла и смотрела на неё, как заворожённая. Потом она перевела взгляд на графа, и он увидел, как вместо того, чтобы спустить собак, она стала наматывать сворку на руку. В глазах её была какая-то тоска. Или мольба. Звуки охоты стремительно приближались, собаки рвались со всех сил, чуть не душа себя натянутым поводом. Лиса замерла в нескольких шагах от них. Она долго бегала по лесу от этих оглушительных собак, но усталости в ней не было вовсе. Только одна мысль – как обойти это, ещё одно, новое препятствие и обмануть глупую свору снова. Успеть бы только! Сейчас те, другие, вылетят из-за кустов и ей конец!
Тут граф вскинул ружьё и выстрелил вверх, баронесса и лиса вышли из оцепенения. Одна сдерживала собак всё короче, а другая, проскочив мимо коней, скрылась в чаще за их спинами. Тогда баронесса рассмеялась громко и счастливо. После стала отстёгивать уже всё на свете упустивших собак. А потом разрыдалась.
Охота проследовала мимо них дальше, от неё отстал только один белоснежный всадник.
– Милая Мария, вы плачете? – Полина Андреевна сама чуть не плакала вместе с ней. – Это из-за того, что вы упустили добычу? Право, не стоит! Ну, пусть она бегает у себя по лесу. Что она вам?
– Полина Андреевна, вы – ангел! – ещё пуще разрыдалась баронесса.
– Дамы, дамы! – нервничал Корделаки. – Ну, что за реки без берегов? Ну, что мне сделать для вас? Хотите? Да хотите, мы вообще можем прекратить всё это прямо сейчас? Полина Андреевна, только скажите! Мы тут же повяжем вашего опекуна, заберём раненого и уже ночью будем скакать к Петербургу. Хотите? Не хотите оставаться – поедемте с нами?
– А и правда! Чего откладывать? – загорелась идеей всё ещё всхлипывающая баронесса.
– Нет. Простите меня, – чуть слышно прошептала Салтыкова. – Я дала слово, и если меня от него не освободят Бог или случай, то я сдержу его. И пойду за мужем в каторгу. Но своего слова не предам! Папа не простил бы мне…
– Вы – ангел, – снова прошептала Туреева. – Вы истинный ангел.
– Ну, хоть слёзы кончились, – вздохнул Корделаки, и они все вместе направились к замку.
Вечером Качинский и Пендоцкий уединились в лаборатории и о чём-то там долго совещались. Благодаря этому, наедине удалось остаться и графу с корнетом.
– Вы какой-то вялый нынче, корнет, – по привычке поддел его граф. – Охота не удалась?
– Охота? – Сергей Иванович мыслями явно был где-то далеко. – Как вы думаете, граф, почему он так спокоен? Ведь ему надо ехать уже завтра?
– Но завтра – всего лишь первое число, и он явно надеется успеть вернуться до свадьбы, – отвечал граф. – Он же не знает, что его там заставят прождать больше суток приезда Канцлера.
– А что, Канцлер действительно будет? Настоящий? – удивился корнет.
– Самый что ни на есть! – граф курил трубку, развалившись на диване. – Князь Нурчук-хаир имел с ним личную беседу, и тот, не поверив в такое коварство членов Ордена, попросил встречи с предполагаемым злодеем, чтобы убедиться в этом при беседе. Но обещал, поймав злоумышленника на лжи, не уличать его, а предоставить его наказание светскому суду за покушение на убийство.
– И где назначена встреча?
– Не меньше дня пути верхом отсюда.
Утром барон нарядился как для дворцового выхода и велел запрягать дорожную карету. «А в карете ещё дольше!» – подумал Корделаки.
– Я вынужден отбыть по неотложному делу, господа! – обратился он к гостям. – Прошу прощения, что оставляю вас одних, распоряжайтесь тут всем по вашему усмотрению. Господин Пендоцкий всегда к вашим услугам, кроме завтрашнего утра – он поедет встречать прибывающего батюшку. Думаю, что лучше разместить его в замке, с дамами. Их оставляю на ваше попечение, господа, надеюсь, развлекать их особо не придётся – сами понимаете, последние приготовления к свадьбе. Хлопоты. Венчание назначено на полдень, прощаюсь с вами до той поры.
Он ещё сказал несколько слов Пендоцкому по-польски, тот кивнул, заверив его в чём-то, они обменялись какими-то плотоядными улыбочками, и барон отбыл.
– Граф, – тихо спросил у Корделаки корнет. – Вы случайно не понимаете по-польски?
– Моя бабушка была полячкой, понимаю прекрасно.
– А вы не разобрали, что именно вызвало эту улыбку на лице нашего уезжающего хозяина? – корнета аж передернуло. – У меня от неё прямо мурашки по коже!
– Ничего особенного я не услышал, – пожал плечами граф. – Он сказал Пендоцкому: «Ты же знаешь, что делать, если с ней что-то пойдёт не так?», а тот ответил ему: «Не беспокойся! Я всё сделаю, как надо!». Барон же оставляет его за хозяина. Обычные домашние распоряжения.
– «С ней»? – переспросил корнет. – Странно. Перед этим речь шла о священнике.
– А, кстати, не знаете, священник наш батюшка или ксёндз?
– Полина Андреевна говорила, что они оба православные, так что венчание традиционное, граф.
Тут у корнета отчего-то вырвался глубокий вздох. Корделаки посмотрел не него, но ничего не спросил больше.
Как только на следующее утро Пендоцкий уехал из дому, двое всадников выехали из ворот через четверть часа после него и галопом понеслись к замку. Там их уже ждали обе дамы, тоже на лошадях.
– У нас не более двух часов в запасе! – предупредила всех Полина Андреевна. – Он может вернуться в любой момент, не будем терять времени.
И они поскакали в лес. Они ехали верхом, потом Полина Андреевна спешилась, попросила ждать её тут и пешком отправилась на болота.
– Позвольте сопроводить вас! – крикнул ей вслед взволнованный чем-то корнет.
– Нет-нет, я одна пройду быстрее! – оглянувшись, отвечала Салтыкова. – Новый человек, даже под моим руководством должен будет двигаться очень осторожно, а у нас совсем нет времени.
Какое-то время её шубка мелькала между стволов редких на болоте кустов и деревьев, а после растворилась в молочной дымке, стоявшей над землёй. Прошло с полчаса, и она вернулась с хмурым человеком, по возрасту, видимо, чуть старше Корделаки, со смуглой кожей, тонкими крепко сжатыми губами и глазами необыкновенного цвета – казалось, в них отражалось осеннее небо.
– Chi sono queste persone?[12] – спросил он у Салтыковой.
– Я же уже объясняла вам! – она покачала головой. – Как вы недоверчивы! Они приехали, чтобы помочь нам. Вот баронесса, вы же сами упоминали её!
– Non l'ho mai vista prima[13], – итальянец продолжал смотреть исподлобья.
– Siamo tuoi amici[14], – ответил за всех граф, заметив растерянность Туреевой.
– Вам и этот язык знаком? – ухмыльнулся корнет.
– Одна из моих бабушек была итальянкой, – тихо ответил ему граф.
– Приятно встретить почти соотечественника, – наконец улыбнулся им лесной поселенец и перешёл на сносный русский язык. – Вы приехали освободить меня из этого плена, господа? Я буду век благодарен вам. А то моя спасительница не пускает меня даже в деревню. Эта пожилая мадам хорошо варит… как это по-русски? Компоты из трав, они придают много сил, но с ней невозможно разговаривать – она всё время молчит!
– «Отвары»! – засмеялась Полина Андреевна. – Илмэйтар поставила вас на ноги отварами, дорогой синьор Джованни. Вы теперь сможете наговориться вдосталь, осталось подождать всего один день.
– Ещё ждать? – итальянец экспрессивно хлопнул себя по бедрам. – Чего теперь?
Все почему-то перестали улыбаться и потупились.
– На завтра назначена свадьба Полины Андреевны, – замогильным голосом оповестил корнет.