– Свадьба? Ваша свадьба? – синьор Джованни снова похлопал себя по ногам, как лебедь крыльями и расплылся в улыбке. – Вы мне не говорила! Это же радость. Свадьба!
– Полина Андреевна дала обещание нелюбимому человеку, вынужденно, – продолжал корнет печальную повесть. – В обмен на…
– Прекратите, корнет! – воскликнула Салтыкова. – Я дала слово и сдержу его, и не важно, что стало тому причиной.
Все стояли молча, нахмурившись, а итальянец стал о чём-то догадываться. Его лицо снова стало непроницаемым и строгим, и он жёстко спросил:
– А что стало тому причиной? – он оглядел стоящих рядом мужчин. – Вы молчите? Но почему никто из вас ещё не пристрелил его?
– Я дал слово, – прошептал корнет.
– Сама Полина Андреевна запретила нам что-либо предпринимать, – ответил граф.
– Слово! Слово! – синьор Джованни размахивал руками и не мог понять этих русских. – Но я никому не давал никакого слова! Пустите меня, я сейчас же приведу всё к порядку. Это же из-за меня, я правильно понял? Вы спасали меня такой ценой!
– Успокойтесь, сударь, – Салтыкова гладила гонца по плечу ладошкой. – Вам я тоже не разрешаю вмешаться. Это моя жизнь и моё слово. Завтра всё решится само собой. Тем более – его нет здесь сейчас. Он уехал. И если он не вернётся до полуночи следующей ночи, то я свободна ото всех обязательств. Да-да! Это тоже устроили эти господа. Они действительно хорошие друзья! Мы пришли сказать вам сегодня лишь о том, чтобы вы были готовы к отъезду. А на свадьбу, простите, – она горестно усмехнулась, – я вас пригласить не имею возможности. Да там и не будет ничего радостного. Мы покидаем вас, до свидания.
– Подождите! – остановил всех Корделаки. – Корнет, кажется, вы не выполнили ещё одну свою миссию. Забыли?
– О, да! Благодарю вас, граф, за напоминание! – Роговской полез в карман и достал тот самый футляр, что присутствовал в синей гостиной баронессы при разработке их общего плана кампании. – Вот, возьмите, синьор! Кажется, это ваше?
Итальянец схватил кольцо, побледнел, долго рассматривал его и после благоговейно надел на руку.
– А что с той, у кого оно было раньше? – тихо спросил он.
– Она в безопасности и просила привезти вас к ней живым и здоровым! – улыбнулась, наконец, баронесса.
– Благодарю вас! – итальянец поцеловал кольцо. – Друзья! Я ваш должник на всю жизнь!
За завтраком никто ничего не мог есть от волнения, должное кушаньям отдавали только Пендоцкий да батюшка, прибывший накануне. Трапеза проходила в парадной зале замка на озере, после неё невесте оставалось только надеть подвенечный наряд и проследовать в часовню. Все напряжённо прислушивались – не раздастся ли стук копыт, но, кроме далёкого воя ветра, ничего не было слышно.
– Доктор, у меня ещё вечером кончился мой напиток, – пожаловалась Пендоцкому Полина Андреевна. – Вы не захватили из лаборатории новую порцию? Или надо послать кого-то?
– Да что вы, милочка! – толстяк продолжал вытаскивать редкие косточки из рыбы. – Разве не жалко тратить на это время в такой день? Я думаю, что ничего страшного не случится, если сегодня вы выпьете вина со всеми. Такой день! Такой день!
– Вы разрешаете? – удивлённо спросила невеста.
– Конечно! – доктор потянулся за лимоном, но, подумав, выбрал половинку разломленного граната. – Заверяю вас, вы абсолютно здоровы!
– Но ещё вчера вы не велели мне пить даже простую воду, – напомнила девушка.
– Ха-ха! Это пустяки! – Пендоцкий смеялся с набитым ртом. – С этого дня можете пить и есть, всё, что вам угодно, дорогая… хи-хи… баронесса!
– Не награждайте меня титулом, которого я пока не имею, доктор, – опустила глаза Полина Андреевна.
– Ну, ничего! – продолжал хихикать Пендоцкий. – Через час это станет былью. Надеюсь, наш друг не опоздает к собственной свадьбе?
Полина Андреевна отправилась на свою половину, попросив Марию Францевну сопровождать её, и час спустя они обе явились в часовню нарядные, собранные и без тени улыбок на губах. Примерно такие же выражения лиц были и у ожидавших их гостей. Один только батюшка умильно улыбался, видя пред собой молодую деву в пене кружев и с венком маргариток, что были ещё белее, чем локоны, на которых они покоились. Полупрозрачный покров укутывал теперь невесту, и она как будто таяла в тумане, совсем как вчера, на болоте. Подошло назначенное время, прошёл час, потом и другой. Жениха не было. Первым стал выказывать признаки нетерпения святой отец. Ему объяснили, что жених уехал по велению лиц, вызов коих откладывать не принято, и что велел ждать его до полуночи.
– Но, как же так, господа? – недоумевал батюшка. – Меня никто не предупредил заранее. Я всегда всё планирую, отдых, дорогу. Я никогда, например, не назначаю следующую свадьбу через день. Нет, господа. Всё должно быть степенно, без суеты. Первый день свадьба, обильная трапеза, гости. На другой день – отдохновение и восхваление молодых, застолье, речи. И уж потом только – снова в путь.
– Ну, так и не будем суетиться, батюшка? – Корделаки пытался сохранять остатки спокойствия, хотя напряжённое ожидание и страх, что всё сорвется, действовали и на него.
– Но как томительны часы неизвестности, сын мой! – святой отец утёр лоб от испарины. – Это испытание, к которому я вовсе не был готов нынче. Эх, святая воля Твоя!
– Я думаю, что барон не будет на нас в обиде, если мы продолжим ожидать его не в часовне, а за столом? – как бы ко всем сразу обратился граф, но батюшка первым увидел в нём своего спасителя и энергично закивал в знак согласия, не возражал и Пендоцкий. – Свадебную трапезу мы, конечно, не тронем, но, отец Амвросий, как вы отнесётесь к легким вину и закускам?
Он увёл расплывшегося в благодарной улыбке батюшку, и вслед за ними все остальные покинули замковую часовню. Наступил вечер. Барон не возвращался. За ужином невеста уже откровенно нервничала, часто выбегала из-за стола, металась по комнатам, подбегала к окнам.
– Ах, как страдает, голубка! – сочувствовал батюшка, накладывая себе ещё зайчатинки. – У жениха совсем нет сердца.
– Пить! Боже мой, как я хочу пить! – взмолилась Салтыкова, когда её в очередной раз уговорили присесть со всеми за стол. Корделаки налил ей вина, она лишь попробовала и поморщилась. – Как вы пьёте его целыми бокалами? Наверно, к этому нужно иметь привычку! – Она нервозно рассмеялась, и граф предложил ей воды. Полина Андреевна сделала несколько больших глотков, поставила бокал на скатерть и сказала: – Вы знаете, граф, мне очень хочется пить, – улыбнулась и встала из-за стола.
Корделаки, явно чувствуя что-то неладное, переглянулся с Туреевой.
– Хотите, я поиграю вам? – спросила та у собравшихся, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Да! Да, дорогая баронесса! – корнет, как бывало прежде, восторженно зааплодировал баронессе. – Просим!
– Боже мой, корнет! – в голосе баронессы прозвучало удивление. – По-моему это первая просьба, которую вы обратили ко мне с тех пор, как мы встретились после Петербурга!
– Разве? – переспросил тот.
– А вы не замечали? Я уж думала, что вы тоже на меня дуетесь за что-то.
– Я? – изумился Сергей Иванович. – А почему «тоже»? Кто-то ещё…
– Так что вам сыграть, господа? – баронесса оборвала воспоминания о прошлых обидах.
Замковые часы пробили полночь. Корнет, граф и баронесса переглянулись между собой, и на их лицах стали проступать первые робкие улыбки. Они посмотрели на невесту, но та, как будто вовсе не заметила своего освобождения.
– Полночь, – осторожно сообщила ей Туреева.
– Да-да, вы правы! – Полина Андреевна дышала теперь часто-часто, как будто в комнате было жарко. – Ждать более не имеет смысла, давайте расходится на сон, господа. Доктор, вы заночуете у меня?
– Да, душечка, если позволите, – Пендоцкий внимательно вглядывался в лицо Салтыковой. – Зачем нам с господами покидать ваш дом, если с утра мы возобновим церемонию. Велите выделить нам апартаменты. И… Мне кажется, вы не совсем хорошо себя чувствуете? Я зайду к вам перед сном. Или вы зайдите в отведённую мне комнату, я хотел бы осмотреть вас.
– Да-да, это всё можно сделать позже, – лихорадочно облизывая губы, отмахнулась от предложения Полина Андреевна. – Скажите, а у вас совсем не осталось моей фиалковой воды? Мне почему-то кажется, что ею я напилась бы сразу. А то так мучает жажда!
– Нет, я же уже говорил вам, голубушка, – развёл руками Пендоцкий. – Если только где в дорожных фляжках сохранилась?
– Дорожная фляжка! – Салтыкова расплылась в улыбке и тут же поспешила к дверям, на ходу бросив собравшимся. – Спокойной ночи, господа!
Все растерянно распрощались и разошлись по спальням. Провожая баронессу на женскую половину, Корделаки выразил ей свои опасения:
– Что-то происходит с нашей хозяйкой, вам не показалось, сударыня?
– Конечно, не заметить этого нельзя! – Мария Францевна искренне переживала за девушку, к которой уже успела сильно привязаться. – Не каждый солдат выдержит такое напряжение, как эта хрупкая девочка сегодня, граф!
– Вы думаете, просто нервный срыв? – задумчиво спросил Корделаки.
– Подождём до утра, – мудро решила баронесса. – Ну, давайте прощаться. Добрых снов! Хотя мне кажется, что я сегодня глаз не сомкну.
В этот время в конце длинного коридора скрипнула дверь, и баронесса машинально задула свечи, которые они с графом держали в руках. Они обернулись, в молчании прижались к стене и увидели белую тень, проскользнувшую в другую часть замка.
– Что это? – шёпотом спросил граф, спустя пару минут.
– Да ну вас, Корделаки! – баронесса наощупь стала продвигаться к двери своей комнаты, до которой они почти уже дошли. – С этими тайнами мы тут все с ума сойдём. Чего мы испугались? Мы же сами слышали, только что – это Полина Андреевна направляется на осмотр к своему доктору. Идите спать уже!
Граф развернулся и пошёл в сторону, куда удалился белый призрак. Он легко нашёл свою спальню, но ложиться не спешил, потому что нервное напряжение дня, оказывается, коснулось не только многострадальной невесты. Граф посмотрел в окно, но ничего не увидел там, кроме непроницаемой темноты. Тогда он снял камзол, бросил его на спинку кресла, но ложиться не стал, свечей не гасил, а зачем-то стал чистить и осматривать оружие. Сколько времени прошло за этим занятием, он не сказал бы и сам – боя часов в этой части замка слышно не было, но и намёка на рассвет тоже не наблюдалось. В дверь тихо постучались. Граф отложил саблю, взял пистолет и, подойдя к двери, спросил сквозь неё, кто пришёл.