Корделия всю ночь металась, моля о наступлении нового дня и страшась его. Струсить, убежать и потом всю жизнь презирать себя – или встретиться с ним и все выяснить, сдержать данное Прайди слово?
В тяжелом полусне она видела Стивена в мюзик-холле с девушкой в зеленом. Кто-то прошептал: "Знаете, кто это? Это Маргарет!" То ей снилось, будто дядя Прайди читает лекцию Гексли, то из забытья выплывал декламирующий стихи Брук, то уверовавший Слейни-Смит, то разуверившийся мистер Фергюсон. Сон и явь переплелись; стало трудно различать, где кончается вымысел и начинаются парадоксы самой жизни.
Утром Корделия особенно тщательно выбирала наряд. Вчера одной из причин ее бегства явилось то, что она не сняла после дороги траур. Вся в черном, она потерялась бы перед броской зеленью платья мисс Джеральд. Что бы ни было, она должна быть во всеоружии своей красоты.
По случайному совпадению, одно из привезенных ею с собой платьев также оказалось зеленым, цвета незрелого яблока, с нижней юбкой в клетку, тесным лифом и кружевами на вороте и на запястьях. Она надела к нему другую шляпку, небольшой серый ток из перьев с зеленой лентой. Дядя Прайди при виде Корделии дернул себя за бороду.
За завтраком договорились, что он отвезет Яна в зоопарк.
– Встретимся за обедом, – сказала Корделия. – К тому времени я вернусь. Так или иначе, постараюсь вернуться к часу.
Туман рассеялся. В утреннем свете Лондон показался ей совсем другим. На улицах по-прежнему было сильное движение; на тротуарах толкались прохожие; из них, по меньшей мере, четвертую часть составляли иностранцы. Не то чтобы она не привыкла к незнакомым запахам, незнакомому выговору, непривычной одежде – просто Корделия и сама чувствовала себя иностранкой.
Она немного прошлась пешком, чтобы успокоиться и взять себя в руки, а затем наняла пролетку. Лошади резко понеслись вперед, обгоняя не только пешеходов, но и омнибусы.
На широком крыльце "Королевского варьете" в этот ранний час было безлюдно. Улица выглядела довольно-таки невзрачной. В доме напротив женщина вывешивала на балконе белье для просушки. Может, театр закрыт, а Стивен находится совсем в другом месте? Она расплатилась с извозчиком. Осторожно потянула стеклянную дверь. Та мигом подалась.
Внутри было темно и тихо. Пахло сигаретным дымом, пылью и выдохшимся пивом. Вдалеке скребли пол. Корделия направилась на этот звук и подошла к неширокой лестнице.
– Прошу прощения…
Звук прекратился.
– Чего?
– Я прошу прощения. Внизу никого не было…
– Что вам угодно?
Перед ней на коленях стояла уборщица.
– Я ищу мистера Стивена Кроссли. Вы не знаете, он сейчас здесь?
– Ошиблись лестницей, сударыня. Это сразу за входной дверью – лестница слева. Вам назначено?
– Э… нет. Но я думаю, он меня примет.
– Идемте, я вас проведу, – старуха тяжело поднялась с колен, вытерла о фартук руки и одернула юбку. На Корделию пахнуло джином и карболовым мылом.
Стивен здесь! Несколько ступенек вниз. Пересечь фойе. Теперь несколько ступенек вверх. Здесь уже светлее. Стеклянная дверь. Тук-тук.
– Да?
– Леди к мистеру Кроссли.
Вышел немолодой клерк с блестящими, зачесанными набок волосами.
– Вам назначено, мисс?
– Нет. Доложите о миссис Фергюсон.
– Хорошо, мадам.
Ну вот. О Господи! Мужские голоса. Клерк пропустил вперед своего босса. Стивен!
– Корделия!
Он стоял в дверях. Чужие, незнакомые глаза потеплели, зажглись изнутри.
– Корделия, вот не ожидал!
Она вдруг совершенно успокоилась – слава Богу! – и улыбнулась.
– Вот, решила заглянуть на несколько минут.
– Я чуть не принял тебя за привидение. Правда. Входи. Ну входи же! Что ты делаешь в Лондоне? Прошло столько лет!
Он взял ее руки в свои, заглянул в глаза. Напрасно она искала в его словах и взгляде фальшь – ее не было. Да, он немного пополнел. Но все то же обаяние, а в ясных карих глазах все так же играет жизнь.
– Приехала ненадолго. Вот и решила повидаться.
– Ну разумеется. Я не простил бы тебе, если бы ты не сделала этого. Идем со мной.
Он ввел ее в свой кабинет, затворил дверь и прислонился к ней спиной.
– Ради всего святого, наконец-то ты приехала! Как хорошо! Сколько мы не виделись – пять, шесть лет? Ты не отвечала на мои письма и не вышла ко мне, когда я заехал. Я был бесконечно несчастлив!
В прошедшем времени – "был".
– Я почему-то думала, что ты вернешься в Америку.
– Я и собирался. Но потом передумал. Вот так устроен мир… – он подошел к столу. – Хочешь выпить?
– Нет, спасибо.
– Прошу тебя! Это предохраняет от простуды.
Предохраняет от простуды.
– Хорошо.
Минутное молчание. Звук сифона. Нужно что-то сказать… Стивен вернулся к столу.
– За тебя, милая, – он не забыл, что она предпочитает шерри.
Они выпили.
– Да! – произнес Стивен и вздохнул.
– Что "да"?
– Ты по-прежнему прекрасна. Гораздо красивее, чем сохранила моя память. Я думал, ты изменилась.
Корделия улыбнулась.
– Прошло всего пять лет.
– Да, но… Ладно, к чему все это? Ты не изменилась, вот что главное.
Они поговорили еще несколько минут, осторожно подбирая слова. Он спросил, как она нашла его.
– Брук с тобой?
– …Нет.
Стивен закурил сигару.
– Не могу сказать, чтобы я жалел об этом. Простая условность…
Он посмотрел на нее сквозь табачный дымок. Глаза сверкнули.
– Ты еще долго пробудешь в Лондоне?
– Завтра уезжаю.
– Мимолетный визит?
– Да.
– Может быть, задержишься?
– Нет, мне нужно ехать.
Его голос стал немного мягче.
– После того последнего визита в ваш дом я был совсем убит. Прошел все круги ада. Ревность, гнев… Я говорил себе: пусть уходит, я ее ненавижу! Уеду опять в Америку. Но это оказалось нелегко. Нельзя полюбить или разлюбить по приказу. Я долго не мог забыть тебя.
– Но потом все-таки забыл?
– Неужели на это похоже? Мне так и не удалось выбросить тебя из головы. Ты знаешь, ты единственная женщина в моей жизни, которая имеет значение.
Она поспешила увести разговор в сторону.
– Дядя Прайди теперь знаменит. Они здесь подняли такой шум, даже поговаривают о присуждении ему почетной степени какого-то университета. Стивен, хочу надеяться, что я тебе не помешала. У тебя работа. Просто мне захотелось зайти – в память о прошлом, – она сама чувствовала, что фальшивит.
Он улыбнулся – совсем как прежде.
– А почему не ради будущего?
Корделия отвернулась, но он взял ее за локоть и заставил повернуться к нему.
– Неужели ты действительно проделала такой длинный путь, чтобы завтра уехать?
– Ты хотел бы, чтобы это было не так?
– Конечно.
Они посмотрели друг другу в глаза. Как легко утонуть, раствориться в его глазах! Неожиданно Стивен наклонился, чтобы поцеловать ее.
Хорошо. Корделия подставила ему теплые, податливые губы – как тогда. Он привлек ее к себе; в нем загорелась страсть.
Она положила руки ему на плечи, и он ослабил объятие, немного отстранился от нее.
– О моя жизнь, душа моя – ты прекрасна. Я никогда не встречал никого прекраснее.
Странное чувство – словно они опять на поле боя. Холодная голова и горячее сердце. Триумф и поражение.
– Раз уж ты здесь, – сказал Стивен, – ты должна задержаться хотя бы на несколько дней.
– Мне нужно ехать.
– Это невозможно!
– Однако нужно.
Стивен впился в Корделию страстным взглядом.
– Чем ты занимался все эти годы? – спросила она. – Развелся?
– Конечно. Я же тебе говорил.
– А с тех пор?…
– О… Я много работал. И думал о тебе.
– А твоя жена?
– Вирджиния? – он слегка насупился. – С ней все в порядке. Все так же живет на Мейда-Вейл. Слушай, Корделия, ты же знаешь: она для меня ничего не значит.
– Я знаю.
Во взгляде Стивена мелькнуло удивление.
– Ну вот и хорошо. Одним препятствием меньше. Еще шерри?
Она отказалась, понимая, что ей понадобится вся выдержка, вся ясность ума.
Он плеснул себе еще. О чем он думает? Что у него на сердце?
На столе стояло зеркало, и Корделия вдруг заметила, что он наблюдает за ее отражением. Она опустила глаза. Он тоже пытался угадать, что творится у нее на душе и почему она зашла. Несмотря на физическое влечение, ожившее в Стивене и никогда не умиравшее в ней самой, они оставались чужаками, разделенными пятью годами разлуки.
– Дорогая, – проникновенно сказал Стивен, – это нужно отметить. Мне бы очень хотелось провести с тобой весь день. Но меня ждет работа. Если бы я мог бросить…
Работу?
– Нет-нет, прошу тебя, не надо. Я обещала дяде Прайди приехать к обеду. Правда, Стивен, спасибо.
Но его энтузиазм превозмог колебания.
– Ты раньше бывала в Лондоне? Отлично. Просто замечательно. Подожди, пожалуйста, я отдам кое-какие распоряжения. Это займет пять-десять минут.
Она запротестовала, хотя и не слишком энергично. То, что привело ее сюда, слишком важно, чтобы откладывать. Можно послать записку. Стивен вышел. Корделия осталась смотреть в узкое окно.
Он вернулся. Все уже улажено. Велел заложить коляску. Сегодня отличный денек – для этого времени года. До обеда они немного покатаются. Потом он повезет ее в один из лучших ресторанов. А потом… Решат, когда придет время. К сожалению, вечером он будет занят. Но до тех пор… Он не отпустит ее в Манчестер, прежде чем они не развлекутся по-королевски. Он заставил ее выпить второй бокал шерри, надел клетчатое пальто и шелковый шарф с монограммой; слуга доложил, что карета подана. Это была такая же "виктория", на какой он разъезжал в Манчестере. Вид коляски разбудил в Корделии массу горько-сладких воспоминаний.
Они поехали вдоль набережной в Челси, и он все говорил, все уговаривал. Неужели не понимал, что воспоминания таили в себе не только радость?
Его рука забралась к ней в муфту – теплая, сильная, с длинными пальцами.